Анастасия Исакова

(гонимым поэтам)

Сеяли кости - и собираем кости.

Это не постриг, это великий постих:

в каждой святой закорючке - хвала и сила

рифмами всклочена, рифмами голосила.

Так бы и взять у прохладной речной каймы

мудрость великую, мудрость её - взаймы.

- Мамка, а мамка? - и тянутся за подолом...

Взять бы взаймы у весенних лугов и долов

мудрость познания, мудрость живой травы!

Сабли молчанием рубят меня кривым -

спят подземельно да в россыпи мятых гильз,

и в маете оступается сердце - не зрю ни зги.

Сеяли плахи - и собираем плахи.

Чрево земли перевёрнуто, перепахано -

мудрости вам у червей земляных просить ли?

За не-молчание прокляли, не простили

каждого пятого, каждого не-немого,

каждого, кто спотыкался в сердцах о слово.

Не затыкается рот - потом сóлен и хлебороден.

И вот поэтому он - неугоден,

и вот поэтому он - непригоден,

и вот поэтому в клетку особую выделен -

всё потому, что он чересчур невыгоден.

И повивальными стеблями лебеды

тянутся смерти,

семиступенно молчат лады.

Сеяли слово - и собираем слово.

В каждую душу нетопыри да совы

жёлтыми фарами глаз любопытных светят.

Так и живут немудреные ваши дети.

Взять бы травы, взять бы глины... Да немы - мы.

Взять бы у вас ваши души -

взаймы.

Будут дни, будут сны на уютном плато Домашнем,

бури взвесью песчаной пойдут щекотать стекло.

Скособочится остов ракеты - треногой башни,

и навечно застынет земной-неземной поклон.

Но сегодня, сейчас ночь слезливо глядит сквозь тучи,

держит цепко в ячейках оплавленных проводов

и вихрением атомов, ядерностью могучей

проповедует смерть и бессмысленную любовь.

Только грёзы о детстве забыть не позволят, может,

мятный выдох озона и дедов большой картуз,

Яшку серого в яблоках - шустрый, хотя стреножен,

бабкин квас на бруснике, ириску "Кис-Кис" во рту.

За окном - пустота. Дверь открою и... космос грянет!

Оглушит, огорошит вибрацией чёрных дыр;

о последней заре возвестит роковой румянец,

угасая над миром, оставшимся вне игры.

Эй, потомки! Живые? В бессмысленной круговерти

не молчите, не верьте! История - грубый фарс.

Оставайся с богами, планета любви и смерти!

Здравствуй, гостеприимный безбожный далёкий М... (текст повреждён огнём)

Толпой озверелой в отверстие ринулись,
как в лаз потаённый - на облака.
Маячут грудками снегириными -
облитые солнцем издалека.
Один или два решительных выстрела:
"Ну же!" и следом "Пошёл-пошёл!"
А ты не ринулся, взял да и выстоял
и в бездну щуришься, как монгол.
И кто-то в спину толкает возгласом
или рукой - разобрать невмочь.
Весь становишься дыбом - не только волосы!
И держишь ладонями потолоч-
ной обивки шершавый студень -
ладони, кажется, не твои.
Воздух вдоху противится. "Дурень!" 
Пинок! И проваливаешься в слои:
холодный... острый... перцово-жгучий...
До дна - километры, но рядом дно.
Кольцо сжимаешь на всякий случай,
хотя забываешь, зачем оно.
И ты летишь в атмосфере к чёрту,
и небо цепляет обрывок  крыла,
и август судорогой перечеркнут -
смотри, по облаку рябь пошла.
На пике фобии обоюдной
ты понимаешь - она не смогла:
твоя высота в этот день не-судный
тебя от себя самоей отрекла.
Она не смирилась с твоим полётом,
сбивая дыхание, стропы и спесь.
Ты рушишься вниз, обмерзаясь потом,
ты был слишком много, да вышел весь.
Но злоба такая хватает горло,
и вдруг понимаешь, что черта с два!
И фобия как-то бочком истерлась,
как ластик о будничные слова.
Плевать на законы ньютонов всяких, 
прибитых яблоками по башкам.
Твоя паническая атака 
не стоит неба - ни полвершка.
Все будет завтра: и смех, и гордость, 
и даже слезы - мать их ити.
Вон, титры пошли за финал-аккордом.
Ну, а пока же... лети... лети!

Старенький домик, крошечный пруд у крыльца,

окна моргают ставнями, ветер резвится.

Пёстрые листья крутит на солнечных спицах

вечер, уставший в стёклах и каплях мерцать.

Яблони дремлют, сонной истомы полны,

держат в ладонях золото розовых слитков,

облокотясь на просевший забор у калитки,

ждут восхождения спелой осенней луны.

В сумерках свежих вздрогнет дождём тишина,

мыши проснутся, и по скучающей крыше

радостно-звонкий стук, улыбнувшись, услышу -

Яблоки падают.

Падает следом луна...

(к дочери Агате)

Тонкие веточки - пальчики хрупкие

чертят по воздуху линии плавные.

Сказочки добрые, песенки глупые -

это, наверное, самое главное?

Листики мягкие - косы пушистые

то завитками, то прядками славными.

В лужах купается солнце лучистое -

это, наверное, самое главное?

Бархат берёзовый - щёчки да плечики,

росы-глаза да ресницы лукавые.

Искренним треском - словечки-кузнечики -

это, наверное, самое главное?

Дёгтем и соком залечены горести,

во поле чистом не гнёшься, упрямая.

Нет в тебе злобы, гордыни и подлости.

Это, наверное, самое главное.