Ольга Бут

В этом городе кто-то родился и жил,
после - умер, а может уехал в другой.
Там учился, работал и рвался из жил,
после – умер (ну, коль не вернулся домой).

Круговерть перекрестков, скопление душ,
многословье язычное, скудость умов…
Каждый первый - мужчина, объевшийся груш,
впрочем, как по статистике, каждый второй.

В этом городе верят, надеются, ждут
килограммы и – метры почтенных матрон.
На руке, выше сердца, пульсирует жгут,
на часах - ухмыляется старый Харон.

И уже не ютятся клубком Инь и Янь –
каждый сам по себе в телефоне висит.
Наш мирок развалился на «ты» и на «я» -
ты не мой, а я больше не твой паразит.

В этом городе прошлое ворохом лет
словно макулатура на школьном дворе.
От меня не останется в будущем след,
впрочем, может кому-то икнется по мне…

Чайка по имени Джонатан Ливингстон
Лихо вычерчивает белые виражи,
Пишет для бога в небе вопрос простой:
А для чего нужна она, эта жизнь?

Воздух слоится тучами атмосфер,
Чайки кружатся, не замечая скал,
Плачет стихами-песнями менестрель,
Пряча в шарфе рыдания злой оскал.

Жизнь равнобедренна, если ее вертеть
С разных сторон. От ее вершин,
Тысячи чаек спешат, чтоб увидеть свет,
Но долетает Джонатан лишь один.

Трудно терять, но много сложней иметь
То, что дороже самых безумных драм.
Жизнь расставляет благоразумья сеть.
Вроде защита, на самом деле –
капкан…

Осень. Небо упало  заживо  -
прямо  под ноги
и, заметая след,
превратились созвездья  в  крошево
с пряным запахом бурой листвы.
Сосед
по планете,
в оранжевом рубище дворника -
"Эймужик!"
За полтинник обломки те, скоренько,
вжик-да-вжик,-
соберет в кучу грязного золота
и золы.
Понимая, что прахом и порохом - 
все равны.

Подметая кудлатым веником
ценный лом,
он подумает: "Им, богатеньким -
поделом!"
На таджикском, родном, подумает 
языке.
И затянет грустно так:
"Ай-секе-е-е..."
 
И пойдет с ухмылкой юродивой
По воде…
Где теперь твоя родина?
Где?
 

Город «давит на массу». Город сегодня пьяный,
Утром с похмелья квасу выплеснет на бульвары
В виде привычной грязи, слякотной и промозглой.
Кто-то весну сглазил: после тепла - морозы.

Город, очнувшись рано (короток сон похмельный)
Вынырнет из нирваны. И ароматом кофейным
С нотою кардамона заполонит скверы,
Пряча запах помоек, как изо рта - скверны.

Город начнет движенье - утреннюю пробежку,
Гаркнет для настроенья, спрячет в глазах усмешку.
И потекут по венам реки автомобилей.
Город не держит пленных, предпочитая сильных

Духом, душой и плотью, сиречь сверхчеловеков.
(В горле торчат костью нищие и калеки.)
Я – не герой, город,  просто твой обыватель.
Штампом прописки гордый, деньго- жрачный старатель…

Этот мир мне перпендикулярен,
он насквозь пронизан ожиданьем.
Через кожу непрерывно тянет
нити Норна. Чёртово вязанье! 

В каждом взгляде пуделя соседки
узнаванье, даже панибратство.
Вероятно,  сущность  общих предков –
создавать привязанности рабство…

Желтый глаз моргает неустанно –
Нервный тик дорожного светила.
Перекрестки разделяют страны,
Создавая нам ориентиры.

Может, я кому-то  параллелен,
словно рельсы на путях трамвайных:
добровольно ль встану на колени
или в спешке,  кто толкнет случайно -

только мир не содрогнется в плаче
обо мне.  Открыв свои порталы,
отфуболит с первой передачи
прямиком в иные ареалы.