Александр Прохоров

Александр Прохоров

Четвёртое измерение № 19 (187) от 1 июля 2011 года

До трамвая рукой подать

* * *
 
И опять у тебя будет полная грудь мотыльков,
И сквозь горькие губы скользнут беспокойные вдохи…
Ты потрогаешь небо уставшим сухим языком,
Ты увидишь, как весело скачут по улице блохи…
Там, под радугой, в третьем квадрате нашли вертолёт.
В нём погибший волшебник с дурацкой весёлой улыбкой…
Он принёс эскимо, он по-прежнему там тебя ждёт,
Ты же знаешь, как это легко – забывать про ошибки…
В тихий час тебе снова приснится планета Транай,
Но во сне ты не плачешь, а молча идёшь в винный погреб…
Если колет под рёбрами, значит, за дверью весна
Она смотрит глазами убийцы на лунное море.
Уходя гаси свет, чтоб тебя не нашли на полу
С этим винным разводом, слегка просочившимся в череп…
Не пытайся найти меня, маленький мой нибеллунг,
Лучше просто забудь и покрепче запри свои двери…
 
Вернусь
 
Теплоты в тебе, будто б наплакал кот…
Ты по-прежнему дружишь с волками…
Я приеду к тебе в високосный год
Из какой-нибудь тмутаракани,
Чтобы встретить усталость в глазах твоих,
Их холодный змеиный прищур…
И уже не шептать о своей любви,
Отравившись духовной пищей…
Мы с тобой разминёмся, как две волны
Одного и того же прибоя.
Нам ведь мало просто прийти с войны,
Нам ведь нужно играть в героев…
Я приеду. Наверное, буду другим,
Но как раньше – небритым и пьяным…
В волосах – лишь дым, на щеках – мешки,
В голове – города и планы…
А пока не время. Не тот момент,
Не кондиция, в общем, что ли…
Я тревожно сплю. Я ловлю момент…
И цвету земляничным полем…
 
Нет смысла
 
Четвёртый день на родине нет смысла.
И в комнате темно, и в шубе тесно,
И пуст аквариум. И утро безобразно.
И таракан ползёт готовый быть убитым.
В беспамятстве свернул кварталом раньше.
Там кошки. И там также пахнет воздух.
Мне стыдно, по обглоданным костяшкам
Никто не скажет, что я мог стать пианистом.
Родная речь противна как солодка,
Обидно, но другой я не владею.
Я спотыкаюсь о простейшие глаголы.
И до трамвая мне рукой подать, что дальше?
В дверном глазке шевелится приятель.
Останусь незамеченным, притихну.
Теперь я знаю, что меня не остановит
Фальшивый шорох заготовленной купюры.
Ты сам сказал – у всех свои заботы.
Кто дал мне право в этом сомневаться?
Иди своей дорогой. Я останусь.
Ведь до трамвая мне рукой подать… а толку?
 
Один день
 
В твоей квартире лица женщин и детей.
Как комья грубой пережёванной бумаги.
Не вспоминай, какой сегодня будет день.
Он не запомнится, как чай, как твой парфюм,
Как детский смех, переходящий в кашель…
Он, как и ты – не нужен никому.
Как нежный звон разбитых в кухне чашек…
Личинки моли догрызают твой костюм.
Но ты не Ева. Ты стандартный пехотинец
В параде переименованных планет,
В окопах серых одноразовых гостиниц.
И этот день…
Он – как приказ «кругом».
Как карусель, где молчаливые лошадки
Опять несут кого-то задом наперед…
На пустыре играют дети в прятки,
И по порядку зарываются в песок.
У детских игр – печальные порядки.
И, как и у детей, моё лицо
Становится изжёванной бумагой,
Без водяных подтёков или знаков…
И этот день – моё единственное всё,
Чем я с тобою был когда-то одинаков…
 
Приходили в гости бабки
(кутья)
 
Приходили в гости бабки. Бабки плакали всю ночь.
Примеряли бабки тапки на холодные ступни.
Кто-то интересовался, чем он сможет мне помочь.
Я лежал, молчал, стеснялся. Я хотел побыть один.
Приходили сослуживцы ненадолго, пили чай.
В тишине под полотенцем спали птицы какаду.
Я всё меньше помнил лица. Всё задумчивей молчал.
Гасли звёзды. Плыли свечи. И в окошке свет потух.
Заколачивали гвозди. Гвозди гнулись вкривь и вкось.
Спали черви дождевые в промороженной земле.
Я надеялся, что всё же не забьют последний гвоздь.
Я надеялся, что просто ненадолго заболел…
Но глазницы подсыхали. Но ржавела в венах кровь.
Коченели мои пальцы. Раздувался мой живот.
И лежал я, одинокий с опороченным нутром.
И уже не вызывая опасений и тревог.
 
Покинули…
 
Когда дым прилип к земле, когда совы пробудились,
Когда всех нас накормили пирогами с лебедой,
В окна вполз густой туман, в окна нетопыри бились,
И земля как промокашка пахла высохшей водой.
 
Семикрылый серафим с пятикрылым на кармане
Уходил по чердакам к очередному ПМЖ.
Заметал дождём следы. Так его и не поймали
Ни горсуд, ни райсовет, ни общепит, ни ЗАГС, ни ЖЭК.
 
Опечаленные лбы прилипали к ковролину,
Заминированный колокол ударил в третий раз.
Девки лаяли на свист, короли жевали глину,
Бога все давно простили – первый раз – не педераст.
 
И уж я то не молчал, я повсюду сыпал пеплом –
По дорогам, городам, малосемейкам, головам.
И заметить не успел, как вселенная ослепла,
Как вросли по горло ноги в соль для ран и в грязь для ванн.
 
Больной
 
Больного надо укутывать. Заботиться о больном.
Приносить ему воду, настои и грелки,
Из глаз откачивать гной.
Больные обычно беспомощны. Как змеи в конце ноября.
Больного положено как можно тщательней
Холить и охранять.
Обычно больные бредят. Кого-то зовут в бреду.
Не стоит их в чём-либо здесь ограничивать.
Следуйте на поводу.
Надо Рабиндраната – станьте сегодня им.
Ломайте комедию так, как умеете,
Но оставайтесь с больным.
Больного нельзя объегорить. Пусть он не стоит на своём,
Больной всё поймёт и, теряя надежду,
Он выставит вас дураком.
Шутите с больным, забавляйтесь, но помните лишь об одном –
Не долго осталось тому, кто раздумал
Заботиться о больном.
 
Порча
(на мотивы Ницше)
 
Вот малыш, а рядом свиньи,
Пальцы ног ему свело.
Весь дрожит, весь тёмно-синий,
Полон крови, словно клоп,
На подушке у младенца
Нарисована звезда,
Кожа мокрым полотенцем
С тела слазит навсегда.
Свиньи хлюпают ноздрями,
В комнату вползает рак,
И алмазными клешнями
На бинты кромсает мрак.
Слиплись волосы ребёнка,
Пасть раскрыта конурой,
В ней тревожно вьются бронхи,
Из неё сочится кровь…
В келье молится священник
За здоровье малыша.
В еле видимые щели
Ночь вошла, ускорив шаг.
Спит малыш, смеются свиньи,
С неба сыпется песок.
Сладок чай из керосина,
Вкусен суп из мёртвых сов…
 
* * *
 
И губы ходят ходуном, как две песчаных эфы.
У мира много запятых... И взгляд из-подо лба...
В мои шесть соток воткнут дождь и мраморные трефы.
И дуло осени ползёт по слипшимся губам...
 
Забуксовала мать Земля, как мышь в калейдоскопе.
У кокаиновых дорог всегда такой финал...
Унылый призрак Вечности гуляет по Европе,
Горит космическая пыль и звёздный рафинад...
 
Качнулся аленький цветок в руках больного зверя,
Пропахли сумерки росой вспотевших мертвецов.
Я громко крикнул: «Бога НЕТ! И в бога я НЕ ВЕРЮ!!!»
А бог, куривший в стороне, благоухал свинцом...