* * *
Сквозь меня протекает река,
и плывут сквозь меня облака,
и, поскольку за всех я в ответе,
я беру у вас сердца бразды,
я – стеклянный сосуд для воды,
я – пейзаж, проступивший в портрете.
И плывут сквозь меня до сих пор
гребни снежные кряжистых гор,
и ныряет усатая нерпа –
то в пучину бесслёзной воды,
то, отняв у меня знак беды,
в бездну звёздную синего неба.
Рафаэльф
Как на землю спустившийся эльф,
Десантирован ангельским хором,
Воссиял и погас Рафаэль,
На земле промелькнув метеором.
Рисовал ослепительно он –
Взором внутренним видел вершины,
Околдованный ликом мадонн,
Как учитель его Перуджино.
Гибеллин ты иль огненный гвельф,
Даже если ты вовсе с приветом –
Всех с собой примирит Рафаэльф,
Всех наполнит немыслимым светом.
И в пылу испытаний и битв,
Вольнодумец на площади Гревской,
«Я тебя не устану любить», –
Проговаривал Достоевский.
А когда зацветёт чистотел,
Обретеньями станут потери,
На высокой души частоте
Причащусь чистоте Рафаэля.
Театр наоборот
Лампадка тихо догорает –
А там, за росчерком пера,
Лишь редкий смертный понимает:
Вся наша жизнь – увы, игра...
И правдолюбца, и позёра –
Всех созывает жизни пир...
И только имя Режиссёра
Забыл оставить нам Шекспир.
И все мы – павшие, живые,
Жизнь отыграв как вещий сон,
Залижем раны ножевые –
И гордо выйдем на поклон.
И зрячи будем мы, и зорки,
Бессмертным гениям под стать,
И стаи ангелов с галёрки,
Встав, станут нам рукоплескать...
И мысль придёт, как неотложка,
Как неопознанный секрет,
Что мы сгорали... понарошку,
А смерти – и в помине нет!
Мы сможем смысл придать дорогам,
Познаем подлинность, и боль,
И счастье, что дана нам Богом
Своя, а не чужая роль.
...Лампадка плоти догорает,
И душу ждёт небесный плот,
И лишь Всевышний твёрдо знает,
Что жизнь – Театр Наоборот.
* * *
Не тёрном увитым,
Не выслугой лет –
Легко быть убитым
За то, что поэт!
Пусть искренни строчки,
Волшебна их вязь,
Бог требует точки,
Чтоб жизнь удалась.
Той точки искали
И Пушкин, и Блок –
И жертвами пали,
Сражаясь за слог.
И жребий так грозно
Преследует нас,
Чтоб плакали звёзды,
Чтоб жизнь удалась!
И тайной вечери
Ищу я печать,
Чтоб жизнь на качелях
Судьбы раскачать;
Чтоб жизнь, обжигая
Бесстрашьем дорог,
Свой смысл постигая,
Взводила курок.
* * *
Пылает город золотой
Цветами всеми спектра,
Покуда ты стоишь со мной,
Любовь моя, Электра!
Пусть время утекло назад,
Но мы с тобой едины,
Глянь: этот город, этот сад
Справляет осенины,
И листья рыжие пластом
Шуршат, окрас меняя,
И я тебя своим перстом
Осенним осеняю.
Какой зеркальный, ясный день!
Лишь колыханье ветра.
И света страстная ступень,
Любовь моя, Электра.
Эннио Морриконе
Вспомнилось: море, кони...
Чайки кружат гурьбой.
Эннио Морриконе,
Музыка над водой.
Гордо расправив спины,
Ввысь устремив полёт,
Вспарывают дельфины
Зеркало чистых вод.
Машут созвездьям кроны,
Вынул смычок скрипач.
Где-то на синем склоне
Ветер услышал плач.
Я улыбнусь иконе –
Девушке золотой.
Эннио Морриконе,
Музыка над водой.
Венеция
Опустишь молча очи долу,
Канал увидишь и гондолу;
И осознаешь вдруг, что дожил,
Дошёл до цитадели дожей.
Когда на Рим напали гунны,
Все люди прятались в лагуны.
Гонимых море приютило,
И не нашёл их там Аттила.
Настало время торжества их:
Ковчег построили на сваях.
И каждый день тут – вита нова,
И куролесит Казанова...
А сколько смеха и азарта –
Ломать комедию дель арте!
Высоких вод многоканалье
Уводит город в Зазеркалье.
По Казани
По Казани, по Казани, –
Дивный город показали;
Мы шагали день-деньской.
По Казани, по Казани –
Город слёз и наказаний,
Город щедрости людской.
Мы – с кредитками в кармане,
Мы кочуем, как цыгане,
Любопытству платим дань.
Нежность дружеских касаний…
Нет, не брали мы Казани –
Это нас брала Казань!
Смутно верится сказанью!
Породнился я с Казанью.
Не разлей теперь вода.
Я в Казани Казанова,
Вот начнётся Вита Нова,
Здесь останусь навсегда!
В этом пиршестве с Казанью
Место есть иносказанью.
Хорошо как, Боже мой!
И, пленённые Казанью,
Мы откушаем лазанью,
Ну а, может быть, глазунью –
И отправимся домой.
Злата Прага
Брониславе Волковой
Не могу наглядеться:
Золотое и рыжее.
Прага машет мне в детство
Черепичными крышами.
Что шаблонами мерить
Золотые цвета её?
Здесь безумствовал Мейринк
И летала Цветаева.
Что безумцам отрада,
То для сердца украдено.
А у Пражского Града
Всё засыпали градины.
Но кончается влага,
Всё приходит в движение,
И купается Прага
В золотых отражениях.
* * *
Я буду ждать Вас – день и век,
Пока пространство не почато,
Мой ненаглядный человек,
Земное чудо, Божье чадо!
Я буду ждать Вас, день и век,
Пока в душе горит лампада,
И просияет из-под век:
Вы, только Вы – моя награда!
Так чист и светел Ваш родник!
Кричали чайки у причала,
И мне почудилось на миг,
Что сам я – только Ваша чара.
* * *
Нет во дворе попрошаек –
Жизнь стала тише.
Словно бы меньше стал шарик,
Нас приютивший.
Страхи за папу и маму,
Бабу и деда,
Словно бы внутрь, прямо в магму,
Вжалась планета.
Внутрь засосала нас тина,
Пьём и едим мы,
В хрупких тисках карантина
С миром едины.
Незнакомка в городе
И, странной близостью закованный…
Александр Блок.
Вышел из дому я с опаскою.
Вижу, жизнь идёт, скрыта маскою.
Я решил тогда ей представиться:
– Что несёшь в себе ты, красавица?
– Несу светлое,
несу разное –
Несусветное,
несуразное.
Несу мирное,
несу жаркое,
Несу минное,
несу жалкое.
И кивнул тогда этой даме я,
И пошла она на свидание.
Сердцем вздрагивал поминутно я:
«Я же – твой, пойми, юдочудное!»
Жизнь и смерть, смотрю, обнимаются.
Только масками не меняются.
Удивляются им учёные.
И всё снятся мне очи чёрные.
© Александр Карпенко, 2017–2021.
© 45-я параллель, 2021.