Александр Карпенко

Александр Карпенко

Четвёртое измерение № 11 (503) от 11 апреля 2020 года

Летиция летела

Орхидея

 

Лауре Цаголовой

 

Что ты делаешь в мире расколотом,

Орхидея с расстёгнутым воротом?

Как ребёнка по редкостной родинке,

Ищешь берег неведомой родины…

И цветов ожидаешь реликтовых,

От страстей воспаряя к религии.

 

Я живу между плахой и молотом,

Орхидея с расстёгнутым воротом.

Человек там не ждёт сострадания,

Там за встречей идут расставания;

Там уже не излечат пророчества –

Терапия для одиночества.

 

Снова птица порхает над городом,

Орхидея с расстёгнутым воротом.

Это наших исканий разведчица

Не находит свершенья – и мечется

Среди глади лазурной безмолвия,

Разрывая мне сердце, как молния.

 

Что же в мире послужит нам золотом?

Дар любви в этом мире расколотом!

И за то, что мы станем крылатыми,

Сердце птичье мы отдали платою.

 

Тяжёлое ранение

 

А небес не гневи –

Ожил!

Я – Твой Спас на Крови,

Боже!

Мы у Марса в гостях –

Пели!

Я – Твой Храм на Костях

В теле.

 

Я искал в глубине

Волю;

Пели вестники мне

Долю;

Пели ангелы нам

Глухо.

Я – Твой страждущий Храм

Духа.

 

На изломе пути –

Веха.

У певца впереди –

Эхо.

 

* * *

 

«Мне жизни нет. И смерти тоже нет…»

Андрей Ширяев

 

Нет меня: я растворился в Слове –

Буквы, звук, и, может статься, свет.

Все к началу памяти готово.

Жизни нет. И смерти тоже нет.

 

Только сон. Лишь сердца приближенье.

Напряженье стёртых, бледных губ.

Дум протяжных головокруженье.

И в огне – сожженье медных труб.

 

Нет меня. Я выветрился болью,

Сквозняками промелькнувших лет.

Потому ль расставшимся с любовью

Жизни нет – и смерти тоже нет?

 

* * *

 

В темноте, где словно ни души,

Серп луны срезает камыши.

Только в глубине, над камышами,

Ночь шуршит летучими мышами.

И глухую, тихую обитель

Прорезает мышь, как истребитель.

 

Беспризорны улицы давно.

Только нам, не спящим, все дано.

Мир безмолвен, словно в день творенья.

Пишут звезды нам стихотворенья.

Словно бы, усевшись на поляне,

Спрашивают: "Как вы там, земляне?"

 

Спит в ночи, отбросив жизни груз,

Звёздный наш ребенок — Иисус.

Раньше я не спал, случалось, сутками;

Плавал по озерной глади с утками.

А теперь в тростинках камыша

Слушает Вселенную душа.

 

Летиция летела

 

Душа, как скрипка, пела

На синем вираже.

Летиция летела,

И не было предела

Раскованной душе.

 

Вдруг солдат расстегнул амуницию:

– Посмотрите, летает Летиция!

 

Оглянулась, проехав, полиция:

– Посмотрите, летает Летиция!

 

И такая была в этом грация,

Что пространство вдруг впало в прострацию!

 

Вдохновенной, влюблённою птицею

Над судьбою парила Летиция.

 

...Душа, как скрипка, пела

На синем вираже.

Летиция летела,

Летиция летела –

И не было предела

Распахнутой душе.

 

* * *

 

Когда ты на землю вернёшься родную,

И я, как богиню, тебя поцелую, –

Так ранней росой предрассветные дали

Встающее Солнце своё целовали;

 

Погаснут огни золотого Парижа,

В тоскующем сердце заполнится ниша,

И пенные волны протяжно и гулко

Бесценною сделают нашу прогулку.

 

И майя уронят свои покрывала,

И жизни для счастья покажется мало;

И вечных мгновений нам выпадет много,

И слово любви станет именем Бога.

 

* * *

 

Элле Крыловой

 

Кроны веток упрямо

Шелестят за спиной.

Только нет моей мамы

Где-то рядом со мной.

Все на месте – и камень,

И ларёк, и витраж.

Только нет моей мамы –

И неполон пейзаж.

 

Чья-то тёмная тайна

Маму вдаль увела.

Словно вышла случайно –

И домой не пришла.

Шла усталой походкой –

Мне ли это не знать?

Можно старою фоткой

Бытие доказать.

 

Эта женщина – Боже! –

Я глядел из окна –

Так на маму похожа,

Будто это – она!

Горизонты сужая,

Все стоит на краю…

Это мама чужая!

Возвратите мою!

 

…О великий, могучий!

Помоги, просвети!

Я пройду через тучи,

Чтобы маму найти.

Как ребёнок, рыдаю,

Запыхавшись, стою:

«Это мама – чужая!

Возвратите мою!»

 

Магнитная аномалия

 

Я рудою богата настолько,

Что богатством мозолю глаза.

Снова критики сбиты с толку,

И зашкаливают компаса…

Но людей почему-то манит ко мне,

Я шутя раздвигаю реалии.

Познакомимся: я – магнитная.

Я – магнитная аномалия.

 

Раздражаю я тигров в вольере:

Магнетизм им – как в горле ком!

И придворный завистник Сальери

Объявил меня злейшим врагом.

Но людей, как и прежде, манит ко мне:

Открываю безбрежные дали я.

Познакомимся: я – магнитная.

Я – магнитная аномалия.

 

Нет магнита сильнее, чем слово,

А душа не бывает немой,

И отправились путники снова –

За целебной словесной рудой.

И в процессии той благодарной

Нет ни капли больного снобизма.

Аномалии нет нормальней.

И священнее нет магнетизма.

 

Нижинский

 

В полёте, на краю блаженства,

Бескомпромиссен, как поэт,

Нижинский с силою не женской

Крутил воздушный пируэт.

 

Рождая горные вершины,

Он, духу тяжести назло,

То разжимался, как пружина,

То зависал, подняв крыло.

 

Как будто наконец на волю

Бесстрашно вырвалась душа –

Его безудержностью в роли,

Его волшебным антраша.

 

Он заглянул в иные дали,

Призвал к себе нездешний свет,

И это сальто-иммортале

Вращает Землю много лет.

 

* * *

 

Мне Коперник вовсе не соперник,

Только вижу в огненной дали:

Волны бьются о лазурный берег,

Солнце колесит вокруг Земли.

 

И Джордано мне до боли жалко,

Но от спора этого давно

Обществу ни холодно ни жарко,

И для судеб мира – всё равно.

 

День чудесный – выгляни в оконце!

Вся земля у ног твоих лежит.

Сердце – это небо, это солнце!

Пусть вокруг любви оно кружит!

 

Мне и воли надо, и покоя,

Разноцветных бабочек и трав.

Буду я и небом, и землею,

Сердцем необъятное объяв.

 

Баку

 

Эльдару Ахадову

 

Спит город-сад у моря на боку.

И назван он торжественно: Баку.

Он не даётся в руки слабаку.

И я скажу: «Баку, мерси боку!»

 

Вот пробуждён он утром ото сна,

И ввысь летит эльдарская сосна.

И вверх стремится стройный кипарис.

И за Еленой отправляется Парис.

 

И Город Внутренний покажется страной.

Мне Башню Девичью предъявит астроном.

И, виновато улыбаясь ветерку,

Задумается солнечный Баку.

 

Здесь редко встретишь женщину в чадре.

Три огонька сверкают на горе.

Крылатый дом на площади стоит,

Заворожённый Захою Хадид.

 

Здесь, одиноко вглядываясь в даль,

Есенин пел персидскую печаль.

И, стройно радуясь весеннему ростку,

Спал город-сад у моря на боку.

 

Виват тебе, Вивальди!

 

Весна! Весна в Фиальте!

Ликует всё вокруг.

«Виват тебе, Вивальди,

Неугомонный дух!»

 

В мозаике и смальте

Изысканный узор.

«Виват  тебе, Вивальди!» –

Щебечет птичий хор.

 

И сталось что-то с нами.

Прибавилось нам сил.

Раздув смычками пламя,

Ты музыку смирил.

 

Страдания, не жальте!

Покинул сердце страх.

«Виват тебе, Вивальди!» –

Седой воскликнул Бах.

 

Виват тебе, стремленье

Всё исчерпать, до дна.

Эфира дуновенье

И года времена.

 

* * *

 

Учитесь говорить у Айдиняна,

Андроникова наших дней!

Слова не достаёт он из кармана:

Чем безыскусней слово, тем верней.

 

И что такое, други, наша слава?

Учитесь говорить у Станислава!

Ведь он инициацию творит.

И – сердце одинокое горит.

 

Художник ван Бог

 

 В начале постылого, стылого века

 Художник Ван Бог написал человека.

 И вскоре Ван Бог удивлён был до дрожи –

 Его человек вдруг очнулся – и ожил!

 Потом – и о том не поведают храмы –

 Зевнул, почесался – и вышел из рамы.

 Затем человек, отряхнувшись от плена,

 Подумал – и начал искать Диогена.

 Вот так на заре пресловутого века

 Ван Бог навсегда потерял человека.

 

 Художник испробовал виски и опий;

 Он сделал несметное множество копий,

 Но в этих свершеньях он, дерзостью славен,

 Себе самому был, к несчастью, не равен.

 И, вечность трудясь до разрыва аорты,

 Людей создавал он лишь третьего сорта.

 

 Художник Ван Бог, не суди себя строго.

 Ведь все на земле без ума от Ван Бога.

 И верят в него, будто в первенца – мамы:

 Ведь был Человек – тот, кто вышел из рамы!

 

 И он был велик, он был нужен и нежен,

 Он чист был душою – правдив и безгрешен.

 И верят земляне в старинные сказки,

 Покуда Ван Бог держит кисти и краски.