Александр
Твардовский

Василий Теркин: 20. В наступлении

Столько жили в обороне, 
Что уже с передовой 
Сами шли, бывало, кони, 
Как в селе, на водопой. 
  
И на весь тот лес обжитый, 
И на весь передний край 
У землянок домовитый 
Раздавался песий лай. 
  
И прижившийся на диво, 
Петушок — была пора — 
По утрам будил комдива, 
Как хозяина двора. 
  
И во славу зимних буден 
В бане — пару не жалей — 
Секлись вениками люди 
Вязки собственной своей, 
  
На войне, как на привале, 
Отдыхали про запас, 
Жили, «Теркина» читали 
На досуге. 
       Вдруг — приказ... 
  
Вдруг — приказ, конец стоянке. 
И уж где–то далеки 
Опустевшие землянки, 
Сиротливые дымки. 
  
И уже обыкновенно 
То, что минул целый год, 
Точно день. Вот так, наверно, 
И война, и все пройдет... 
  
И солдат мой поседелый, 
Коль останется живой, 
Вспомнит: то–то было дело, 
Как сражались под Москвой... 
  
И с печалью горделивой 
Он начнет в кругу внучат 
Свой рассказ неторопливый, 
Если слушать захотят... 
  
Трудно знать. Со стариками 
Не всегда мы так добры. 
Там посмотрим. 
          А покамест 
Далеко до той поры. 
       ________ 
  
Бой в разгаре. Дымкой синей 
Серый снег заволокло. 
И в цепи идет Василий, 
Под огнем идет в село... 
  
И до отчего порога, 
До родимого села 
Через то село дорога — 
Не иначе — пролегла. 
  
Что поделаешь — иному 
И еще кружнее путь. 
И идет иной до дому 
То ли степью незнакомой, 
То ль горами где–нибудь... 
  
Низко смерть над шапкой свищет, 
Хоть кого согнет в дугу. 
  
Цепь идет, как будто ищет 
Что–то в поле на снегу. 
  
И бойцам, что помоложе, 
Что впервые так идут, 
В этот час всего дороже 
Знать одно, что Теркин тут. 
  
Хорошо — хотя ознобцем 
Пронимает под огнем — 
Не последним самым хлопцем 
Показать себя при нем. 
  
Толку нет, что в миг тоскливый, 
Как снаряд берет разбег, 
Теркин так же ждет разрыва, 
Камнем кинувшись на снег; 
  
Что над страхом меньше власти 
У того в бою подчас, 
Кто судьбу свою и счастье 
Испытал уже не раз; 
  
Что, быть может, эта сила 
Уцелевшим из огня 
Человека выносила 
До сегодняшнего дня,— 
  
До вот этой борозденки, 
Где лежит, вобрав живот, 
Он, обшитый кожей тонкой 
Человек. Лежит и ждет... 
  
Где–то там, за полем бранным, 
Думу думает свою 
Тот, по чьим часам карманным 
Все часы идут в бою. 
  
И за всей вокруг пальбою, 
За разрывами в дыму 
Он следит, владыка боя, 
И решает, что к чему. 
  
Где–то там, в песчаной круче, 
В блиндаже сухом, сыпучем, 
Глядя в карту, генерал 
Те часы свои достал; 
Хлопнул крышкой, точно дверкой, 
Поднял шапку, вытер пот... 
  
И дождался, слышит Теркин: 
— Взвод! За Родину! Вперед!.. 
  
И хотя слова он эти — 
Клич у смерти на краю — 
Сотни раз читал в газете 
И не раз слыхал в бою,— 
  
В душу вновь они вступали 
С одинаковою той 
Властью правды и печали, 
Сладкой горечи святой; 
  
С тою силой неизменной, 
Что людей в огонь ведет, 
Что за все ответ священный 
На себя уже берет. 
  
— Взвод! За Родину! Вперед!.. 
  
Лейтенант щеголеватый, 
Конник, спешенный в боях, 
По–мальчишечьи усатый, 
Весельчак, плясун, казак, 
Первым встал, стреляя с ходу, 
Побежал вперед со взводом, 
Обходя село с задов. 
И пролег уже далеко 
След его в снегу глубоком — 
Дальше всех в цепи следов. 
  
Вот уже у крайней хаты 
Поднял он ладонь к усам: 
— Молодцы! Вперед, ребята!— 
Крикнул так молодцевато, 
Словно был Чапаев сам. 
Только вдруг вперед подался, 
Оступился на бегу, 
Четкий след его прервался 
На снегу... 
  
И нырнул он в снег, как в воду, 
Как мальчонка с лодки в вир. 
И пошло в цепи по взводу: 
— Ранен! Ранен командир!.. 
  
Подбежали. И тогда–то, 
С тем и будет не забыт, 
Он привстал: 
— Вперед, ребята! 
Я не ранен. Я — убит... 
  
Край села, сады, задворки — 
В двух шагах, в руках вот–вот... 
И увидел, понял Теркин, 
Что вести его черед. 
  
— Взвод! За Родину! Вперед!.. 
  
И доверчиво по знаку, 
За товарищем спеша, 
С места бросились в атаку 
Сорок душ — одна душа... 
  
Если есть в бою удача, 
То в исходе все подряд 
С похвалой, весьма горячей, 
Друг о друге говорят.. 
  
— Танки действовали славно. 
— Шли саперы молодцом. 
— Артиллерия подавно 
Не ударит в грязь лицом. 
— А пехота! 
— Как по нотам, 
Шла пехота. Ну да что там! 
Авиация — и та... 
  
Словом, просто — красота. 
  
И бывает так, не скроем, 
Что успех глаза слепит: 
Столько сыщется героев, 
Что — глядишь — один забыт. 
  
Но для точности примерной, 
Для порядка генерал, 
Кто в село ворвался первым, 
Знать на месте пожелал. 
  
Доложили, как обычно: 
Мол, такой–то взял село, 
Но не смог явиться лично, 
Так как ранен тяжело. 
  
И тогда из всех фамилий, 
Всех сегодняшних имен — 
Теркин — вырвалось — Василий! 
Это был, конечно, он.