Наталья Колмогорова

Священодейство: печь, огонь, старуха,
а за окном, чернее сажи, ночь,
и месяца пшеничная краюха 
как на ладони, 
а достать – невмочь…
В такую рань затеяла опару -
испечь хлеба ржаные на поду,
ухват и чугунок – всегда на пару
(Который минул час… в каком году?)
А новый день – неслыханный подарок!..
От памяти остался лишь огарок,
да паутины серый холст в углу.

Она шагнёт, накинув на исподне,
тулуп овечий, старенькую шаль
(о, как блаженна тишина Господня
и присмиревший за окном февраль!)
Скрипя по снегу (не упасть бы, чур)
идёт проведать петуха да кур,
им скрошит хлеба (более – Пеструхе!)
решит, что небеса к молитвам глухи,
земля большая – сколько люда в ней,
им дела нет до чокнутой старухи,
чья жизнь чуть тлеет 
с каждым днём - слабей…

А сердце мает горькая кручина:
давно готова с дуба домовина,
«приданым» полон старенький сундук, 
и сердце с головою – не в ладу…
Который нынче день, в каком году?
Петух прочистил зоб: ку-ка-реку!
И новый день явился, наконец,
приняв старуху прямо под венец…

Зима спрядёт последнюю кудель –
к полудню разыграется метель,
февраль исполнит чьё-то назначенье.
Который час?..
Сегодня -
Воскресенье.

Тихое наше с тобой захолустье,
Хмель – по забору, кусты бузины…
Только полшага от счастья до грусти,
Только чуть-чуть – от зимы до зимы.

Царство полыни и жгучей крапивы,
Всей-то забавы – на звёзды смотреть…
Мы почему-то с тобой ещё живы,
Мы почему-то с тобой ещё есть!

Ты – этот клён, пожелтевший до дрожи,
Я – эта липа у самых ворот,
Дни нашей жизни бывали погожи,
Но были и вовсе – наоборот.

Тикают ходики – тем и счастлИвы,
Сад облетает до сущности, весь;
Звёзды над нами – огромнее сливы,
Падают в руки – и хочется съесть!

Щурится дом слеповато окошком,
Пепел забвенья на крыше лежит,
Здесь одиночество – ласковой кошкой,
Здесь тишина громким эхом звенит.

Эй, захолустье!.. На клумбах – петуньи,
В доме на окнах клубится герань…
Счастье в - простом, это тихие будни,
В коих меж днями стирается грань.

Кузнец, раздуй же горн – 
Сейчас ты Прометей,
Познавший суть и таинство огня;
В каскаде искр и всполохах теней
Как на ладони - магия твоя;
Гляжу на свет, впадая в лёгкий транс -
Чистилище огня сильнее нас!

Смотрю на то, как мечется огонь,
Беснуется и набирает силу,
Как плавится железо пластилином,
И по щекам бежит холодный пот,
И майка к телу всё сильнее льнёт…

Я вижу: клещи мощью челюстей
Сжимают плоть горящего металла -
Она в утробе горна млела ало;
И как со свистом движутся меха,
Калёный воздух подавая горну…
Тверда, как сталь, у кузнеца рука,
Но жар уже течёт лавиной к горлу;

И снова раздуваются меха!
Огонь клокочет яростно и страстно,
Как будто это -  гребень петуха,
Он налит кровью, он – пурпурно-красный…
Смотрю и наслаждаюсь вновь –
В чистилище огня кипит Любовь!

Дробится звоном тело наковальни -
Ей гулко отвечает тишина,
И россыпь ослепительных ударов,
И мощных звуков – новая волна;
Под сводом кузни птицей бьётся эхо –
И кузнецу, и прочим на потеху;
На всю округу – молота трезвон,
Как будто в храме – колокольный звон!
Живым аккордом полнятся сердца…
И на лице угрюмом кузнеца,
Сквозь гарь и копоть,
Медленно и зыбко,
Вдруг проступает
Благостно улыбка…
Уже который день, и час, и год,
Он в кузне счастье,
Словно сталь,
Куёт.

Дух Севера,
Уж скольких ты пленял 
своей суровой красотою!
И нас попутные ветра 
в широтах южных не сдержали
(судьбы изменчив поворот!), 
летим по курсу строго «норд»…
И впрямь, не зря старик Державин 
места сии в стихах прославил –
Кивача водопадный звон… 
А вот и Северный Афон!
Леса дремучие и горы;
и рек прозрачных лёгкий ход,
и мы, как древние поморы,
летим по волнам – быстры, скоры,
взрезая синь холодных вод…

Дыханьем ветра обожгло
Скупые на улыбку лица.
Что делать?! Север не скупится –
всю мощь показывает нам!
И вот он вдруг возник пред нами -
обетованный Валаам…
Сюда паломники потоком
стекаются который век,
узреть, как усмиряет бег
и норов призрачное время –
летит оно быстрей оленя
и чаек над водой Онеги…

Эй, Север!
Мох, морошка, хвощ;
берёз карельские напевы;
в тебе, от Альфы до Омеги -
досель не слыханная мощь:
суровой Ладоги характер;
Кижей бревенчатая грусть…
Пусть кто-то скажет:
- Север?.. Хватит!..
Но я сюда ещё вернусь.

Солнца ржаная коврига,
Неба холщёвого - край…
Там, за околицей, рига,
Луг и ромашковый рай.

Изб разномастное стадо,
Дрёмы полуденной тень…
Много ль счастливому надо?
Много ли надо теперь?

Крыш разноцветных скорлупки,
Вязь и орнамент плетня;
Трубы печей – самокрутки,
Редко в июле дымят.

Стриженый ёжик покосов,
Поля духмяная марь…
Как торопливо и босо
Детство уносится вдаль!

Рыжее стадо коровье
Пьёт небеса из реки,
Жалит до боли, до крови
Память всему вопреки.

Жалит сильнее, чем овод,
Пытку её – не унять…
Глупый, наверное, повод –
Детство своё догонять!

Там, в непролазной чащобе
Сонных и старых ракит,
Бьётся, как сердце меж рёбер,
Памяти чистый родник.

Помню: оскоминой – щавель,
Первой черёмухи цвет…
Память меня возвращает
В лето, которого нет.