* * *
Как хочется всем елям лапы
Пожать по-дружески в лесу,
Там, где грибы снимают шляпы,
Отряхивая с них росу.
Где заячьи мелькают пятки,
И дятел на удар притих,
Где ягоды играют в прятки,
Когда отведать хочешь их.
Где гулы сосен, словно месса,
Встречают и плывут с высот,
Где белочка, как стюардесса,
Орешек в лапках мне несёт.
* * *
В Друскининкае вместо снега,
Который здесь с тоскою ждёшь,
Упал, подобно манне с неба,
По-летнему весёлый дождь.
Хотя по сути был осенним
И безумолчным, как скандал.
Он знал, что мы его оценим,
Запомним, ибо ниспадал,
Как вертикальная завеса,
Непостижимая уму.
Казалось, можно без отвеса
Построить город по нему.
* * *
Река в ночи спала до дна,
И в ней невдалеке
Купались звёзды и луна,
И ты, а на песке
Лежал купальник метрах в двух,
Он без тебя грустил
И сжался весь, как будто дух
Внезапно испустил.
Плывя у полночи в плену
Дорожкой золотой,
Ты озаряла глубину
Своею наготой.
А на местах сосков твоих
Сверкали две звезды,
Точнее отраженье их,
Всплывая из воды.
В тот миг меня наверняка
Подумать дёрнул чёрт,
Что между ног твоих река
На зависть мне течёт.
* * *
Кому ты нужен? Никому! Я тоже.
Когда тебе давно за шестьдесят,
Не лезь из кожи, не кажись моложе,
Пришла пора раздумий и досад.
Всё лучшее осталось за плечами,
И с этим окончательно смирись.
Те, кто тебя когда-то поучали,
Травою под подошвами сплелись.
Уже на мир ты смотришь полуслепо,
Не замечая дней и в том числе,
Что жизни путь сворачивает в небо,
Хотя ещё идёшь ты по земле.
* * *
Я нахлебался тишины
И поперхнулся тишиною,
Живу с которой, как с женою,
Хоть мы друг другу не нужны.
Я болен ею, а она
Не только мною не больна,
Но равнодушна к адским мукам,
Сжигающим меня во сне.
И потому не жалко мне
Её не просто, а вдвойне
Унизить драгоценным звуком.
* * *
Подметает дворник осень
По бульварам-тротуарам,
Дышит винным перегаром
И поэтому несносен.
Свежевыпавшие листья
Он метлой вспугнуть рискует,
Ею вроде бы рисует,
Как причудливою кистью.
Закрывая окон створки,
В понедельник ли, во вторник,
Как затворник, сонный дворник
Ночью пьёт вино в каморке.
Не богатый на закуску,
Он хлебает вместе с мятой
Кипяток из кружки мятой
С жёлтым сахаром вприкуску.
Жаль, что дни короче стали.
Больше всех и вся на свете
Ненавидит дворник ветер,
Уносящий листьев стаи.
Он их ловит, чтоб в корзину
Затолкать, и даже смутно
Не предвидит, что под утро
Подметать придётся зиму.
Маме
Я плачу по тебе почти шесть лет
И потому мне кажется порою,
Что слёз ещё невыплаканных нет,
Однако и сегодня их не скрою.
Хоть впереди и ждут меня года,
Так будет не всегда, а это значит,
Что плакать перестану я тогда,
Когда по мне вдруг дочь моя заплачет.
* * *
Ксении Лашиной
Сто лет тебя не видел, а хотелось
Увидеть снова, но найти не мог.
И вот нашёл, прости меня за смелость,
С которой я ступил на твой порог.
Казалось, что к нему я шёл веками.
И в резко наступившей тишине,
Как крыльями, взмахнула ты руками
И опустила их на плечи мне.
А я их целовал попеременно,
Склоняясь к ним седою головой,
И не пытался вырваться из плена,
Который сам искал, пока живой.
В запасе горстка лет у нас осталась –
Ведь лодка-жизнь даёт однажды течь,
Следит за нами всюду сволочь-старость
И норовит нас всё-таки подсечь.
Но разве возраст – это повод к драме,
Коль издавна назначен нам судьбой?!
А мы, как на картине в старой раме,
В дверном проёме замерли с тобой.
Пусть позади столетие разлуки –
Столетье встреч пусть будет впереди…
И с плеч моих слетели крылья-руки,
И прежний голос твой сказал: – Входи!
Романс
Вы запретили мне влюбляться в Вас.
Так сделайте же что-нибудь такое,
Чтоб разочаровать меня сейчас
И повод дать оставить Вас в покое.
Я жду, пусть незаслуженных, обид,
Слов и поступков вздорных до предела.
О, Господи, как трудно делать вид,
Что мне до Вас нет никакого дела.
А Вы царите, всех собой затмив,
А я вокруг мечусь, подобно зверю,
И Вас воспринимаю словно миф,
В который сам и верю, и не верю.
Простите, государыня моя,
За то, что нарушаю Ваше вето,
За всё, что с Вами в мыслях делал я,
За то, что наяву не делал это.
Ещё за то, что я Ваш взгляд ловлю
И, если с ним встречаюсь, поневоле
Глазами говорю: «Я Вас люблю!»,
Хоть мне молчать положено по роли.
Ах, мне бы поскорее Вас забыть
И вынырнуть душою из печали.
Хоть Вы мне запретили Вас любить,
Однако разлюбить не запрещали.
Прятки
В восемь лет:
– Раз, два, три, четыре, пять,
я иду искать,
если кто не спрятался,
я не виноват…
В восемьдесят лет:
– Раз, два, три, четыре, пять,
я иду искать,
Если кто-то умер,
я не виноват…
* * *
Утром вьюга исполнила первой
По мотивам зимы попурри.
Мне зима представляется стервой,
Но красивою, чёрт побери!
Из рассветного инея свитой
И снегов, как во все времена,
И позёмкой меня, словно свитой,
Всюду сопровождает она.
Озаряет окрестность пороша
И прохожего ловит впросак,
И сосулька, что тает, похожа,
На большой восклицательный знак.
Сколько сразу явилось открытий!
И вслепую, почти в полумгле,
Снегопад миллионами нитей
Небеса пришивает к земле.
* * *
По речке-жизни наши годы-льдины
Плывут, а я, исполненный вины,
Боюсь погладить первые седины
Твои, что добела раскалены,
Как будто ток по ним идёт и может
Ударить возле каждого виска.
Ничто меня сильнее не тревожит,
Чем твой диагноз, если он – тоска.
Моя ладонь к твоей щеке причалит,
Тем самым объявив тоске табу.
Ничто меня сильнее не печалит,
Чем нотный стан твоих морщин на лбу.
Мой народ
Ты талантливый, трудолюбивый,
Ты великий и родственный мне,
Но бесправный ты и несчастливый,
В основном по своей же вине.
Кто тобой только в прошлом не правил?
Ты же сам позволял это им,
И вдобавок правителей славил
Вопреки убежденьям своим.
Среди них, чьи останки в могиле,
Были гетманы, были цари,
Коммунисты недолго, но были,
Ну, а кто же теперь, посмотри.
Это ж надо, какая держава:
Двадцать лет простоять у руля
И вертеть им то влево, то вправо,
Но не выровнять курс корабля!
У него уже масса пробоин
И от сотен заплат жалкий вид.
Мой народ, почему ты спокоен,
Неужели забыл «Заповіт»?
Неужели же слово Тараса
Для тебя не закон в наши дни,
А слова уроженцев Донбасса?
Кто с Шевченко в сравненье они?
Чтоб поднять Украину, домкратов
Вряд ли хватит. В конце-то концов,
Сколько можно терпеть казнокрадов,
Бюрократов, лжецов, подлецов?
Мой народ, ты же вольнолюбивый,
Но не хочешь точить топоры.
Только знаю, что сверхтерпеливый
Ты до времени и до поры,
Что простишься с терпенья недугом,
Победишь в справедливой борьбе.
Стать для этого сильными духом
Я желаю тебе и себе.
* * *
Давно знакомая больница.
Звенит за окнами гроза.
Живых полуживые лица,
Полубезумные глаза.
Здесь мир иной и жизнь иная,
Назойливых зловоний смесь,
Здесь просыпаются, не зная,
Проснутся ли назавтра, здесь,
Питаясь кашей порционной,
Мечтаешь, взгляд уставив в пол:
Вот если б в операционной
Не лечь на стол, а сесть за стол,
Уставленный всем тем, что ныне
Тебе, дружок, запрещено,
И пить, переча медицине,
Коллекционное вино
Коньяк ли пить коллекционный,
В котором звёзд – как в небесах…
Ты замер в операционной
У смерти с жизнью на весах.
В воображенье пляшут черти,
А ты молись, чтоб в этот час
От вечного наркоза смерти
Тебя, дружок, Всевышний спас.
* * *
Людмиле Карповой*
Когда б такие капли были,
Чтоб их в глаза закапав, Вы
Меня бы тотчас полюбили.
Но капель нет таких, увы.
Когда бы был такой напиток,
Испив который, Вы бы лет
Мгновенно сбросили избыток.
Но жаль, таких напитков нет.
Когда б слова такие были,
Чтоб стоило сказать Вам их,
И сказки превратились в были.
Но нет на свете слов таких.
Я не волшебник, к сожаленью,
И Вам понятно, почему –
Ведь ни по щучьему веленью,
Ни по хотенью своему
Чудес не совершал, похоже,
И не свершу наверняка,
И золотую рыбку тоже
Я в море не поймал пока.
Но чтобы угодить кумиру,
Покуда Вы ещё жива,
Ищу неведомые миру
Напиток, капли и слова.
---
*Бабушка Ники Турбиной.
* * *
Вместо жизни смерть подчас
Нам даёт уроки.
«Грустные стихи у вас, –
Сыплются упрёки, –
Надо б вам повеселей
Сочинять, как детям».
Не даю я векселей
Критиканам этим.
Хоть живу я, грусть гоня,
Но рождённых в муках
Грустных строчек у меня
Больше, потому как
Смерть однажды лишь даёт
Для печали повод.
Ну, а жизнь всё время бьёт,
Как под током провод.
© Александр Ратнер, 2013.
© 45-я параллель, 2013.