Александр Флоря

Александр Флоря

Золотое сечение № 1 (529) от 1 января 2021 года

По светлым вселенным тоска

Переводы

 

Из английской поэзии

 

Перси Биши Шелли

 

К...

 

Мы треплем святые слова –

О том я скорбею.

Мы чувствам поверим едва –

Но предан тебе я.

Мы знаем: надежда одна

С отчаяньем схожа,

Но жалости выше цена

Среди безнадёжья.

 

Того, что зовётся людьми

«Любовью», – не знаю.

Но в дар моё чувство прими:

В нём сила иная:

Влеченье к звезде – мотылька

И ночи – к рассвету,

По светлым вселенным тоска,

Затерянным где-то.

 

2020

 

Роберт Саути

 

Божий суд над злым епископом

 

Дожди без перерыва всё лето шли,

и урожая нивы не принесли.

Свела людей усилья на нет судьба,

в Германии погнили в тот год хлеба.

 

Голодомор, неистов, там лютовал.

Зато Гаттон-епископ не бедовал:

по правилам сквалыги живя всегда,

свои заполнил риги он на года.

 

Народ молил о хлебе, стучась к нему.

«Проклятое отребье! Я вас уйму!», –

кипя негодованьем, решил Гаттон.

И огласил посланье к народу он:

 

«Несчастные, открою вам закрома,

чтоб вы могли зимою есть задарма!»

И, на призыв ответя, к нему спешат

мужчины, жёны, дети – и стар и млад.

 

Вся беднота нагая на пир пришла.

Он всех зазвал в сараи и сжёг дотла.

Взывали о пощаде, но не спаслись.

«Я вывел зла исчадий – голодных крыс.

 

Был костерок на славу. Я рад, зане

признательна держава должна быть мне.

Теперь я твёрдо знаю: все грызуны

в счастливом нашем крае истреблены».

 

Он пировал, такое содеяв зло,

и восхищён собою он был зело.

Добрался до кровати и, помолясь,

почил он сном дитяти – в последний раз.

 

Вошёл в он в час рассвета в портретный зал –

но своего портрета не увидал.

Пустое место в раме. Дрожит Гаттон:

«Зубастыми гостями я посещён!»

 

И тут батрак Гаттону приносит весть:

«Мой господин, урону от крыс не счесть!

От нечисти в амбаре темным-темно.

Сожрали эти твари твоё зерно».

 

«Впрямь дело здесь нечисто». Другой вослед

вбегает: «Крыс-то! Крыс-то! Нам спасу нет!

И так уж горя много, терпеть нет сил.

Беги, хозяин! Бога ты прогневил.

 

Тебя за грех вчерашний карает он».

«Укроюсь в рейнской башне, – решил Гаттон. –

Весь край наш обыщите, но рейнский форт –

вернейшее укрытье от крысьих орд».

 

И Рейн без промедленья он пересёк.

«Здесь бурное теченье, поток глубок,

и неприступны стены, и берег крут.

Спасенье, несомненно, найду я тут».

 

Замкнулся он в темнице, наверх взошёл

и, жаждая забыться, упал на пол.

Тут в башне одинокой раздался вой.

Два пламенные ока перед собой

 

Гаттон узрел. Злодея бросает в пот.

Вгляделся, холодея: а это кот.

В предчувствии кошмара епископ скис.

Беснуется котяра: он чует крыс.

 

Пошла потоком лютым зверей орда.

И берег был не крут им, мелка – вода.

Препоны все мгновенно они снесли

и облепили стену – и поползли...

 

Чудовищные силы со всех сторон

стекались, имя было им – легион.

Никто ещё не мыслил игрой ума

таких кошмарных чисел. Быть может – тьма?

 

И пред распятьем кротко епископ пал,

молился он и чётки перебирал.

Да только на колени он падал зря.

Лишь зубы о каменья сильней остря,

 

они, прорваться силясь, скребли всё злей...

И вдруг ему явились из всех щелей.

Ватаги тьмы крысиной, соединясь,

нахлынули лавиной и вгрызлись враз.

 

Уймёшь голодных крыс ли? Им несть числа!

Скелет его изгрызли вплоть до мосла.

Чудесную внемли весть и ей дивись:

приходит справедливость и в виде крыс.

 

2017

 

Роберт Стивенсон

 

Вересковый эль (гэльская легенда)

 

Вольный перевод

 

О вересковом эле

предание идёт.

Забористее хмеля,

медвянее, чем мёд,

варить его умели,

заваривать пиры

и в недрах подземелий

лететь в тартарары.

 

Но вот на пиктов малых

шотландский вождь напал

и, как косуль, погнал их

до самых алых скал.

Телами край засея –

поживой для ворон, –

он травлею своею

был удовлетворен.

 

Тела давно истлели,

и всходы вновь щедры,

но в гэльских землях эля

не варят с той поры.

И верещатник даром

по манию весны

алеет. Медоварам,

что смертью учтены,

смешавшимся с землёю,

не встать из той земли,

куда они с собою

секрет свой унесли.

 

Вот едет кавалькада

вересняка повдоль.

Всё в мире солнцу радо.

Угрюмится король.

Резвятся в небе птицы,

пчелиный слышен гуд,

король всё пуще злится,

и сумрачен, и лют.

 

«Вождь элевого края…

А где он, этот эль? –

он думал, озирая

предел своих земель. –

Усерден был не в меру,

что ж сделаешь!». И вдруг

заметил он пещеру

и тотчас кликнул слуг.

 

Они людишек босых

нашли, войдя в дыру,

и тащат на утёс их,

и ставят на юру.

 

То были карлик с сыном –

точь-в-точь жильцы могил, –

и взглядом ястребиным

король их пригвоздил.

«Дрожит за шкуру всякий.

Спасете вы её,

коль скажете, собаки,

как варится питьё».

 

Но пленники молчали,

тщедушны и малы.

Смотрели в небо, в дали,

на вереск у скалы,

и снова ввысь, и снова

на дол… И, наконец:

«Наедине... два слова,» –

прощебетал отец.

 

Вдруг голосочек слабый

стал резок и силён:

«Сказал бы я, когда бы

не сын. Мешает он.

При нём вы не сорвёте

признанья с языка.

Страшна для старой плоти

смерть. Молодым – легка.

Сын не проронит слова,

хоть измочалишь плеть.

Падения отцова

не дай ему узреть».

 

И мальчика злодеи

согнули пополам,

связавши стопы с шеей,

и предали волнам.

Когда же над казнённым

пронёсся пенный вал,

старик отец со стоном

захватчикам сказал:

 

«Освобожден теперь я.

Что ж, я морочил вас

и, в молодежь не веря,

от пытки сына спас.

Виной – всего тяжеле –

себя не оскверню.

Со мною тайна эля

достанется огню!»

 

1987 – 2017

 

Вильям Хенли

 

Непокорённый

 

Сквозь омерзевших дней бедлам

И тьму кромешную ночей

Я возвещаю всем богам

О непокорности своей.

 

Живя, от бедствий не уйдёшь,

Но не унижусь я до слёз,

Пусть голова в раненьях сплошь,

Я высоко её вознёс.

 

Нам сокрушительный удар

Сулят по смерти: злую хмарь,

Длиннейший список страшных кар,

Кривлянья инфернальных харь.

 

Но мой ответ всегда один

Угрозе злых фата-морган:

Своей судьбы я господин.

Своей души я капитан.

 

2020

 

Из французской поэзии

 

Жоашен дю Белле

 

Сонет 150

 

Господь, что делать мне, когда талант не дан

поверить и считать, исполнясь пиетета,

что лучшие мужи в отечестве – вот эта

помпезная толпа облезлых обезьян!

 

Вожак, как дышит, врёт, но это не обман,

а мудрость! Фимиам кадят ему клевреты.

При нём сверкает ночь от солнечного света,

а в полдень небосвод луною осиян.

 

Пред тем, кого вожак возвёл из грязи в князи,

пластаются они, холопствуют в экстазе,

но ошибётся чуть – и он уже изгой,

кривляются они, в беднягу пальцем тыча.

Но мерзостней всего – уже до неприличья –

готовность их заржать над шуткою тупой.

 

2018

 

Шарль Бодлер

 

Созерцание

 

Печаль моя, умней и набирайся силы.

На город мрак ползёт? Так что же? Поделом:

тебя влекло во мглу – она и подступила,

в ком возбуждая страх, кого дурманя сном.

 

Пусть на холопский пир сбегаются кутилы,

стегаемы страстей безжалостным бичом,

чтоб их самих потом от оргии мутило.

Ты протяни, Печаль, мне руку – и уйдём

 

в себя! Прочь от рабов, чтоб больше я не знал их!

Прошедшие Года в одеждах обветшалых

с балконов облаков сочувственно глядят,

и Совесть нас зовёт, но не разит жестоко.

Ты видишь: отпылал над аркою закат,

и траурный покров к нам тянет Ночь с Востока.

 

2017

 

Сюлли Прюдом

 

Славный человек

 

Жил скромный человек – прошёл он краткий путь,

Полировал стекло, болезненный и хилый,

Но изумившей мир логическою силой

Поверил естества божественную суть.

 

На зло и на добро осмелился взглянуть

Он вечности зрачком, и, воли призрак милый

Развеяв, мысль его зависимость открыла

Всеобщую, где мы не особи отнюдь.

 

Помыслить он не мог о внеприродном боге.

И на себя навлёк проклятье синагоги,

Хоть праведником был и чтил Писанья дух.

 

Он линзы шлифовал в углу уединённом,

Чтоб логику небес прочитывал астроном.

Тот скромный человек Спиноза был Барух.

 

2020