Алиса Лаф

Алиса Лаф

Четвёртое измерение № 13 (577) от 1 мая 2022 года

Космическая пыльца

Темнота

 

ледяная струя на загривке – хрустальный делирий,

посиневшие губы, озябшие пальцы,

мы гуляем по мокрым холмам и долинам,

мы открыли сезон дождевых навигаций,

 

мы плывём мимо тёмных, уснувших кварталов,

две размытых фигуры на призрачных шканцах,

два лихих капитана неизвестного ранга

на туманных просторах житейской талассы.

 

мы идём наугад в неизвестность чужих акваторий,

маневрируя галсами против январского ветра,

то потухнет маяк, то погаснет, и пенится море,

и смотритель сочувствует нам, и волнуется берег.

 

Сказки

 

там, где церковь с забором, похоронены наши сказки,

тонкие книжки советских издательств,

наши секретики из золотинок – организованный хаос:

осколки бутылочного стекла и конфетные фантики

 

когда я смотрела в твоё окно, с неба падал воздушный конструктор:

прозрачное лего, кусочки эфирного пазла,

предвестники непогоды – просвечивающие фигурки,

ослепительные алмазы, магические кристалльцы

 

это моё пространство, – думала я, глядя на тёмный двор твой

в белом воротничке из подтаявшего снега,

слушала, затаив дыхание, своего уральского бога,

потому что больше некого было

 

это мои гаражи, и мои чумазые электрички,

и мои разборки за гаражами,

кировские булочки, ведёрочные куличики,

в бензиновой плёнке на лужах цвета́ побежалости

 

это мои промзоны, ощерившиеся цехами, 

трубы архангелов Уралмаша и ВИЗа,

это смог от моих заводов, отравляющие осадки,

это свердловский дождь барабанит по тель-авивской крыше

 

Додонский оракул

 

Пеласги почитали чёрно-белого аиста,

Гомер в «Илиаде» называет их «селлами» –

«Спящими на земле» – тебе бы они понравились –

Бегали босиком, смеялись. Странное племя.

 

Они, разумеется, поклонялись оракулу.

Вопрошающий ставил сосуд на жертвенник.

Греки позже делали то же самое.

«Лакедемонянам следует думать не о победе, а о спасении».

 

«Жребий брошен,» – Цезарь произнёс эту фразу на греческом –

В древнем Риме эллинский был признаком хорошего тона.

Óλο εσένα σκέφτομαι.

Это нужно учитывать при пересечении Рубикона.

_________

Óλο εσένα σκέφτομαι [о́ло есе́на ске́фтомэ] – я постоянно думаю о тебе (греч.)

 

Горбушка

 

День на вкус как лепешка с зелёным чаем.

Где, ты писал, ими кормят? Иссык-куль ли, Ала-Арча ли,

Рефтинский или Ивдель (слишком красиво для «лага»).

Думала, отпустило, и хунд беграбен,

Но никак не могу понять, где я реально.

 

Интересно работает мозг. Это тоже мой козырь.

У меня, как ты говоришь, крутая способность

Всё выстраивать в ряд, закручивать в ткацкий узел,

Но вот лично ты ничего не чувствуешь,

Ноль по фазе в степени гугл. Но зачем-то зовёшь Марусей,

 

Пишешь про садик и про горбушки –

Корочки хлеба с краю – самые вкусные,

Которые ухватил, и в кайфе;

Про пенки в молочном супе (про них прям отдельный фанфик).

Но это детали. Просто я не умею прощаться.

 

Rip current*

 

Слышишь, как надрываются у спасателей?

«Девушка в красном купальнике и солнцезащитных очках…»

Солнце в кокосовой стружке, небо в малиновых облаках.

Это rip current, ты разве не знала?

 

Девушка в красном глотает солёную воду, ловит волну.

Море целует ладони и тянет её ко дну.

Девушка думает: «Утону».

И через минуту: «У него на глазах? Да ну».

 

Девушка в красном выходит на берег пустая, как ноу сабж,

Как будто бы море её отпустило на пляж,

Совсем на чуть-чуть, переброситься парой фраз,

Но волны грохочут, и что он ей шепчет, не разобрать. Это rip current.

 

Девушка в красном и тёмных сидит рядом с ним на песке,

Красная нитка на левой её руке,

Словно русалочий амулет,

Чтобы течением не унесло. Но это не помогает.

_________

*Разрывное течение, наиболее опасное

из всех видов прибрежных течений.

 

Космическая пыльца

 

Слушай внимательно, девочка, вряд ли тебе напишу такое:

Ты всё никак не оставишь меня в покое 

И, словно в море, не чувствуешь веса, стыда и боли,

Не ведаешь бога, 

Но говоришь, что ищешь его. Его ли?

 

Бог твой – карлик в Большом Магеллановом облаке; 

Мальчик слепой с собакой-поводырём;

Птенец, выпархивающий на дорогу, под колеса лазурных тойот;

Он – да как мы, когда были другими – молодыми, без этого вот всего,

Когда в нас ещё не было паранойи.

 

Знаю всё, что ты скажешь, так что можешь молчать:

Что ты ребро моё, обратная сторона луны, космическая пыльца,

Что до сих пор, как я, предпочитаешь лестницы эскалаторам

И понимаешь Алкивиада, эт цэтэра,

Но ты подписалась на ад, за неимением рая.

 

Romantic collection

 

Этот лес, словно «Зона» Стругацких, и въезд перекрыт,

Этот холод собачий, и тёмный овал костровища,

Только искры из глаз, и железо железо острит,

И качаются тонкие сосны, и видно без спичек.

 

На тебе ни креста, ни одежды, лишь лёгкая мгла,

И на левом запястье – смешная лонгета.

С нами бог и не к ночи помянутый Сашка Рыбак

Тот, что умер от алкоголизма в 2003.

 

Мы пристёгнуты, вшиты в молочный туман,

В эти грустные сумерки с привкусом кешью.

И звонит телефон, и предательски сводит гортань

И зачем-то играет Romantic collection.

 

Крен

 

Море губит бессильных, с сильными – проще.

Перебирает раковины, как чётки.

Когда что-то ничтожно мало по сравнению с чем-то большим,

Вспоминаешь о каплях, которых раз-два и обчёлся.

 

Ждёшь погоды в том месте, где всё тебе по колено,

Получаешь метеосводку открытым текстом.

Корабли расходятся под сумасшедшим креном.

Партия переходит в эндшпиль, любовь – в потребность.

 

Сколько можно прощаться и не проститься?

Все устроено идиотски. Манёвр не нов.

Необязательно выпить всё море, текилу, водицу

Чтоб, похлебавши солоно, упереться губами в дно.

 

Полулюбовники

 

Всякий, кто голоден, войдёт и наестся,

Пересажу тебе своё сердце.

Оно почти ничего не весит –

Мне кардиолог сказал, что маленькое.

Мы оставляем следы в немецком,

Пьём калуа, куантро и бейлис,

Рыбы таятся, остекленевшие

В мутной воде аквариума.

В огне не горим и в воде не тонем –

Полулюбовники-полубоги,

И этой неевклидовой боли

Не видно конца и края.

 

Винное

 

Мы как будто знакомы ещё с незапамятных,

Словно вместе изваяны, скованы-спаяны,

Вшиты красными нитками с детского садика

В войлок валенок с инициалами –

Не потерялись бы.

 

Строго в рамках научного дискурса

Я училась читать по тамянкам и рислингам –

Этикеткам от винных бутылок по принципу

Полусладкого, белого, имеретинского –

Чем там баловались родители…

 

И когда я себя собираю по стёклышку –

То простывшее горлышко, то отбитое донышко,

По фольге из конфет, золотистой и бронзовой,

По осколкам из прошлого, –

Ты со мной.

 

Девять десятых айсберга

 

То, что мне от тебя осталось: вид со спины,

Ощущение «от дуновения Божия происходит лёд»,

Детские книги, взрослые сны,

Письма к немецкому другу и наоборот,

 

К морю любовь без оглядки, к отсутствию дна,

Зеркало в бронзовой раме, коричневый плед,

Стимул тянуть свою лямку, треки Deadmau5,

Пара ракеток, салатовый велосипед.

 

Тетрисы окон в туманной февральской ночи,

Свет на втором (да что толку, кого там искать),

Блеск Бетельгейзе (практически неразличим),

Jedem das Seine*. Айсберга девять десятых.

________

*Дословный немецкий перевод латинской фразы

«каждому своё» или «каждому то, чего он заслуживает».

Фраза над воротами концлагеря Бухенвальд, обращённая

лицевой стороной вовнутрь к заключённым.

 

Типографское

 

Мимо печатных станков и рассыпанных букв,

Толстых рулонов бумаги и стрекотливых машин,

Мимо свинцовых болванок, по склонам картонных дюн,

Через цеха типографские детство моё бежит:

 

Ссадины на коленках, улыбка с грустцой,

Полный карман ранеток, густые вихры,

Зелень алоэ в глазах, темперамент на пять персон,

Библиотечный абонемент в другие миры.

 

В синем рабочем халате время-линотипист

Из металлических литер набирает строку,

Текст не укладывается в столбцы,

Время уходит на перекур.