* * *
«Кто я?» – задаю себе вопрос.
Разум отвечает мне всерьёз:
«Ежели не брать в учёт твой лик
И судить по мне, то ты – старик».
«Кто я?» – вновь спросил, и в свой черёд
Мне уже душа ответ даёт:
«Ежели учесть твои мечты
И судить по мне, то мальчик ты».
«Кто я?» – обратился к небесам,
И ответил мне Всевышний сам:
«Ты, – услышал я издалека, –
Мальчик с головою старика».
Собратьям по перу
Нам время – судия, а совесть – эшафот.
За жизнью гаснет жизнь – одна, вторая, третья…
Неважно, кто из нас кого переживёт,
А важно, чьи стихи переживут столетья.
Пусть будет бездна книг, а бед – наперечёт,
Где не был, – будет мир, а там, где был, – продлится.
Неважно, в ком из нас какая кровь течёт,
А важно, чьи стихи ей не дадут пролиться.
* * *
Жизнь ‒ папа и мама,
Качели и сани,
Комедия, драма,
Игра с небесами.
Арена и сцена,
Мгновенье и вечность.
Жизнь ‒ ложь и измена,
Жизнь ‒ правда и верность.
Враг догмам-канонам,
Жизнь ‒ карта в колоде
И то, что дано нам
В единственном роде.
Жизнь ‒ чудо-колдунья,
Мурашки по коже,
Любовь до безумья
И ненависть тоже.
Печалинка в смехе,
Смешинка в печали,
Провалы, успехи
В конце и в начале.
Жизнь ‒ чёрная яма
И чёртова пляска,
Но ‒ папа и мама,
И всё-таки сказка!
* * *
Если б мог я обратиться к Богу
Раньше, чем предстану перед ним,
То просил бы снять с души тревогу,
Как с лица актёр снимает грим.
Или нет, да за её бунтарства
До безумства и разрыва жил
Отдал бы коня я и полцарства,
Если б мне Господь их одолжил.
Или нет, я брать не вправе ссуду –
Непосильна ноша для меня:
Как я возвращать полцарства буду,
Если вряд ли выплачу коня?!
Сонет
Неправда, что меня не замечали
В научной и в писательской среде,
Что у меня заветного нигде –
Ни за душою нет, ни за плечами.
В любви сгорев, я воскресал в труде,
Не бунтовал, когда иных венчали,
А падал на земном пути в печали,
Чтоб на небесном выстоять Суде.
Но всё, чего достигну и достиг,
Ничто в сравненье с тем, когда на миг
Ты обжигаешь скорбной красотою.
Пожалуйста, не плачь передо мной, –
Ведь я не то, что слез, а и одной
Твоей слезы, любимая, не стою.
* * *
Всё, что в жизни обоюдно, – неподсудно,
Ну а то, что неподсудно, – непреложно.
Если в доме два актёра – это трудно,
Если в доме два поэта – невозможно.
И хотя стихами ты, как небом, дышишь,
И они уже почти что жизни долька,
Это счастье, что сама ты их не пишешь,
А читаешь или слушаешь, и только.
Если б стала ты писать стихи внезапно
(А такое, к сожаленью, может статься),
Я б расстался с сочинительством назавтра
Для того лишь, чтоб с тобою не расстаться.
* * *
Я из прошлого века, из его середины,
В нём спрессованы годы, будто в банке сардины.
Я из прошлого века, из годов повоенных–
Инвалидных, обидных, незавидных, забвенных.
Я из прошлого века, там, где соло трамвая,
Там, где гимн паровоза, там, где мама живая.
Я из прошлого века, в нём впервые, но гордо
И «люблю» я услышал, и «жидовская морда».
Я из прошлого века, но не весь – на две трети,
Знает это точнее Бог, но держит в секрете.
Я из прошлого века, я из этого века –
Я из двух веков сразу, словно Луций Сенека.
Это век мой последний, я – его подсудимый,
В нём уйду, не добравшись до его середины.
А пока что годами поистётртый, как джинсы,
Я вишу на подножке не трамвая, а жизни.
* * *
Не страшно говорить: «Идёт восьмой десяток» –
Ведь та, кого люблю, жена, а не вдова.
Прожитые года скорее недостаток,
Когда их за спиной не семь, а скажем, два.
По жизни тяжко плыть в сражении с теченьем,
Когда висят года, как тина на весле.
Но в старости берут не силой, а уменьем –
Всё сущее берут, и женщин в том числе.
Какие, к чёрту, смерть и почести на тризне,
Коль тянется рука к любимой и к перу,
И козыри не все я из колоды жизни
Достал и не сыграл ещё свою игру?!
Я ждать её готов, покуда карта ляжет,
И будет тот расклад, о коем я мечтал.
А сколько проживу, пусть вскрытие покажет
Бутылок, что не пил, и книг, что не читал.
* * *
Стихи приходят по утрам
Ко мне без спроса, ненароком,
Когда ни стёкол нет, ни рам
У солнца вымазанных окон.
Стихи с надеждою глядят
На то, как, лоб сижу наморщив,
И стать бессмертными хотят,
Но я им в этом не помощник.
Стихи уходят без следа
К тем, чьё величье вровень с ними,
И всё же могут иногда
Вернуться, чтобы стать моими.
* * *
Памяти Татьяны Рековой
К земле нас годы, к сожаленью, клонят,
В глазах безумства угасает пыл.
Пришла пора, и тех уже хоронят,
Кого ещё я в юности любил.
Красавицы, невесты и подруги,
Вас мёртвыми представить не могу.
Я целовал когда-то ваши руки,
Губами согревая их в пургу.
Сходил с ума, сжимая ваши плечи,
Делил постели с вами и грехи,
Казалось, жил от встречи и до встречи,
И посвящал вам лучшие стихи.
Без вас я ни мужчиной, ни поэтом
Не смог бы стать и в мыслях к вам летел,
И лучшим гонораром мне при этом
Была взаимность ваших душ и тел.
Но в небо ваши души улетели,
Но в землю ваши спрятали тела.
Уже метели занесли постели,
Которые сжигали мы дотла.
Но даты на могилах ваших лживы,
Их мысленно стираю каждый раз –
Вы не сошли со сцены, ибо живы,
Покуда я живу и помню вас.
А если попаду костлявой в сети,
В ваш вечный сон когда-нибудь приду
И встречу вам на том назначу свете,
Не обессудьте, ежели в аду.
* * *
Арифметика природы
В дни осенней суеты:
Плюс дожди и непогоды,
Минус листья и цветы.
По игре скучают корты,
Прут прыщи, как из пращи.
Минус пляжники и шорты,
Плюс колготки и плащи.
Птичьих клиньев скромный синус,
Позолоты праздный блюз.
Зелень и затишье – минус,
Ветер и багрянец – плюс.
У прозаика страницы
Собираются в роман.
Минус яблоки и птицы,
Плюс прохлада и туман.
И поэта труд несносен –
Смесь фантазий, рифм и шиз.
Плюс поэма – минус осень,
Плюс бессмертье – минус жизнь.
* * *
Утром вьюга исполнила первой
По мотивам зимы попурри.
Мне зима представляется стервой,
Но красивою, чёрт побери!
Из рассветного инея свитой
И снегов, как во все времена,
И позёмкой меня, словно свитой,
Всюду сопровождает она.
Озаряет окрестность пороша
И прохожего ловит впросак,
И сосулька, что тает, похожа
На большой восклицательный знак.
Сколько сразу явилось открытий!
И вслепую почти, в полумгле,
Снегопад миллионами нитей
Небеса пришивает к земле.
* * *
Н. К. Сергеевой
Жизнь мимолётна, словно взмах весла,
Она – вопрос и часто без ответа.
Любой из нас – баланс добра и зла,
Здоровья и болезней, тьмы и света.
Ведь, создавая каждого, Господь
Почти неудержимо с божьей длани
В его замес бросает хоть щепоть
Какой-то несусветно-вечной дряни.
И если нарушается баланс
От брошенной когда-то в нас щепоти,
То в то же время возникает шанс
Блеснуть собою для ума и плоти.
Не потому ли, чем страшней недуг,
Чем ближе он к неизлечимым фазам,
Тем закалённей и сильнее дух
И тем изобретательнее разум?!
И это не судьбины щедрой дань
В предчувствии уже развязки близкой,
А это в нас всё та же божья дрянь
Однажды божьей вспыхивает искрой.
Ну а судьба не дань даёт, а грант,
Порою первый и последний даже.
Ущербность провоцирует талант,
Которым компенсирует себя же.
* * *
Читать и упиваться языком
Писателя, с которым не знаком,
Споткнуться о сюжетную подножку
И заблудиться в карнавале лиц,
Вдыхая запах девственных страниц,
Поглаживая с нежностью обложку.
И помнить, что, когда читаешь текст,
Одновременно ты проходишь тест
На искренность и честность – это значит,
Что ты, хотя читатель, но и вор –
Ведь твой крадёт чужие мысли взор,
И в подсознанье их невольно прячет.
Не выдай эти мысли за свои,
Читай и восхищенья не таи,
Воображеньем над сюжетом царствуй.
И, книгу дочитав, признать сумей,
Что с автором в сравненье ты – пигмей,
А коль наоборот – то не злорадствуй.
* * *
Небо звёздами беднеет,
И на нем, едва видна,
Точно от стыда, бледнеет
Уходящая луна.
Шторм закладывает уши,
Чайки реют, как салют.
Чтобы поклониться суше,
Волны в очередь встают.
Бриз брезгливо брызги сеет
На сосны зелёный зонт.
Точно от стыда, краснеет
На восходе горизонт.
И пока земля проснётся,
Все в летящих парусах,
Море взвешивает солнце
На волнах, как на весах.
* * *
Похоже, что течение иссякло –
Река стоит, от тины зелена.
Её чтоб сдвинуть, надо бы Геракла,
Но он сбежал в иные времена.
Над нею облаков струится стадо,
В ней плавно солнца плавится рубин.
О как же с места сдвинуться ей надо,
Но не хватает силы у глубин.
Река стоит, как будто с миром связей
Нет у неё и перед ним долгов.
От юрких карасей и вёртких язей
Щекотно ей в подмышках берегов.
Она ещё покажет свой характер
И сдвинется, и пустится в бега,
Как только русло ей раздвинет катер,
И волны расцелуют берега.
Река пойдёт, взыграет, не уймётся,
На перекатах становясь седой,
И на бегу от счастья захлебнётся
Ликующей в излучинах водой.
И временем речная быстротечность
Предстанет вновь – я ей простой прощу
И в чуткое теченье, точно в вечность,
Полусухие вёсла опущу.
* * *
Если б мама была жива,
Я бы самым счастливым был,
Понимал, что она права,
Не перечил и не грубил.
Не расстраивал, а берёг
И напутствиям всем внимал,
Я хвалил бы её пирог
И порог её целовал.
Я бы Господа был готов
Умолять среди бела дня,
Чтоб Он отдал ей часть годов,
Предназначенных для меня.
Я не верю, что мамы нет,
Что её погасил недуг,
И целую её портрет
На надгробии, а вокруг –
Столько клавиш чужих могил,
И от слёз проросла трава...
Я бы самым счастливым был,
Если б мама была жива.
© Александр Ратнер, 2020–2022.
© 45-я параллель, 2022.