Людмила Макеенко

Здесь лень лелеет августовский полдень

В оставленном на солнце гамаке.

Бездумно, беззаботно, налегке

Воскресный путь до середины пройден.

Качаешь на руках былое бремя,

Глаза прикроешь — векам горячо,

Покажется: не кончилось ещё 

Счастливое таинственное время.

С надеждой смотришь на нежданный дар свой:

Младенец, приспособившись к соску,

По капле цедит мамину тоску

И превращает в сладкое лекарство.

Преодолеешь боль, вдовство, мастит...

Заросшие буреющие грядки.

И каплей крови в этом беспорядке

Последняя клубничина висит.

Был зимний день на обещанья скуп

и неказист — как вещь из переделки.

Январь варил из снежных хлопьев суп

и наполнял антенные тарелки.

Стоял шлагбаум с протянутой рукой

у старой заводской одноколейки,

прислушивался к жизни городской

и предлагал рекламные наклейки.

Сочился свет сквозь дымчатый плафон

смурного неба, удручая лица

прохожих, не умеющих строфой

своих печалей с ближним поделиться.

Стрекочут суетливые стрекозы,

сливаются с сентябрьской синевой.

Хлопочет шмель, ударившийся оземь,

последний день отсчитывая свой.

Лежать в траве, вполуха слышать шелест

ужа, ежа и мышки полевой.

Прикрыть глаза, но в узенькие щели

смотреть на солнца яркий поплавок,

следить за тем, как он, перемещаясь,

слегка дрожа, взбивает облака,

и понимать, что ты - всему начало

и свет, и соль, и времени река.

Вот так бы век - спиной врастая в почву -

Лежать и просто сосуществовать,

и Слово длить до звёздных многоточий,

осознавая, что всегда жива.

Mors immortālis

Я помню, уходил последний день в распластанный закат кровоточащий. Казалось, небосклон слегка задень — в воронку раны вмиг тебя утащит.

Потом был сон: сплошная темнота — ни времени, ни звука, ни опоры,

ни страха, ни желания летать... Лишь осознание: проснусь теперь нескоро.

Я помню: воспалённая весна, прокашлявшись старательно вороной,

опять меня пробудит ото сна тюльпанов колокольным перезвоном.

В который раз очнётся старый мир в чужой и чуждой новой оболочке. Последний шанс поманит — на, возьми! — не признавая чёрной жирной точки. Сомнамбулой пойду на птичий зов, закрыв глаза, боясь увидеть правду, и не расслышу детский голосок, беспомощно прошелестевший рядом.

Я помню затяжной бесцветный сплин.

Цыганский дождь снимает с почвы порчу.

Но почерк молний, пляшущих вдали,

для смертных, как и прежде, неразборчив.

Я помню... что не помню ничего

того, что было, и того, что будет.

Лишь вечности

нечаянный зевок

меж выдохов

и вдохов

полной

грудью.

(...)самой долгой и деятельной жизни хватает лишь на то, чтобы научиться жить – в самом конце!

Габриэль Гарсиа Маркес, Осень патриарха

Молчание - золото. 

Пословица

Бесплодно ожидание конца,

Который не становится началом.

Себе - в который раз - пообещала

Пройти весь путь и смерть не отрицать.

Никак не разродятся облака -

Раздались и который день на сносях.

Перетекает август плавно в осень,

Но с летом не прощается пока.

Вдоль улицы, прижавшись к мостовой,

В оградках чахнут жертвенно каштаны -

Им корни подрезают, беспрестанно

Чиня трубопровод едва живой.

Горбатится залатанный асфальт,

И я горбачусь, свой мирок латая:

Была когда-то нитка золотая,

Теперь - суровый крашеный сизаль.

Рвань выкрасить и выбросить невмочь,

Обноски обостряют аллергию.

Прикупят что-то новое другие,

Лишь мне в своём блажить и день, и ночь.

Чудачество окажется родным,

А логика изменит плюс на минус -

Я к истине нисколько не продвинусь,

Когда иные доводы годны.

И бред - не бред, и значимость пуста -

Она не сокращает пропасть между

Тобой и тем, кто доносить одежду

Твою не согласится никогда.

...Каштаны неприкрытые стоят,

Сжигает дворник осени облатки,

Прохожие шагают без оглядки,

У каждого - история своя...

Вдруг мысли оголятся, как стволы

И ветви перед холодом грядущим,

Когда поймёшь: последний шанс упущен - 

Нельзя построить замок из золы.

А по кругам воздушных эстакад,

Вне выметенных чисто территорий,

Всё к чёрту посылая априори,

Безудержно несётся листопад.