Лев Неизвестный

Люлька кресла
убаюкивает тебя днем,
а ночью
ты , чуть покачиваясь, и шаркая,
подходишь к окну,
чтобы улыбнуться луне.

Твоё солнце сегодня вставало тяжело.
Взгляд - белёсое небо в шрамах проводов.
Светится и болит. Светится, как медаль
на твоём старом пиджаке.
Руки дремлют на коленях,
но пальцы с пергаментной кожей
вздрагивают,
словно крылышки стрекозы.

Моё сердце щелкает затвором фотоаппарата.

1995
© Лев Неизвестный

Домик-развалюшка,
Дикий клевер в поле,
Пыльная тропинка скачет вдоль реки.
За рекой, в церквушке -  колокол-кукушка.
На земле - раздолье.
В небе - васильки.

По краям обрыва
Рыжею лисицей
До воды струится шелковый песок,
А река игриво, серебристой птицей
Улетает – тает в глубине высот.

Там большая рыба
Плещется , сверкая,
Там всегда рыбачит мальчик-мужичок:
Удочка изгибом, на крючочке-дыбе
Криво умирает красный червячок.

А под камнем древним
Дремлет рак, наверно.
Вереницей вербы гонят ветер прочь.
Сердце бьется мерно на заре вечерней,
Время водомеркой ускользает в ночь....

2007
© Лев Неизвестный

День Победы

Та победа была
слёзней самых великих побед.

Радость в горле застряла комком. И в груди встало сердце
в ту секунду, когда
мой, безусый по-юному, дед,
исхудавший на фронте, с глазами, как небо Освенцима,

услыхал Левитана – о том, что захвачен Рейхстаг,
что война на исходе, ( и Пашка погиб не напрасно!),
что под небом Берлина - как кровь разливается флаг
красный – всюду - струящийся – красный.

И как будто бы тысячи глоток
хотели кричать
его сердцем и голосом: - Господи боже, спасибо! -
и он чувствовал пульсом своим
души однополчан -
их великую
 смертную,
 горькую,
 гордую
 силу;
и ту кровь, что в Берлине,
                              струясь в небесах,
отражалась в земле
и темнела,
и делалась ржавой...

И всё жгла,
и сжигала глаза за слезою слеза,
что, прорвав оборону ресниц, по щеке побежала…


04. 05. 2015

© Лев Неизвестный

Он не делал из жизни своей мирового шедевра.
Просто жил, да ходил на работу дорогою нервной.
Но от взгляда его распрямлялись прохожие стервы,
Просветлялись лицом. Превращались в прекрасных царевен.

Отчего-то слетались к нему все окрестные птицы.
А в дому поселились сверчки, стрекотали ночами.
Он включал телевизор, а там - президентские лица
Начинали светиться, и счастья лучи источали.

Он был маленький очень, по-чеховски, тих и невзрачен,
Но супруга считала союз их великой удачей.
Подрастала семья, народились в ней:  мальчик и ...мальчик.
И дарила земля урожай небывалый на даче.

Все черед-чередом: он состарился, умер, легко так,
Говорят, перед смертью смеялся почти до икоты.
Так и помер, с улыбкой.  И смерть, что пришла мрачным готом,
Улыбаясь, несла его к светлым барочным воротам.

На могилу его прилетали окрестные птицы,
Вырастали цветы по весне, хоть никто не сажал их.
В этом нет волшебства. Просто он умудрился влюбиться
В этот мир навсегда. И к себе не испытывал жалость.

Она приходит, приносит чай,
Булку и молоко.
Этот дом для нее - на час.
Этот дом для тебя – ком:
Ты закатана в банку
С его сервантами,
Книгами,
Сундуком.

Тебе - девяносто,
А, может быть, даже больше.
Твой Алеша
Там, на погосте, в Польше -
В 45-ом – радостном и проклятом
Ясенем вырос в чьем-то чужом двору...
В сундуке – медали за доблестный труд,
Два отреза на платье, фланель на пеленки,
На отца затертая похоронка,
Да барахла по самую кромку.

В темноте сундук будто гроб или труп,
И покрыт полинялой клеенкой.

Она приходит – милая девочка из собеса.
Глаза с заоблачной синевой.
Нежное личико принцессы.
Ты вспоминаешь себя такой…
Вы похожи – в душе очень мало веса
И сияние над головой…
Но она в смартфоне читает вести,
А тебе мечтается – в ноги крест бы,
Да молитву за упокой…

© Лев Неизвестный