Сергей Востриков

Не ты это начал,

И выбрал всё это не ты,

И поздно менять

Бескозырные эти расклады,

Но плавится небо

В лучах самой верной звезды,

А значит, стоять

И стоять до вечерней прохлады.

Не ты это начал,

И кончится всё не тобой,

А значит, стоять,

Дожидаясь пришествия смены.

Мол, хочешь - не хочешь,

Ты этой земли часовой,

Как дом на юру

Или этот вот колос ячменный.

Не ты это начал.

Но если нет смены пока,

То надо стоять

И в безлунную стылую полночь.

Колосья уложит

Незримая чья-то рука,

Но может быть ты

И успеешь к кому-то на помощь.

Ощущенье весла в заскорузлой сведенной руке

Да предчувствие света вдали, вот и вся недолга.

Я на жалкой лодчонке сную по великой реке,

Как стежками сшивая разорванные берега.

Ощущенье того, что живу эту жизнь не с нуля.

Вот и искорки света на волнах привычно рябят.

Это было уже: приходилась мне домом Земля.

И тогда, и теперь изменить можно только себя.

Изменить можно только себе, и иначе - никак.

Остальное лишь следствие внутренних дрязг и тревог.

Я мечусь по реке, ошалевший от света чудак,

И с улыбкой за мной наблюдает неведомый Бог.

Седьмую ночь артхаусные сны.

Нет нарратива - кадры, пятна, вспышки.

Сквозное ощущение одышки

И запах свежеспиленной сосны.

Обломки мачт и волн далёкий гул

Слепому режиссёру на потребу.

На фоне равноденственного неба

Лишь одинокий колченогий стул.

Вокруг него в мерцании цветном

В движении неровном и латентном

Размытость лиц на мебиусной ленте.

И я борюсь, борюсь во сне со сном.

Попытки рассмотреть границы лиц

Приводят лишь в объятия тумана,

Где персонажей со второго плана

Выхватывает магниевый блиц.

Фотограф пьян, эмоции мертвы,

На фото постановочное счастье.

Но удается вычленить ненастье

Сквозь паттерны редеющей листвы.

День катится к исходу октября,

снуют ветра холодными ужами.

На рынках хлопотливые южане

торгуют всем - от дынь до имбиря.

Имбирь с лимоном - спутники хандры

и аванпост редутов от простуды.

А на дорожке - палых листьев груды,

и небеса прозрачны и мудры.

На пару с ветром ворошим листву:

его порыв - мой взмах метлы вдогонку.

Лишь детский смех неутомимо звонко

осеннему перечит естеству,

звенит капелью, просит разрешить

порыву ветра сбить с пути сороку.

Ей не успеть к назначенному сроку,

и мне совсем не хочется спешить.

Пока моя седела голова,

Я шел через иллюзии и битвы,

Чтоб научиться складывать слова

В неясное подобие молитвы.

Слова толпились, не держали строй,

Я их ровнял то рифмой, то размером.

Приставок гомон, окончаний рой

И суффиксов безумные химеры -

Всё есть игра. В корнях искал я суть,

Вязать старался туже с каждым слогом.

И превращалась в амальгаму ртуть,

И отражалась жизнь в ней понемногу.

Всё чаще проступали сквозь туман

Картины мира, логики начала.

И голову кружил самообман,

Что вот уже молитва зазвучала.

Но каждый раз себя ловил на том,

Что сложностью плетения узора

Гоню я мысли тягловым скотом

И балансирую на грани вздора.

А лёгкость, простота и глубина

Даются трудно, далеко не сразу.

Ах, как же сладко вторит им струна

Неслышная, невидимая глазу...

Но сколько ни тверди себе: "Халва",

У результата привкус горьковатый -

Я научился складывать слова,

Теперь бы разобраться с адресатом.

...................................................................

Вновь чётки дней в раздумье теребя,

Стихотворю не славе на потребу.

Пишу стихи, чтоб выплеснуть себя,

И раз за разом адресую небу.