Август 1914 года
Над кронами плакучими берёз,
над их струящейся, трепещущей листвою
из дальних стран нёс ароматы грёз
полночный ветер. Скошенной травою
пахнуло с луга. Плыли облака
неспешно с юга. Над речной излукой
висел туман. Покойна и легка
казалась жизнь. Но тетива у лука
уже дрожала. Времени стрела
стремительно меняла направленье,
и хищное сгущалось наважденье
в её глазах. Неясное томленье
охватывало юношей тела,
ознобом смерти не тревожа души.
Они ещё дремали до поры,
боясь покой внутри себя нарушить,
отталкивая мрачные миры.
Но мир темнел, багров и фиолетов,
заря вставала, августом пьяна.
Расчерчивая молниями лето,
гроза гремела. Началась война.
14.08.2016
Ослик мессии
Я не Пегас, я не крылатый конь,
Я просто ослик, ишачок, я предназначен,
Тому, кто будет, кто живой огонь,
И кто не въедет в град святой иначе.
Не на арабском гордом скакуне,
Ахал-текинце или иноходце,
Не торопясь, на ослике, на мне,
На вислоухом маленьком уродце.
Ведь мир преобразят не гром и град,
Не молнии, вулканов изверженье,
А тяжкий труд столетия подряд,
Неспешное и тихое служенье.
28.08.16
Перед Судным днём.
Эти грозные дни, дни раскаянья, десять шагов,
Десять дней для того, чтоб уйти от разверстой могилы,
Нам даны, нам дарованы не для заученных слов,
А для мыслей и чувств, что исполнены правды и силы.
Вспомнить всё, что случилось, мгновенье, минуту и час,
В недостойных делах обнаружить причины, истоки,
Понимая, что скоро откроется суд и сейчас
Время истины и умолчанья окончились сроки.
Эти дни очищенья от грязи налипшей и лжи,
Эти дни, когда каждый лишь только к себе беспощаден,
Нам даны для того, чтобы дальше продолжилась жизнь,
Чтобы смыслом наполнилась на год, минуту и на день.
8.10.16
Монолог долгожителя
Что нового могу я рассказать?
Жизнь штука странная, но это сам ты знаешь,
она то вскачь бежит, то замирает,
и, главное, при этом изменяет
не только то, что вне, но и внутри.
Всё глуше звуки, мутны очертанья,
утрачен фокус. Вот в чем, друг мой, фокус
старенья, да, утрачивают резкость
аксессуары, приданные духу,
сказать по-современному девайсы.
Но их замена (если удаётся)
проблему отношенья с внешним миром
для мира внутреннего, (эго, супер эго),
решить не может, ибо на десятом
десятке лет, что здесь я обретаюсь,
я видел, слышал, пережил такое,
и столько раз любил и предавал...
Дотла сожжён был, восставал из пепла,
обманывал, обманывался, правду,
да, правду говорил (не слишком часто),
но всё же говорил, хоть это глупо.
Кому нужны слова в лесу из слов?
Как в буреломе из трескучих фраз,
в болоте вязких, липких славословий,
в пустыне, злобой выжженной дотла,
проживши век глухой и беспощадный,
борясь и примиряясь с этим веком,
суметь остаться просто человеком?
Чем старше я, тем мне трудней понять..
14.10.16
Поздняя осень
Среди молодящихся сосен,
средь тёмно-зелёной листвы
красавицей томною осень,
неслышно касаясь травы,
кружилась, чуть жёлтым влюбленно
окрасила листья берёз,
осины оранжевым, клёны
багрянцем из девичьих грёз.
Но всё безнадежней и глуше
звучал увяданья мотив.
Ненастье дождями обрушив,
внезапно, без альтернатив
она обернулась старушкой,
скукожилась жухлой листвой,
трясла, словно нищенка кружкой,
увядшею жёсткой травой.
Но в позднюю мокрую осень
с дождливою хмарью на ты
растут, снисхожденья не просят
простые, как счастье, цветы.
17.10.16
* * *
Лишь творчества таинственная страсть
унылых дней взрывает постоянство.
Творит художник, наслаждаясь всласть,
преобразуя время и пространство.
Уж если он талантлив, то во всём:
холст, лист бумаги, мрамор – всё едино.
На круг гончарный бросит глинозём,
и вот уж мир им сотворён из глины.
Под каравеллой плещется волна,
Колумба лик скользит в водовороте,
над Рафаэлем неба глубина,
под куполом завис Буонарроти.
Пройдёт сквозь всё, что встретит на пути:
любовь, предательство, интриги, бремя славы.
Да, «жизнь прожить – не поле перейти».
Был прав поэт. Всегда поэты правы.
19.11.16
Первый снег
Пока я не сошёл с ума,
любуюсь красотой природы,
здесь в парке ясная зима,
и с палевого небосвода,
подкрашенного бирюзой
и розовым, покой струится,
в кормушке тенькает синица,
а снег тенями, как лозой,
иссечен. Этой чёрно-белой
графическою простотой
застывший лес, как на гравюре,
природою запечатлён.
Он и де-факто, и де-юре
прекрасен: и уснувший клён,
осина, дуб, ольха и липа
безмолвствуют, и даже скрипа
не слышно, нежные берёзы
погружены в мечты и грёзы,
и хлопья снежные на кронах
винтажных сосен и зелёный
уснувший шум, что до поры
в стволах и ветках затаился.
Неисчислимые миры
таятся в них, но лес забылся,
он копит силы. Ото сна
воспрянет, лишь придёт весна.
И это знанье непреложно.
И даже думать невозможно,
что где-то кружится война.
Пока я не сошёл с ума...
12.12.16
* * *
Жизнь в целом прожита, осталась
Краюшка малая, но тем ценней она,
В ней сгусток нежности, любовь, испуг, усталость,
Осадок, неизбывная вина
Пред всеми, с кем дружил и кто мне верил,
И с кем потом по жизни разошлись,
За кем уже давно закрылись двери
В другую, мне неведомую жизнь.
Расчётам и просчётам вопреки
Люблю, дружу, работаю, мечтаю,
Порою книги давние читаю,
И вглядываюсь в линии руки.
Вот линия любви, вот линия ума,
Даны мне при рожденье, задарма,
Но как же отдалились друг от друга.
Любовь уму неверная подруга,
Как далеко расходятся пути –
Единства на ладони не найти.
Что длится дольше, жизнь или любовь?
Ум без любви бесплоден и опасен,
И жизни дар заведомо напрасен,
Когда холодная течет по жилам кровь.
14.12.16
Монолог уходящего Старого Года
Я жить хочу, мне это по плечу,
но кто-то норовит под дых и в темя,
и шепчет ночью: истекло, мол, время,
поздняк метаться и ходить к врачу.
Проснувшись, не могу никак понять,
где сон, где явь, и как со сном бороться,
в котором как щенок на дне колодца
барахтаюсь и не хочу принять,
того, что должен завершиться бал,
да, что там должен, кончился, и свечка
вот-вот загаснет.. Мне б еще словечко,
одно словечко... Я не все сказал.
31.12.2016
* * *
Не случится ничего, что не должно случиться,
Сложатся случайности в задуманный узор,
Поезд жизни с каждым днём всё быстрее мчится,
Оставляя позади славу и позор.
Ветер времени сорвёт грим и побрякушки,
Всё, что было наносным, улетит как дым,
Деньги, страсти, власть, успех – прочие игрушки,
Выдаются под расчёт – бонус молодым.
Память, младшая сестра радости и боли,
Всё острее и ясней на исходе дней.
Вот и кончился маршрут, выходите – воля,
Ну а тем, кто не готов, лишь мечта о ней.
8.01.17
* * *
А он ей говорил слова,
Нанизывал за словом слово,
Сорокоустая молва
Не верь, шептала, лишь полова
Всё, как мякина на ветру,
Рассеется, бесследно сгинет,
Исчезнет, как туман к утру,
Бесславно и бесслёзно минет.
А он ночами: не беда,
Я знаю, что серьёзно болен,
Но жив, люблю и в чувствах волен,
Все остальное – ерунда.
Не слушай глупую молву,
И помни лишь одно,
Я не ищу себе вдову,
С женою заодно.
Она не слышала слова,
Но вслушивалась в звук,
Что пробивался к ней едва
Сквозь сердца дробный стук,
И лёгкий колокольный звон
Заполнил окоём,
Люб-лю, влюб-лён, люб-лю, влюб-лён,
Вдво-ём, вдво-ём, вдво-ём
И было так, и будет так
Повсюду и всегда
Сквозь морок, миражи и мрак,
Мгновенья и года.
Где миг, как век, а век как миг,
Мгновение – эон,
Там если – колокольный звон,
То, что нам мудрость книг.
15.02.17
* * *
Вновь луна, как ломтик сыра,
Завалилась за дома,
На дворе тепло и сыро,
Видно, кончилась зима.
И по краю небосвода,
Уклонившийся от дел,
Словно прячась от народа
Тихий ангел пролетел.
Снова утренники будут,
Но сквозь эти холода
Боль, как битую посуду,
Унесёт март в никуда.
В полдень разольётся слякоть
Под оранжевым лучом,
И сосульки будут плакать
Обо всём и ни о чём.
К ночи снова подморозит,
Но к апрелю, не спеша,
Через обморок и слёзы
Тихо оживет душа.
Многоточьем, а не точкой
Враз набухнут тополя,
И вот-вот взорвутся почки
И раздышится земля.
И я тоже повторяю,
Как за ниточку держусь,
Если буду жив, то к маю
Потихоньку раздышусь.
14.03.17
Март 2006
Глухая, безъязыкая тоска,
отчаянье на грани отупенья,
замкнулся круг, разбросаны каменья,
вновь собирать не тянется рука.
А обнимать кого-то? Что за бред?!
Дай боже уклониться от объятий,
висят в шкафу, как спрятанный скелет,
три вешалки... и этот запах платьев...
Ещё воспоминания тая
болит душа, сплавляя правду с ложью,
ещё порой во сне ты вновь моя,
целую грудь, и плечи, и межножье.
Еще порою ожидание горчит,
в метро, трамвае или в магазине
вдруг в ритме скерцо сердце отстучит
пароль разрыва – Я поеду к Зине.
Ты подождёшь? Я быстренько вернусь.
– Я подожду, вернись лишь, сделай милость...
Сменялись гнев, недоуменье, грусть –
тоской. Она четыре года длилась.
И волглые смешали облака
стынь неба с полем в мареве белесом,
и заячья неровная строка,
как вздох астматика, петляла кромкой леса.
Но тает лёд, расклад меняя карт,
и полынья манит мечтой острожной,
и, неужели, вновь случился март,
и вновь любовь, как музыка, возможна...
Дети войны
А я из того поколения,
родившегося на рубеже
мира совсем недавнего
и грохочущей месяц уже
до сих пор не забытой
страшной народной войны,
в которой беда была общей,
а всё, что касалось вины,
сугубо индивидуальной,
той самой, знакомой до дрожи
тем, кто с неё вернулся,
перед теми, кто не пришёл,
с этим потом разберутся,
позже, намного позже,
когда война уже кончится,
и будет всё хорошо.
В нашем дворе жили,
те, к кому не вернулись
с фронта отцы, я помню
их обжигающий взгляд,
были мы дети дома,
они были дети улиц,
и нас разделяли тени
тех, кто не вернулся назад.
Да, беда была общей,
но всё же была неравной,
уже три четверти века
прошло с начала войны,
но до сих пор ясно вижу
мальчишечью нашу ораву,
и нас, чьи отцы вернулись,
виновных без всякой вины...
7.05.17
Квадрат Малевича
Когда не пробуждённая душа,
Что держится в давно увядшем теле,
Не ведая порока, не греша,
Земные страсти зная еле-еле,
Быть может, дело в том, что на войне
Её носитель – тело не бывало,
Возможно, с неё спросится вдвойне,
Что лишь покой оно предпочитало.
А ведь могла бы тело подтолкнуть,
Не дать дремать, на путь иной наставить,
Могла б точнее выбрать этот путь,
Могла б кривое зеркало исправить.
Ведь телу что? Оно вернётся в прах,
А ей в дорогу из командировки,
Лететь домой стремглав, на всех парах,
Без чувств, без мыслей, знаний, без сноровки.
Куда её, убогую, куда?
В безвременье, в безвестие, в отстойник...
Вот телу благостно, оно давно покойник,
Над ним репей, ольшанник, лебеда.
А с ней как быть, коль на свою беду
Ей равно от рождения постыло
Внимать гармонии или пылать в аду...
И стрелка на нуле навек застыла.
Как много их таких. Была б одна...
Не грязь и не елей, лишь равнодушье,
Лишь пустота, заполненная тушью,
Случаются такие времена...
19.04.17
© Александр Кирнос, 2016-2017
© 45 параллель, 2017