Аркадий
Кутилов

Турбулентный космос Аркадия Кутилова

Из книги судеб. Аркадий Павлович Кутилов (имя при рождении Адий, 30 мая 1940, деревня Рысья, Иркутская область – июль 1985, Омск) – русский поэт, прозаик, художник. Один из самобытнейших русских поэтов XX века. Несмотря на то, что его стихи в переводе на английский включены в академическую антологию «Русская поэзия XX столетия» (Лондон), его творчество по-прежнему малоизвестно российскому читателю.

Потеряв мужа (сразу же после войны), мать переезжает с двумя сыновьями на свою родину в Колосовский район Омской области в село Бражниково. Здесь и прошли детство и юность поэта. Особое место в его становлении занимали учительница русского языка и библиотекарь (была для подростка помощником в выборе книг). В бражниковской библиотеке Аркадий обнаружил маленький томик Марины Цветаевой и, благодаря этому случаю, впервые познакомился с опальной поэзией. Сила и образность цветаевского слова пробудили в нём неугасимый интерес к поэзии. Первые стихи появились примерно в 1957 (до семнадцатилетнего возраста основным увлечением была живопись). Начал со стихов, содержание которых определялось обобщающим названием «таёжная лирика».

В начале 1960-х жизненный путь юноши определился армейской службой в городе Смоленске, где он как начинающий поэт вошёл в литературное объединение, участвовал в семинарах и был замечен Александром Трифоновичем Твардовским. Стихи А. Кутилова появились в областных и армейских газетах. Роковое событие наложило отпечаток на всю его дальнейшую судьбу. Аркадий и группа солдат устроили на территории части кутёж, пили антифриз. В живых остался один Кутилов. Чувство неизбывной вины довело его до депрессивного состояния и в результате он был демобилизован по болезни. Вернулся в село Бражниково.

В эти психологически трудные для него времена он работал в редакции районной газеты «Вымпел», но после нескольких месяцев был уволен за пьянство. И всё же поэту удалось преодолеть болезненное состояние, и он с головой уходит в работу – пишет невероятно много – сутками не отрывается от бумаги. И с оптимистической надеждой определиться в жизни переезжает в Омск.

1965 – стихи Аркадия Кутилова впервые появляются на страницах омской газеты «Молодой сибиряк».

1967 – умирает мать (похоронена в Бражниково).

После смерти матери Аркадий Кутилов с молодой женой и сыном уезжает в места своего рождения – иркутские земли. Работает в районной газете, много времени проводит в разъездах.

1969 – создан прозаический цикл «Рассказы колхозника Барабанова». Цикл публиковался фрагментами: полностью опубликован после смерти (в 1989 в альманахе «Иртыш»). Семейный разлад заставил А. Кутилова вернуться в Омскую область.

Некоторое время он вёл кочевой образ жизни сельского журналиста, работал в районных газетах, нигде подолгу не задерживаясь. После смерти брата перебирается в Омск и оказывается как литератор не востребованным.

Начинается бродяжий период протяжённостью в семнадцать лет: его домом и рабочим кабинетом становятся чердаки, подвалы, узлы теплотрасс.

Вследствие ярко выраженной социальной неадаптивности и психологической неадекватности литератор подвергался принудительному психиатрическому лечению, а также, в соответствии с законодательством СССР, привлекался к ответственности за тунеядство и бродяжничество.

1971 – находится в заключении, пишет повесть «Соринка» (впервые опубликована в альманахе «Иртыш» за 1997 год).

Начиная с середины 1970-х, Кутилов писал без всякой надежды увидеть свои творения напечатанными: даже на само его имя наложили запрет. Причина – крамольные стихи, скандалы (литературные и политические), эпатажные «выставки» картин и рисунков в центре города; «глумление» над советским паспортом, страницы которого поэт исписал стихами.

Июль 1985 – поэт обнаружен мёртвым в сквере около Омского транспортного института. Обстоятельства смерти не выяснялись и остались не выясненными. Труп его в морге оказался не востребованным. Место захоронения поэта неизвестно.

Первоисточник: Википедия 

Автомировоззрение поэта 

Как объясняется мой взгляд на мир:

1. Мои рисунки и стихи – это откровенная профанация искусства. Ещё Вольтер говорил: «Чтобы скомпрометировать нелюбимое дело, нужно довести его до абсурда». Я не люблю все виды искусственности, и как результат – мои дикие матерщинные произведения. 

2. Случайно, стихийно у меня иногда появляются вполне осмысленные произведения, с уклоном в современную философию. Но я – действующий философ-анархист и горжусь тем, что меня побаиваются художники-реалисты (соц.)

3. Заглавия в моих произведениях несут определённую нагрузку. Без них – рисунок бессилен. Но и заглавие без рисунка – просто красивая фраза. Вместе же они – деловая пародия на мир.

4. Позиция анархиста в искусстве даёт мне полномочия вторгаться во все людские дела, начиная с космоса, кончая спальней. (Обратите внимание на темы, идеи моих рисунков. Это – безграничное поле деятельности!)

5. Абстракционистов я не люблю так же, как и реалистов: в их делах не видно поиска. А мнения зрителей я игнорирую. «Я буду разговаривать с тобой тогда, когда ты рядом с моими произведениями поставишь свои».

6. Моя Новая Система Воображения – это начало новой религии: без бога и других напыщенных авторитетов. Моё поведение в быту является отражением моей позиции в поэзии.

7. Я пацифист, и если рисую какого-то полковника, то не забываю вдёрнуть ему в нос кольцо (как у людоеда, который съел несчастного капитана Кука).

8. Соцреализм, как мамонт, обречённый на вымирание, и мне не стыдно дать этому животному хорошего пинка! – «Подыхай скорее, а на твоих развалинах взойдёт цветок Познания номер 2 (после Ренессанса)».

9. Моё желание – иметь карманную водородную бомбу (я дистрофик, а это невыгодно в том мире, где хозяйничают волосатый кулак и голубой штык).

10. Я полностью верю в то, что 2х2=5, хотя иногда не могу доказать какому-нибудь бюрократу.

11. Главное моё оружие – ирония. Пытаюсь овладеть ею в совершенстве и, возможно, на краю могилы буду таким желчным, что меня не возьмёт даже Смерть.

12. Жить без горя не могу!

Вот 12 заповедей, которые навсегда оккупировали мою душу. «Дурак – это надолго!» – говорят врачи. Я под этим щитом живу уже 39 лет. Позиция не совсем удобная, но даёт одно преимущество: и с уборщицами, и с министрами я разговариваю одинаково. Если кто-то заметит у меня в поведении хоть намёк на подхалимаж, пусть скажет мне об этом, – и сгорю от стыда. Сгорю без остатка!

* * *

…Моё заявление о том, что я сверхчеловек, не совсем беспочвенно. Вот факты.

Меня много били (физически и морально), много обманывали… Я всю жизнь нахожусь в центре облавы и ровно на секунду опаздываю там, где надо быть на секунду раньше. В любви мне всегда достаются объедки, руины женщин, над которыми уже изрядно потрудились офицеры, повара, ответработники и даже негры.

Вот она, хорошо вспаханная почва, на которой должен зачахнуть благородный рыцарь, но непременно взойдёт уродливый чертополох – supermen! Человек с ограниченной ответственностью, почти «агент 007» с правом на (логическое) убийство любого из окружающих. Sic!

* * *

Конфликт – боевая пружина независимого мышления, и благодаря ему я ослеп для общественных поручений и прозрел для творчества и преступлений.

Турбулентный космос Аркадия Кутилова

Закружатся турбулентно закрученные, и вместе такие ясные, лирически насыщенные строчки, полетят они над землёй, вызывая ассоциации то со снегом, то с листвою, срываемой осенним ветром:

Мелькнёт, утвердившись, афоризм, и мы поймём, что в дебрях метафизического покоя, сопоставимого со скалой, могут посетить мысли высоты. Или ощущения… Жизнь можно истолковать, как цепочку ощущений.

Едва ли Аркадий Кутилов истолковывал жизнь, он проживал её: яростно и быстро, неистово, и… может быть, умно… Кто сможет избрать самый умный вектор, и следовать ему все годы? В Кутилове было нечто от Франсуа Вийона: без его преступлений, разумеется: тот же размах, неистовство (с русскими акцентами), та же жажда свободы – бесконечной, окончательной, ярой. Русская свобода всегда отчасти вольница: казаки, Стенька, Пугач…

Есть нечто и от этого в жизни и стихах Кутилова. Есть яркие, – точно восточные, с узорами, обозначающими тайнопись судьбы, ковры, словно раздранные русским захлёбом, – чтобы из клочков сложить новое, целостное.

Свобода, целостность – какие привлекательные слова! Одни из лучших в арсенале русской речи. Кутилову хотелось обресть и то, и другое, возможно и обретал, перевоплощаясь в стихи, изгибаясь под их напряжённым током, чтобы возникло:

Ах, как это по-нашему! С каким удальством!

Темы Кутилова варьировались – всегда оставался неподражаемый, неповторимый атомарный состав стиха.

Группа крови свободолюбца не совпадает ни с какой другой – именно потому пришлось хлебнуть Аркадию Кутилову лиха в жизни, изведать её сполна, до леденящих прожилок, именно потому он замёрз насмерть в скверике около Омского транспортного института в конце июня 1985-го. Но стихи его, брызжущие спиртом жизни, кипящие расплавленным оловом огромного таланта, не замёрзнут никогда.

Иллюстрации:

фотографии поэта разных лет, рисунки АК;

Владимир Кудряшов, «Памяти Аркадия Кутилова». Бумага, темпера. 1998. 

Творчество