Владимир Узланер[вне конкурса]

В кепке кожаной, с бородой,
Между первой родиной и второй
Ты стоишь на загривке сгоревшего дня,
Моё дальнее, такое близкое 'Я'.

Из экспериментальной страны дураков
На маленький плот в океане врагов -
Приехал, на корточки, не кряхтя присев,
Где Неве-Яков* срастается с Пизгат-Зеев*.

Скоропостижно закончив ульпан**,
Не пан ещё, чувствуешь, но уже не пропал.
Наблюдаешь такой непонятный гортанный народ,
В первый бесснежный безъельный твой Новый Год.

И сомнения первые: да приехал ли ты к своим?
В этот - больше самого Израиля, Ершалаим?
Где громче базарных торговцев по утрам кричит муэдзин,
Где пересеклись дороги миллионов евреев, а ты тут, по сути - один.

И понимаешь, что отказывают тормоза,
И ты - как раз полжизни тому назад,
Устремляешься безрассудно вперёд -
Какие мосты?! Какой там брод?!

...
И тебе невдомёк, что ты - в середине строки,
В середине жизни, и они не так уж будут плохи -
Твои будущие, пока лишь наполовину прожитые... стихи.

Иерусалим, Израиль 1989 - Кингстон, Канада 2018

* Новостройки Иерусалима
** школа по изучению языка Иврит

Я страшнее не видел врага,
Что крадёт наши дни и моменты.
Всё стремительней Лета-река,
Всё прожорливей барыня-Лента.

В ней уносит друзей и родных,
В ней уносится век мой двадцатый,
Всех Великих просравшей страны
Жрёт ушедшие лица и даты.

Словно танк давит всё на пути.
Гусеничный не слышите скрежет?
Если вовремя не отойти -
Лента слязгает, слямзит и срежет.

Шестерёнки у мира скрипят,
На конвейер поставлено... время.
И крадётся оно у тебя,
И дымится от прений и трений.

Вот бы выключить дьявольский бег!
Кто хлебнул новостного эфира
Пробудится от бреда и бед,
Нас с тобой позовёт на обед,
И не спросит: "Что нового, в мире?"

20 марта 2019

Саттон Вест, Онтарио

Мне во снах мерещатся города-дожди,
Серебристо-капельные - призраки, почти.

Там в одном из двориков, ключиком звеня,
Ожидает женщина юношу-меня.

Не уйти за ливнями в мокрый горизонт,
Чтобы к ней пристроиться под промокший зонт.

Льёт по водосточинам с акварельных крыш.
Дверь в судьбу иную мне больше не открыть.

Ну, а, может, города, больше просто нет?
Ни в какой галактике, ни в какой стране,

Где, в других реалиях, прямо под дождём,
Знаю - эта женщина полстолетья ждёт.

Всё бледнее контуры, не видать уже
За холстом расплывшимся брошенный сюжет.

Захлебнулись улицы и плывут вдали
Кем-то позабытые города-дожди.

20 ноября 2018

Я уже примеряю пустынные улицы,
Без меня...
Кто там поливает лимоном устрицы?
Нет, не я.

Я уже примеряю чужое звучание песен моих.
И каким он станет, мой осиротевший стих?
Кто по аллеям в парках, будет ходить на посту,
Где ветер, ко мне протянув ручища, почувствует... пустоту.

...
И музыку Моцарта ли, Паганини
Не найдёт мой внимательный слух,
Потому что уже буду с ними,
А  не потому что глух.

И звуки, словно пожав плечами,
Помчатся искать неведомых других,
Но их встретит, прибитый, как Христос, к причалу,
Обожаемый тобою стих.

Нет, я постараюсь быть где-то рядом.
До конца я всё-таки не уйду.
Останусь отпечатками взглядов,
На эту странную суету.

И посреди расширяющейся комнаты,
Слушая мой голос холодного ночного огня,
Распахнув глаза свои огромные,
Ты почувствуешь вновь меня.

Кингстон, Онтарио

Август 2018

Что тебе снится, полуночный Старый Арбат?
Звуки гитары – как призрачный оклик маэстро,
Окна твои – это времени полураспад,
Скоро и мне здесь не будет ни дела, ни места.

Лучик луны томной стрелкой ползёт по домам,
Мемориальные доски – шаги циферблата.
Время сочится сквозь щели, не спится и нам -
Старым солдатам страны уходящей Арбата.

Снова морозы и холод - из чёрных щелей.
Оттепель новая мнится, но не повторится,
От пастернаковских ей не спастить февралей,
Не улететь никуда, словно раненой птице.

Где твои дивные гимны, где песни твои?
Всё забывается, память стирая вчистую.
Чьи-то шаги аритмичны, и сердце - сбоит,
Утро шагает и скоро всех нас арестует.

Старый Арбат посещает меня по ночам,
Я ему ставлю букет на кривой подоконник.
Новое время под утро вернётся, крича.
С нас и дворов, как с солдат, посрывают погоны.

19 декабря 2017