Алексей Борычев

Алексей Борычев

Четвёртое измерение № 31 (163) от 1 ноября 2010 года

После двоеточия

 

Решение Творца
 
Зажигая огни на просторах вселенной
И свивая тугие спирали галактик,
Некто сильный, могучий, разумный, нетленный –
Превеликий стратег, виртуознейший тактик –
 
Навсегда одарил бытие красотою,
Воссияла она неземными лучами,
И с тех пор между ней и простой добротою
Происходит сражение днями, ночами.
 
По какой-то неведомой странной причине
Изменяются формы вещей и событий,
Так что доброе – злого скрывает личина,
Все проблемы решает пустяк позабытый.
 
То, что было красивым, становится гадким,
Похвала замещается патокой, лестью.
Превращаются явные вещи в загадки
И являются нам неприятною вестью…
 
Призадумался Мудрый Творец, и былое
Поменял на грядущее!.. Стало иначе:
Доброта в красоту обратилась, а злое –
Превратилось в ничто, не имея отдачи.
 
В России быть…
   
Быть гением при жизни –
       не успеть!
Великим быть при жизни –
       позабыться.
Чтоб гением стать –
       нужно умереть.
А чтоб великим – 
       вовремя родиться!
 
На митинге
 
Когда воцарился безумный царёк,
Восславились двое – Курок и Ларёк, –
Народы молчали.
Народы молчали, когда на войну
Бессмысленно выродок кинул страну,
Все были в печали.
 
Народы молчали… молчат и теперь,
Когда государство окрепло, как зверь
Оскаливши зубы,
Готово бедою потешиться всласть! –
Такая уж чёрная русская власть, –
«Работает» грубо...
 
И снова беда за бедою растёт,
И снова у плахи толпится народ,
Несчастный, забитый!
Века он молчал, и теперь он молчит!
Терпения нить – натянулась – скрипит:
Ничто не забыто!
 
И – скоро совсем – оборвётся она. –
Узнает героев родная страна,
И вздёрнутся петли.
И стянутся шеи быков, что пока
Жируют; их крови прольётся река!
Довольно терпеть ли?!
 
Научная притча
 
На что потратил время сомневающийся Кант!..
Логическое здание бессмысленность развалит.
Меняются со временем значения констант.
Пространство коммутирует с материей? – едва ли.
 
Болтается, как маятник, система аксиом.
Условности мешают перепутать север с югом…
В грядущем – настоящее, грядущее – в былом. –
Никак нам не сойти с эзотерического круга!
 
Напился с безысходности усталый Гейзенберг.
Не снятся Нильсу Бору ни законы, ни задачи.
Эйнштейн и относительность давно уже отверг.
Теория пред практикой так мало может значить! –
 
Мгновение меняет и законы, и миры,
Но мир того мгновения никак не изменяет!
Какую бы теорию рассудок ни открыл,
Находится, которая её опровергает.
 
Вселенная рождается, как будто изнутри,
В непонятом биении сердечных колебаний;
И как бы ни стремился кто, и как бы ни хитрил,
Первичное понять ему – напрасное старанье!
 
Тишина
 
Горячим воздухом июня
Обозлена, обожжена,
По чаще, пьющей полнолунье,
Волчицей кралась тишина.
 
В неё стреляли детским плачем
И гулким рокотом машин,
И солнце прыгало, как мячик,
На дне её глухой души,
Когда был день…
 
От гула, шума
В колодцах пряталась она
И в корабельных тёмных трюмах…
На то она и тишина!
 
Пугаясь дня, пугаясь солнца,
Стремясь на волю, не смогла
Таиться долго в тех колодцах,
Где луч – как острая игла! –
 
И из последних сил, под вечер,
Пустилась в чащу, в темноту,
Чтоб не страдать, чтоб не калечить
Густую волчью красоту…
 
Мерцали звёздными огнями
Её полночные глаза,
Когда, испуганная днями,
Она ушла во тьму, в леса.
 
Но гвалтом воронов на кочках
Настиг её рассветный залп,
И – две звезды,
две тусклых точки –
Погасли искрами в глазах.
 
Болото
 
Тропы к тебе узки, ржавой водицей полнятся.
Кружатся мотыльки факелами тревог.
За колдовскою тьмой дня затихает звонница.
Делает разум мой в сказочное рывок.
 
Вот я и снова здесь… Ты ли, обитель прошлого,
Взору открыла лес, чахлый, седой, больной.
Небо кладёт в него солнечную горошину,
Синий пролив раствор капельной тишиной
 
На вековую топь, кочки, кривые ёлочки,
Там, где живёт лет сто ворон – хозяин тьмы,
Где раздаётся вой поздно – в безлунной полночи
Старенький водяной чует приход зимы…
 
Летом – дыханье мха, всхлипы трясин. Заметнее
Жизни людской труха именно летом, здесь,
Где по утрам туман солнце шлифует медное,
Ядом болотным пьян, медленно гибнет лес.
 
Осенью красный дым всё над тобою стелется.
Что это? Мы горим в пламени прошлых лет?
Или мечты горят? Или сгорает мельница
Нашей судьбы? Объят в будущее билет
 
Этим огнём? Но вот – вижу: редеет марево.
Осенью каждый год так опадает лист
Тощих берёз, осин… цвета всё больше карего
На полотне картин зимних простых кулис!
 
И догорит октябрь яркой мечтою-свечкою,
И, белизной блестя, ляжет ковёр снегов…
Память земли сырой пахнет прошедшей вечностью,
Лопнувшей пустотой, тайной забытых снов.
 
Снежная волчья даль крестиком сосен вышита:
Кажется иногда кладбищем всех надежд.
И лишь былого тень здесь на просторах выжила:
В лопнувшей пустоте время зашило брешь…
 
Звезда
 
Холодное небо коснулось Земли
Сырым снегопадом,
А в полночь созвездия тихо зажгли
Цветные лампады.
 
По снежной пустыне плыла тишина,
Как воздух густая,
Смотрела задумчиво с неба луна,
Совсем молодая,
 
На лес и упавшую с неба звезду,
На снежные скалы…
Но долго звезду на подтаявшем льду
Созвездья искали.
 
...В ночи замелькают и дни, и года –
Метелью, порошей;
Исчезнет под ними навеки звезда,
И прошлое тоже!
 
Философическая элегия
 
Отрицая превосходство расстоянья над событьем
И сплетая паутину хаотичности миров,
Торжествуют над причиной озаренья и наитья,
Открывая и скрывая сроки бед и катастроф.
 
Обращая чувства, мысли в потемнение бумаги,
Всё прочнее и прочнее устанавливаем связь
Между точным и случайным, отвергая силу магий
И сюжетов сновидений переливчатую вязь.
 
Хор небесный, не смолкая, пропоёт о том, что будет,
А потом он приутихнет, откровенья исчерпав.
И задует время свечи, а тепло забытых судеб
Сгинет в холоде могильном на костях и черепах.
 
Только где-то на болотах пламя бледно-голубое
На мгновенье загорится и погаснет на века,
И забытое былое – злое, доброе – любое
Обратится под золою, под землёю в червяка…
 
Что останется? – немножко: горя маленькая ложка.
Что же будет в этом мире? – только то, что не сбылось!
…Снова путь пересекает чёрная, как дёготь, кошка.
За окошком – всё медведи трутся о земную ось…
 
Прогулка
 
Настоящего нет. Обручаясь с прошлым,
Я ступаю по старой, сгоревшей роще,
И вдыхаю событий грядущих запах,
Позабыв в темноте, где восток, где запад.
 
Впереди огоньками болота блещут,
Открывая, насколько первичны вещи:
Травы, мох, небеса, осины…
В лихорадке туманов дрожат трясины.
 
Как стрелой, я пронзён уходящим летом,
И луна острие заостряет светом.
Понимаю – былые событья всё же
Мне больнее сегодняшних и… дороже.
 
В этом мире и звёздный покой не вечен.
Каждый зверя числом навсегда отмечен,
Потому что всегда на него делимы
Все просторы, и жизни людей, и длины
 
Тех предметов, которых никто не знает,
Не помеха незнанье (иль новизна их),
И, истёртые мыслью, события, даты
На века на кресте бытия распяты!
 
…Как сгоревшая в прошлом когда-то роща,
Никогда о пожаре былом не ропщет,
Дым рассеяв по воздуху в тех пределах,
Где душа никогда не покинет тело,
 
Так и я в настоящем грядущим связан,
О прошедшем своём не роптать обязан,
Доверяя реальность какой-то точке,
Словно та до вселенной разбухнет точно.
 
...Настоящего нет! И в сознанье пусто.
Будто мухи под снегом, уснули чувства.
Я, в былом проживая, творю законы,
От нелепых картин отличив иконы.
 
Захожу в позабытую сном сторожку,
Тихо дверь открываю в ней. Осторожно
Зажигаю в киоте огонь лампады,
Понимая, что большего и не надо…
 
Сладкая сказка
 
Солнце рыжей кошкой
Щурится в окошке…
Сахарная вата – эти облака.
 
День походкой бравой
Правой, левой, правой –
Марширует бодро – прямо на закат.
 
Пусть дожди прольются, – 
Выпьем их из блюдца, – 
Дождик будет – сладкий ароматный чай,
 
Потому что тучи
Мёдом смазал лучик –
Из небесных ульев – собран урожай!
 
…Вот на небе чисто!
Лапкою пушистой
Солнышко умылось, – спать ему пора!
 
И луна на троне
В золотой короне
Будет этим миром править до утра!
 
Осенний фрегат
 
Небесным лоцманом ведомый
В цветную бухту сентября,
Корабль осенних окоёмов
В туманы бросил якоря.
 
На мачтах корабельных сосен
Качнулся парус облаков
Фрегата под названьем «Осень»,
Плывущего в простор веков.
 
…А утром якоря подняли,
И, разрезая гладь времён,
Поплыл в тоскующие дали,
Сливаясь с призраками, он,
 
Где леденеющим забвеньем
Окутан суетливый мир,
Где гаснет пламя вдохновенья,
И не звучит страстей клавир…
 
Пройдя все зимы и все вёсны,
Вернётся в гавань сентября,
И эти мачты, эти сосны –
Спалит прощальная заря…
 
Ни судьбы, ни страны…
 
Холода обжигают лицо.
Блики солнца упали на снег.
Закатилось судьбы колесо!
Воет ветер, а слышится – смех!
 
Догорает рубиновый день.
Голубая ложится вуаль
По просторам лесов, где везде
Розовеет закатная даль,
 
Где берёзы, осины, дубы
Тщетно тянутся ветками вверх.
...Ни зимы, ни страны, ни судьбы,
И прозрение разум отверг.
 
Холода обжигают лицо.
В синеве утопая, иду.
Замыкается снова кольцо.
Снова мир в одноцветном бреду.
 
Открывается медленно глаз
Обалдевшей от горя луны.
...Ни покоя, ни жестов, ни фраз.
Ни любви, ни судьбы, ни страны...
 
Бриллиант пустоты
 
Туманы ядовитых переменчивых желаний
В отсутствие предела, за которым пустота,
Подобно пьяной лилии
В болотном изобилии,
Распустятся капризною строфою в подсознанье,
В спокойной тихой радости, в стремлении отдать
 
Целуемую сотней благодатных вдохновений
Высокую, стоящую до неба, тишину
На растерзанье разуму,
Не ставшему ни разу мне
Попутчиком в пути, где под шуршание мгновений,
Под скрежет дней-ночей, я лямку времени тяну...
 
А в плавящемся мареве событий завершённых
И будущих – блуждает истлевающий мой дух.
Мне небо стало прозою,
Написанную грозами,
Спалившими цветущие красивейшие кроны
Мечты моей, и пламень тот давно уже потух.
 
Теперь, когда я вижу чьи-то робкие надежды
На дальнее, смешно мне, потому что знаю я,
Что будущим развенчаны
Они, и переменчивы
Всегда, какими б ни были нарядными одежды,
Скрывающие тайны и соблазны бытия.
 
Смотря на бесконечное, увижу только точку,
Мелькающую в гранях бриллианта пустоты,
И близкое – в далёкое,
Воздушное – в нелёгкое,
В момент преобразуются, как будто по цепочке,
В комок иного мира, не успевшего остыть…
 
И снова раздувается другая сингулярность,
И снова формируются скопление планет,
И звёзды, и галактики,
Теории и практики…
И снова – вместо хаоса – закон и регулярность.
Вы скажете: бессмыслица! …а я отвечу: Нет!
 
А никто ничего и не ждал!
 
…А никто ничего и не ждал!
И зима очень долгой казалась!
Много сложного – всё, как всегда.
А простого – какая-то малость:
 
Беспокойная стайка берёз,
В небе крыльями тихо махая,
Отгоняла упрямый мороз
От небесной обители мая.
 
Май пока ещё в небе, пока
Не спустился на Землю, однако
Он лучами играл в облаках...
А в лесу, невзирая на слякоть,
 
Суетился апрель под сосной,
Растопляя снега и, конечно,
Огонёк появился лесной –
Улыбнулся кому-то подснежник.
 
И, когда работяга-апрель
Гнал ручьи по снегам, по оврагам,
Над землёю рубином горел
Льдистый воздух... Туманная брага
 
Растворялась в мерцающих днях
И роняла в проталины капли…
И леса лепетали звеня,
И деревья стояли, как цапли,
 
В полыхающей талой воде,
Все пиликали, перекликались…
И плескался сияющий день
В бирюзовом небесном бокале.
 
А потом, усмехаясь грозой,
Май вошёл в эти пьяные рощи,
Кучерявый, весёлый, босой…
Вот и всё! …а бывает ли проще?
 
Музыкант
 
Холодным сумраком в ночи
Полны печали облаков,
Но пламя ангельской свечи
Нам озаряет даль веков,
 
Где увядают в полусне
Цветы забытых грешных душ
И слёзы падают на снег…
Но Музыкант играет туш!
 
Играй каденции судеб,
Мой долготерпный музыкант.
Ты на людском земном суде
Не оправдаешь свой талант.
 
На белых клавишах миров,
На аспидных – небытия,
Играй, невидимый герой,
Пока ловка рука твоя.
 
Движенье – музыка времён.
Синкопы – молнии секунд.
Играй, весельем заклеймён,
Рассей вселенскую тоску.
 
Горящий факел тишины
Сожжёт безумный твой порыв
И все мы будем лишены
Простого счастья до поры…
 
Ну а пока играй, играй –
Минуту? Век? Секунду? Час? –
Пока наш мир ещё не рай.
И вряд ли станет им для нас!
 
После двоеточия
 
Постепенно сокращаясь до какой-то малой точки,
Бесконечность обратится каплей на конце пера,
И галактика пребудет чёрной кляксою на строчке,
А пространство – запятою между «завтра» и «вчера».
 
И листок глядит упрямо на нелепую реальность,
Где, минуя все законы, пишет драму бытия
Некто очень мне знакомый, убивая специально
Даже скромные попытки понимать, что «некто» – я...
 
…За окном растаял полдень карамелью солнца в луже,
Залетел в окошко ветер, и унёс мои листы,
На которых дни, столетья – в виде строчек неуклюжих;
После строчек – двоеточья, эти точки – я и ты.
 
А за нами… бесконечность! Перед нами – неизвестность!
Посредине – неизбежность! …впрочем, это – ерунда. –
Не закончилась тетрадка, и чернильница на месте.
Нарисую снова буквы, не сотру их никогда.
 
Запятые я расставлю по-другому и, конечно,
Постараюсь я иначе звёздный мир расположить –
Чтобы легче было, чтобы… впрочем, что я так беспечен? –
За упрямым двоеточьем не рисуемая жизнь.
 
© Алексей Борычев, 2009–2010.
© 45-я параллель, 2010.