Подборка стихов, участвующая в конкурсе «45-й калибр – 2017»
Россия, Ярославская область, г. Гаврилов-Ям
Когда-нибудь меня с небес взашей
из ангелов погонят с чемоданом
в ряды чертей, бомжей и алкашей -
всклокоченных, осиротелых, пьяных,
я побреду по родине ничьей,
по улицам ничьим за подаяньем.
В провинции привычный ход вещей
я узнаю по голубям вокзальным -
всё тем же, одуревшим от тоски;
по дворнику, метущему плевки;
по профилям прямоугольных зданий.
Я помню каждый тополь, каждый камень
и каждый колокольчик у реки.
И всё здесь неизменно, как всегда,
чудное постоянство поколений,
застыла Гераклитова вода:
всё тот же забулдыга в бакалейном;
рыбак всё тот же дремлет у пруда;
десятилетний старец жаждет знаний,
штудирует Платона у доски;
сквозь лупу наблюдает мирозданье
учёный, потирающий виски.
И только я - несвычный, пришлый, странный.
Но лучше мне исчезнуть с чемоданом,
чем бестолку в раю бренчать на лире
среди таких же братьев во плоти.
Схожу с ума на ангельской квартире,
держу стихотворения в горсти
и Бога умоляю: "отпусти
на все четыре.."
Поздний снег дорожит февралём так, как я - тобой,
что-то непоправимое чудится снегирю.
Замерзает наш город, прижавшись к трубе трубой,
фонарём к фонарю.
Мне достать бы бесценных минут, чей синоним - ты,
распихать по карманам, по ящичкам рассовать
и учиться быть неразличимой у темноты,
а у тайны - молчать.
Замереть, словно тать, затаившийся после краж,
и на счастье смотреть, и бояться его сморгнуть.
Только жаль - бесконечности нет, вот и город наш
отгоняет весну,
но бежит серафим*, ни секунды не дав взаймы.
Тонок лёд на реке, с треском рвётся её киста,
улетает снегирь, и, почуяв болезнь зимы,
снег шагает с моста.
_____
огненный серафим = солнце
Д. Л.
Будь по-твоему: "мама, купи собаку"
не познать мне. И время бездетно тоже:
ни судьбы, ни пристанища - только знаки,
как дворняги голодные, душу гложут.
Нынче буквы взрослее Иерихона,
чуть забудешься - охаешь на латыни.
Припадаешь к безбожнику: "Ессе homo!",
обнимаешь колени своей святыни,
чтобы после каликой идти по миру,
удивляясь свободе, как осуждённый -
высшей мере. Ответь же, Святый Димитрий*,
как вмещается Слово в твои ладони?
Нынче буквы увесистей монолитов,
пригибают к земле и сутулят спину.
Я таскаю к иконе твоей молитвы,
но боюсь, что на церковь не хватит глины.
Будь по-твоему, делай со мной, что хочешь,
высекай на душе моей голос Божий.
Убаюкаю прошлое, словно дочку,
и пойду - дура дурой - по бездорожью.
____
*Дмитрий Солунский.
Без десяти столетий новый бог
из римского подвала Палестины
выходит, спотыкаясь о порог.
Чужой народ ложится подле ног,
целует руки дева-магдалина -
пока ещё распутна и грешна,
а дом её - оплёван и обруган.
Господь идёт, но поступь не слышна,
идут за ним апостолы, мошна
великой новой церкви и хоругви.
И никому нет дела до того,
что с ними обнуляется эпоха,
и что потом Святейшества Его
состряпали из веры сотню войн,
и оживали чудища у Босха,
и вскрыт алтарь, и ризница пуста,
и праотцы безмолвны и бесплодны...
Мария, если б не было Христа,
какие пропадали бы места:
Вифания, Голгофа, Гроб Господень,
и чёрт-те что творилось бы с землёй,
где не сплелась Иудина верёвка.
Полковники ушли бы на покой,
и жив Константинопольский герой,
и ты, Мари, и ты - работорговка.
Мене, мене, текел, фарес
(Дан. 5:26-28)
Два часа как площадь тиха, глуха,
сон украл последнего петуха,
там куриный бог ему сыплет семя.
Из кувшина идола бьёт фонтан -
не вино, вода. Виноградарь пьян,
он в который раз пропивает время.
Истукан стоит. Человек спрямлён.
Человек, стоявший за Вавилон.
Вавилон, чьё время пил виноградарь.
Человек сухой, как его лоза,
и суха слюна, и суха слеза.
Истукан стоял. Человек не падал.
Пировал и здравствовал Валтасар.
Полногруды девки твои, Иштар,
и кратеры целы, и кубки полны.
От кратеров звон - чужеземный звон,
и бежал за Зевсом вослед Тифон
или это Зевс настигал Тифона.
Пять часов как площадь молчит, горда.
Истукан стоит, но бежит вода.
Человек, привязанный к истукану
просит пить вина, только нет вина.
Виноградарь мёртв, а Иштар пьяна,
царь царей заснул и вовек не встанет.
Семь часов как площадь темна, черна,
и петух доклёвывал семена.
Истукан стоял. Человек смеялся.
Человек, стоявший за весь народ,
хохотал, но только кривился рот:
"Мене, мене, текел, упа'рсин".
Перейти к странице конкурса «45-й калибр – 2017»