Анатолий
Нестеров

 * * *

Сколько не допето в жизни песен,

дней сгоревших, улетевших вдаль…

Как пиджак, который стал вдруг тесен,

я отбросил мнимую печаль.

Хватит мне печали настоящей,

хватит дней осенних, чтоб понять:

всё равно бессмертны птицы в чащах,

жизнь прекрасна – даже без меня!

И когда грохочут летом грозы,

я беды от них совсем не жду.

Знаю я, что счастливы берёзы,

устремляясь листьями к дождю.

Знаю я: в нелёгком мире этом

счастье чередуется с бедой.

Жизнь – как бег во время эстафеты,

и у каждого отрезок свой.

* * *

Декабрь лютует, лютует,

и снег под ногами хрустит,

как будто зима салютует,

как будто бы осень грустит.

И в этих морозах суровых

понять и увидеть должны:

глаза – неизбежность сугробов,

душа – неизбежность весны.

* * *

Года минутами шурша,

блуждают где-то в мирозданье,

где бродят первые свиданья –

и в сны приходят не спеша.

И, в этой лунной тишине,

звезда щеки моей касалась,

а мне, наивному, казалось:

ты возвращаешься ко мне.

* * *

Правдивы только зеркала…

Они не льстят, не унижают.

Они бесстрастно отражают

и чувства наши, и дела.

Твой взгляд, из зеркала маня,

коснулся трепетно, чтоб снова

я ощутил – из времени другого

с надеждой смотришь на меня.

В том времени, где ты была,

мне недоступен мир зеркальный

такой чужой, холодный, дальний…

…Правдивы только зеркала.

* * *

А мне казалось: я бессмертен!

Вот так и буду жить и жить.

И дням бесчисленным на смену

другие станут приходить.

Мы только в детстве вечно живы,

но подрастаем – и тогда

вдруг понимаем, что транжирим

невозвратимые года.

И вот однажды, среди ночи,

проснусь – и захлебнусь тоской:

о как пронзительно короче

стал срок, отпущенный судьбой.

И я пойму, что всё уходит,

что есть последняя весна.

И растранжиренные годы

мне отомстят за всё сполна.

* * *

Нине

В январе вовсю морозы,

мы опять в плену стихий.

Ухожу я в дебри прозы,

забываю про стихи.

Словно окна забиваю,

словно с прошлым расстаюсь.

Забываю, забываю,

лишь тебя забыть боюсь.

На душе слегка тревожно,

грусть, как изморозь светла.

И снежинка осторожно

на лицо твоё легла.

И мороза паутинки,

словно сети января.

В этой жизни мы снежинки,

чур, растаю первым я.

Лошади 

…Кони шли на дно и ржали, ржали,

Все на дно покуда не пошли.

 Вот и всё. А всё-таки мне жаль их,

Рыжих, не увидевших земли.

Борис Слуцкий

А всё же лошади те выжили…

Когда тонули корабли,

до берега добрались рыжие,

стряхнули воду – и пошли!

Они пошли бродить по свету,

пошли разгуливать печаль.

Мне кажется, свистит не ветер, –

а лошади – галопом – по ночам.

Они бегут от глупой смерти,

от океанской злой воды,

как убегает грусть от смеха,

как всё живое от беды.

Я их за городом встречаю,

пасутся мирно на лугу,

и, грустно головы склоняя,

о прошлом память берегут.

И поднимают к небу морды,

ведь небо – океан – родня…

…Я лошадей не видел мёртвых,

они бессмертны для меня.

* * *

На север, на север, на север

умчаться… Из дома рвануть

на сейнер, на сейнер, на сейнер,

чтоб в путь, только в путь, только – путь!

Чтоб море, бушуя, качало,

а счастье, как ветер, в груди.

Чтоб всё начиналось сначала,

хотя это всё позади.

Ударит солёной волною,

пошлёт поцелуи вода…

А там вдалеке, за кормою

летят, словно птицы, года. 

* * *

Отлит я совсем не из бронзы –

из речки, из леса, из слов.

Отлит я немного из прозы,

но больше всего – из стихов.

Оттуда, где страсти клокочут,

где чувство вина и вины,

где самые белые ночи,

где самые чёрные дни.

Где рифмы рождаются трудно,

грубит, огрызаясь, строка.

Оттуда, где часто – минутно!

Оттуда, где редко – века!

* * *

Хочу я перед дальнею дорогой

лишь об одном тебя просить:

забудь, что было! Прошлое не трогай!

Не стоит память ворошить.

Не стоит ворожить на тех обрывках,

что вдруг предстанут пред тобой.

Забудь печаль, надежды и улыбки –

что было некогда судьбой.

Всё вычеркни из жизни.

                                    И внезапно

в глаза ударит новый свет.

…Лови губами призрачное завтра:

в нём нет меня –

                        в нём боли нет.

* * *

Друг у друга не просим участья,

нам чужое смешно торжество…

В жизни нет, к сожалению, счастья –

только временный призрак его.

И успехи смешны, и печали,

грустен жизни недолгой итог.

Всё сбывалось, о чём мы мечтали,

оказалось всё это – не то!

На каком, я забыл, перевале

(разве можно всё вспомнить опять),

счастье мы по пути расплескали,

а по каплям его не собрать.

* * *

Аллергия на осень…

Все куда-то спешат.

И листву свою сбросил,

не стесняясь, наш сад.

В небе грустно-осеннем

вдруг сверкнёт яркий свет,

словно в дни потрясений

бывшей радости след.

Он внезапен вначале,

как из прошлого весть.

Всё же в каждой печали

что-то светлое есть.

* * *

Уже утраты и потери

ко мне приходят по ночам.

Ещё скрипят с надеждой двери:

Открыть. Шагнуть. Бежать. Начать.

Уже за прожитые годы

сомненья по ночам берут.

Ещё предчувствие свободы

и счастья будит поутру.

И длится ночь зимой, и длится…

Старея, юный снег кружит.

И, кажется, когда не спится,

что эта ночь длинней, чем жизнь.

* * *

В эту зиму очень много,

много снега намело.

С небом сходится дорога,

всё бело, белым-бело.

Запорошены деревья,

снег и снег со всех сторон.

Я сейчас живу в деревне,

словно вижу белый сон.

Вдруг безмолвье нарушает:

«Но… живей… бери разгон».

Сани… Лошадь… Долетает

снег из пушкинских времён.

* * *

Доволен я своей судьбою,

необходимое дано:

есть хлеб, есть изредка вино,

и небо есть над головою.

А что ещё мне в жизни надо,

чтоб быть счастливым на века?

…Меня касается твоя рука,

как в знойный день зелёная прохлада.

* * *

Я больше сюда ни за что не вернусь,

мечты, как всегда, обманули.

Пускай меня ранит безжалостно грусть

с упрямой настырностью пули.

Как мог я легко, безнадёжно пропасть

под шёпот ресниц и под шорох.

Теперь никогда, приоткрыв свою пасть,

меня не проглотит твой город.

Теперь нипочём, ни за что, никогда

не стану я пленником встречи.

Я общие наши с тобою года

швырнул в ненасытную вечность.

* * *

После обеда

я вышел на балкон

и увидел, как резвятся,

весело прыгая,

                    две собаки.

Играя и повизгивая,

они утверждали

                    вилянием хвостов,

что жизнь,

          даже если она собачья – 

прекрасная штука.

И я этим псам весёлым

бросил кости,

         оставшиеся от обеда.

Но оказалось,

         что вместо костей

я им бросил

         яблоко раздора.

Веселье сменилось

         злостью,

а лай собак

         стал походить

на самый отборнейший мат.

И когда

         они были готовы

вцепиться друг другу в глотку,

я подумал,

глядя на них с высоты,

что жизнь –

всё же мерзкая штука. 

* * *

Взбаламученных листьев лёт

и осенняя грусть ожиданья…

Только чудится сквозь шуршанье:

Час пробьёт!

В суете повседневных забот,

заглушив все земные печали,

вдруг пронзительно и отчаянно

Час пробьёт!

Безразличен звезды полёт,

когда руки – за ворот рубашки,

когда самый последний тяжкий

Час пробьёт!

Как прекрасно, что жизнь идёт,

что и солнечно, и ненастно.

Сожаленья смешны… Прекрасно

Час пробьёт!

* * *

памяти Евгения Шлионского

Этот меч занесён над всеми,

неизбежностью мстит своей.

Наступило грустное время –

я теряю лучших друзей.

В нас летят не шальные пули,

а болезни сражают теперь.

Мы за сорок едва шагнули,

как попали в объятья потерь.

Поднимаю горькую чашу

в память мёртвых по кругу живых.

До свиданья! До встречи, Саша!

До свиданья, Володя Белых!

Вышло так: я вас первый бросил,

бросил смерти, а сам живу…

Выхожу я сегодня в осень

и в ладони ловлю листву.

Снова прошлое я увидел,

жизнь прожитая вдвое ценней.

Нанесённые мной обиды

бумерангом вернулись ко мне.

Стала пухом земля вам. Спите.

Я могилы друзей ищу.

И шепчу я: «Меня простите…»

И шепчу я: «Себя не прощу…»

* * *

Огни новогодние тают,

и ёлки о лесе грустят.

А наши вчерашние тайны

прощаться никак не хотят.

Мечты, словно вольные птицы,

уносятся в звёздную высь.

И пусть никогда им не сбыться,

я рад, что они родились.

И в ночь поздравлений отрадно

коснуться пленительных плеч.

Мне нового счастья не надо,

мне прежнее надо сберечь.

* * *

Предел возможностей, желаний…

Судьбы подвох или пробел?

Я в юности забыто-ранней

пределам верить не хотел.

Я думал, кстати и некстати,

что вечен мир.

            Он – без конца!

…За всё, за всё мы в жизни платим,

…А годы капают с лица.

* * *

Тридцать три…   пора распять.

И не раз, раз пять.

А за что? За что найдут.

Находить – весёлый труд.

Так за что? Что за вопрос!

Там Иуда, где Христос.

Предавать не надоест,

Лишь бы были гвозди, крест.

* * *

Ночь –

           стекло увеличительное.

Ночью всегда увеличиваются

Неудачи,

   Страхи,

      Печали,

         Возможности,

            Способности,

               Победы,

                  Свои достоинства,

                     Ничтожество недругов

и т.д.

И только ведро

                        холодного утра,

Опрокинутое на голову,

                        Расставит все по своим местам.

Истина

Были дни: печали и радости,

и любили друг друга неистово.

Были годы такие разные,

и сквозь них продиралась истина.

Ни изъяна в ней и ни трещины,

но парит, как лукавое облако:

бродит счастье в облике женщины

и несчастье всё в том же облике.

* * *

По дорогам по скользким,

по дорогам крутым –

по дорогам по скольким! –

жизнь свою я крутил.

Ветер злой и трёхъярусный

сёк меня, выжимал.

Но я снова, трёхъяростный

жизнелюб, выживал.

Били штормы и качки,

в щепки лодка, весло.

Но я словно из сказки –

мне везло и везло.

Было всякое с нами:

горько, грустно, смешно.

Стало синими снами,

что умчалось давно.

Пусть бывают потери –

жизнь всегда хороша!

Как же хочется верить,

что бессмертна душа.