Михаил Тенников

…привет, дружок. Я пью вино в местах где Шли-

ман рыл песок, и преуспел. Ты знаешь, ко-

рабли твоей мечты давно уже ушли

за семь морей… А это – очень далеко.

В мир средиземных бальзамических приправ

себя впустив, вдруг обнаруживаю – жив!

Скажи теперь, что ты права, что я не прав,

что миг лишен короткой радости, скажи!

Кругом суглинок, терракоты черепки,

здесь любят пир, а мясо пробуют с ножа.

Земля здесь пахнет руслом высохшей реки –

реки времен, прости мой пафос, госпожа!

Что было прежде - недокормленный костер,

все наше «помнишь?» - превращается в «забудь»,

и были Боги… Впрочем, твой язык остер,

Так, обрати его еще к кому-нибудь!

С тобой исчез и вулканический посыл,

и театральная изысканность интриг,

и даже смерть… Щебечут райские часы,

а в море – парус. Да им несть числа, смотри!

Кому отверстые пещеры пропоют

сакральным раструбом немыслимое "до" –

мне неизвестно. Но я проклял наш уют

по возвращенью в инкубатор городов.

Тут нет косцов для позолоченной травы,

и вряд ли потом напитался перегной;

иная соль. Иное действие, увы.

Иное время, проистекшее со мной.

Век пахнет атомом, у вечности же цвет

и запах музыки. Попробуй, докажи

пропажу радости, избыток в синеве

сырого йода. Понимаешь – это жизнь!

Я не забыл тебя. В покое, в суете –

я помню все. Я не пропал по мелочам.

И – славлю память, да простят меня все те,

о ком, любя и ненавидя – промолчал.

…четырнадцать сов и шестнадцать чужих богинь;

на влажном песчанике - след от босой ноги, 

как слепок моллюска. Глядит на зарю Лука

и звёзды следят за поклёвками кадыка.

Лука неподвижен. Он шепчет, слезу тая: 

когда бы не жатва, когда бы не речь Твоя -

лечил рыбарей бы, да жён, да горластых чад…

Но подвиг иной уготовил Ты для врача.

…в низине, на ветви, в плену молодых лучей

висел ученик, из любимейших, - казначей.

Тянул богачу потроха, свежевал пяту

внимательный сокол, а рядом - кричал петух.

Воистину - камень, заброшенный позже в Рим

шипел на рассвете слезой - угловат, незрим;

шипели слова, испаряясь что дождь скупой.

И мир отворялся бегущей к горе тропой…

…блестела Афина, мерцала впотьмах сова;

два лика монеты - одна на века молва,

два мужа, два сына, к суду - две больных души, -

один только трепет - как Он их судьбу решит.

…земля благодарна, корми её. Все дела - 

изрёк кровопийца, которого смерть ждала;

но дальше участка неведомо - кто важней

Паллады немой, да совы в обороте к ней…

…я не узнал его в рыхлой ночи́ сперва;

форму фигуры привычно делил на два

собственных имени. Впрочем, кому какой

толк от имён на скрещенье прямых рукой...?

Он поднимается в гору без счёту лет

и растворяется в свете – там, на скале,

где даже птица не пробует вить гнезда.

В час, когда ветер лют и не горит звезда

он зажигает свою, указуя кров

местоблюстителям чуда, ловцам даров,

бледного льна собирателям и ткачам.

…море гремело внизу. Человек молчал.

Мне показалось – звенели его шаги;

в тянущей мгле, где уже ничего, ни зги,

где и ключи и печати на все пути, –

он поднимается в гору. Чтобы спасти.

…у выжженной реки – в полыни берега,

и как не нареки – всё слышится – пурга.

Что порезь, что стилет остра её слюда;

ей не хватает «нет». Ей нужно – «никогда».

Червеобразный нерв в кромешной глубине –

восторженность и гнев дрожат в его струне.

В безгласной глубине не дёрнется карась,

и теплится извне убогое – вчерась…

Сырою шерстью – в лёд, поддёвкою сырой – 

удвой поток, полёт… А, может быть – утрой!

Вода её крепка, её вода – жнивьё,

и тянется рука, чтоб зачерпнуть её.

У света на краю – и звёзд наперечёт;

и нам гореть в раю пока она – течёт…

                                          Г. Г.

…предвосхищая молнии провал,

посыпал ливень дробью затяжною;

глухой раскат во тьме торжествовал

над лопнувшей, как кожа – тишиною.

поросший лишаями за́ сто лет –

скучал гранит на синей вязкой глине, 

и вспыхивал будильник на столе,

и был заложен шёлком Старший Плиний.

в кошачьем мраке выверенный шаг

опознавался скрипом половицы, –

когда змеиный след карандаша

уже, казалось – не возобновится.

порожний гнев на низость потолка

был гению – знакомо неминуем.

тем самым, над пятою – каблука

бесстыжую победу знаменуя…