Пасечники в Малиновой горе обитали вовсе не сплошным вдоль по улице рядком, однако без них какая же деревня в ополье владимирском? Не сыщешь, поди, малого поселения, чтоб заговоренно пустого на сей счёт. А толковать медово рачительным хозяевам приличествовало завсегда одно и то же: хлопотливые насекомые весьма полезны для растений, поскольку множат всевозможные приплоды многократно.
Именно в ту пору, когда подсохла угретая земля, когда зацвела глухая крапива за логом у Муромского леса, владельцы пасек дружно подступили к Трофиму, деревенскому бригадиру. Погодно выгодные деньки подошли ко гречишной посевной, надобно какую деляночку выделить для справной зерновой культуры. От неё в непременности сложится благоприятствие. Хоть полям да огородам, а хоть и сладко старательным сборщицам, крылатым пчёлкам.
Сказанное прозвучало без напраслины, явилось сделанное не понарошку, и к последней декаде августа что вышло? Ступай, хваткая на диво жатка, со всем дорожным усердием прямиком через покатый ложок. Если случилось опыление вполне успешное и плодовитая растительность получила хорошую разворотливость, то уборочно-железному устройству неплохо бы зерно у леса заботливо прибрать. Механизаторы возжелали по нужному времени торкнуться в ту сторонку, ан после дождей обложных водичкой наполнился всклень ложок. Туда, ближе к лесу, ни за что не проехать, нипочём не пройти колёсам, пусть даже они широко обрезиненные.
Верхушки тамошней гречихи побурели в неслучайной спелости. Того и гляди почнёт она запросто сыпаться на опушке своей зерновой обильностью – безо всякого толка для проживателей деревни.
– Как понимать глубокую лужу? – удивлялся Игнат, обращаясь к домашним. – Почему там не пройти? Мне, Пеньку и Пыне луговой проём, пусть он с водным каким наполнением, нисколько не помеха. Так что без опасливо застопорившейся жатки мы в решительности обойдёмся.
Одним днём вызнала воробьиха, куда пошагали малиновогорские ребята.
Поскорей бросилась она лететь к шесту в Игнатовом двору. Там на крыше дощатого домика сидел Федька, топорща пёрышки, в укоризненности чирикая на сонную, до наглости невозмутимую сову.
Та всю ночь подкарауливала мышей на прудовой плотине, устала по всей видимости и теперь отдыхала на дереве по соседству с шестом. Утренним часом ей сильно хотелось подремать на берёзовом суку, а принимать в размышления громкие воробьиные укоризны не было у неё ни малейшего желания.
Выслушать сообщение супружницы Федька не отказался, однако в свою очередь ответственно заявил:
– Ты помладше меня. Пареньков нашенских не всех знаешь. Тот, который по прозванию Пенёк, он беспокойный. Чуть что не по нем бурчать может. Дескать, надо срубить это под корень, и дело с концом. Пыня тем напротив известен, что бурчать не любит, всего лишь пыхтеть предпочитает. Дует щёки в подступающей возразительности. Пых да пых, вы меня задеваете, а я не обожаю таковских колкостей.
Ей не резон мимо ушей пропускать толковые подсказки. Но и молчать о шебутных путниках, что шествовали аккурат за околицей, нынче с какой стати?
– О щеках надутых не толкую. Я только то проговариваю, что в резиновые сапоги ребята влезли. Да взяли острые косы. Да пошли всей гурьбой через широкое водное вместилище у Муромского леса.
– Наблюдение верное у тебя. Они сообразили со внимательностью выслушать Трофима, деревенского бригадира. Не по душе тому, если не собрать всего того, что уродилось на опушке. Теперь появилась у школьников охота помощь оказать. А ты, значит, продолжай свою глазасто-полевую старательность. Мне покамест отлучаться нельзя. Надобно приглашение окрестным воробьям озвучить. Чтоб нам от души, стайно повоевать с разбойно когтистой особой.
Галдежом позорила птичья компания ужасно толстую хищницу, и в то насущное времечко молодые косари знай махали наточенными литовками сбочь Муромского леса. Молодцы! Нашли брод, который понадёжней, вышли на гречишное возвышение, проход за проходом свершили по спелой зелёнке. Как советовал дядя Трофим, оставили скошенное полежать там денёк для подсушки. Чтоб завтрашним часом придти и копны поставить в полную ширь делянки.
Вог уже Игнат с друзьями дружно следуют по деревенской улочке по-над речкой, приближаются к берёзе, где сова не желает покидать берёзовый сук. И понятен им троим, весьма довольным случившимся покосом поперёк водного наступа, неуклонный гомон. Птахи кричат здесь о том, что некоторые толстые особы напрочь лишние для Малиновой горы.
Она ведь разбойница, сова на берёзе дремлющая.
Коли не торопится улетать, жди тогда от неё грабительства ночного. Всякого нежданного несчастья и хитрой преступности в отношении к малым птицам.
– Тише вы тут! – сказал Игнат. – Сейчас наведём порядок.
Подойдя к дереву, стукнул по стволу палкой. Разбойница, она же ночная грабительница и немилосердная преступница, тяжело взмыла вверх, крылья понесли неудобную гостью в сторону оврага.
– Пареньку нашего двора большой привет! Кажется, Игнат у меня сегодня ходит в надёжных молодцах! – прочирикал Федька.
После чего бросил командовать гомоном, вернулся к своему домику на шесте и стал дожидаться верного слова от супружницы. Ей полагалось подтвердить, что на гречишной делянке события продвигаются так, как для деревенских проживателей было необходимо.
Без молотилки
Через день супружница Федьки новизну приметила особенную. Не с косами продвинулись школьники на гречишную возвышенность сбочь леса. Заявились туда с граблями. Когда – с шуточками, с прибауточками – применили свои вспомогательные устройства, то получились у них вороха. В количестве довольно приличном.
Вскорости преобразились они в череду невысоких копён, где метёлки с зёрнышками старательно тянулись кверху.
– Завтра станем обмолачивать. Точно так, как посоветовали деревенские старики, – сообщил ребятам Игнат.
Что мог сказать Федька, если не стояло за полевым проёмом какой послушной молотилки? Если туда заведомо не было дороги железным помощникам – ни жатке, ни грузовику, никакому колёсному диву? Выслушав подробное повествование наблюдательницы, вразумительного ничего не смог он поведать. Ведь старики про свои познания доложили одному только Трофиму, а тот рассказал о них одному лишь Игнату. Что случилось, то случилось, никто Федьке не докладывал о тайных делах прошедших времён. Догадывайся нынче сам!
Навострил он глаз и давай приглядывать за проворным Игнатом пошустрей прежнего.
Вот вышел паренёк на крылечко, выпив на завтрак чаю с медком липовым. Пошёл вдоль дровяной кладки на дворе да и вытащил оттуда солидную палку. Неуж сызнова приготовился тревожить сову на уличном дереве? Нет её там, поскольку вчера уже получила от него строгий урок. Теперь обитает где-то в кустах овражных. А если направился Игнат к соседским ребятам, к Пеньку и Пыне, то ведь не за тем, чтобы поколотить там кого-нибудь своим еловым орудием, верно?
Может, оно и так, однако вскорости уже с крепкими деревяшками троица шагала вдоль строя изб деревенских. С кем воевать собиралась? Поди разбери, коль она вышла как раз на околицу, оттуда спроворила себе дорогу в пшеничную жёлтую ниву, в светлую даль ополья.
Далеко всё ж таки путники не зашли. Вела ребят нужда переправиться через неуютную ложбину, оттого они, прощупав дно палками, быстренько миновали водное препятствие и поднялись к возвышенному строю гречишных снопов.
– Значит, приступаем, – сказал друзьям Игнат.
Враз командира палочного услышал сопровождающий Федька. И задался нелёгкой думкой: «Допустим, здесь тоже надобно гонять разбойных сов. Только непонятно мне. Откуда их тут, средь прилесного взгорка взять, чтобы с непреклонным усердием прогнать? Деревья, к примеру, вон где стоят – много подале, на опушке, и не видать там никаких посторонних особ».
Кроме орудия елового, имел начальник школьников ещё и пук дерюжек. Без лишних слов расправил их, и все они без промедления оказались мешками уёмистыми.
Пенек получил подарок от Игната.
Тако же не был обделён вздумавший было запыхтеть Пыня.
– Ладно, – сказал он. – Не забыли здесь меня. Со всем нашим удовольствием держу нынче подарочную дерюжку. Что себе полагаю? В мешок неплохо бы засунуть урожайную копёшку. Чтобы оттащить дяде Трофиму. Можно попробовать, но ведь неудобно таковским макаром транспортировать всю гречиху здешнюю.
Для Федьки кое-что прояснилось. Он радостно зачирикал: дескать, у тебя, Пыня, речь правильная, очень ответственная! соображаешь насчёт справной обработки грузов, ровно деревенский шофёр Баснов!
– Спокойно! – засмеялся Игнат. – Будем сейчас молотить. Без железной молотилки. Деревянными палками, как дядя Трофим подсказал. Которому деды про старые способы поведали.
Крупорушка
Прежде всего Пыня и Пенек в четыре цепких руки раскрыли пошире ворот одной из дерюжек. Сотворив такое дело по приказу командира, почали смотреть, что приключится далее с неотступной молотьбой. Ему же заохотилось дошагать до копёшки, гречишный сноп ловко приподнять, сунуть зерновые метёлки в нутро ждущей мешковины и затем охаживать её бока палкой.
– Интересно, как оно будет дальше, – пробормотал Пенек. – Зерно, что ли, ссыплется нам безо всякого, на особицу дополнительного приспособления?
Игнат орудовать своим инструментом не устаёт:
– Проста палка, и всё ж это не совсем так. Она именно что хорошее приспособление. Как есть заведомо деревянное, а железный если взять прут, не годится тут напрочь. Бесславно попортит он гречку.
Пыня пыхтеть не стал, потому что никакой обиды в старинном способе не усмотрел, он даже позволил себе восхититься в лад неожиданному довольству:
– Ишь, что у нас образовалось! Не просто вам железная крупорушка. Имеем нынче устройство шибко еловое. В осторожности деликатное для приёма здешнего урожая. Теперь дайте мне вдосталь кошенку поколотить, а то помру.
Поочерёдно менялись они местами, в сыру землю отходить не спешили, поторапливались лишь управиться до вечернего времечка с гречишными снопами.
Когда покончили с делянкой, под завязку наполнили кажинную прочную мешковину, то и доставили поскорей всё затаренное не куда подальше – истинно в домашние Игнатовы сени.
Там Пенек подступил к своему командиру, присевшему на широкую придверную лавку для отдохновения работного.
– Скажи мне, Игнат, вот что. Сразу не объяснил ты, зачем надоба с еловыми палками приключилась. Я думал, не лишние они для перехода через вымоину луговую. Молотьба до поры никак не укладывалась в голове.
У того для ответного изъяснения нашлось нечто завлекательно интересное. Тоже у меня, дескать, не укладывалось всякое разное, смириться однако довелось, оттого что нет завершия хлопотам. Дядя Трофим посчитал, вы – и Пенек, и Пыня – как младшие имеете право на отдельно вкусное поощрительство.
Потому он с дедами-пчеловодами взял и договорился: раз им гречиха на лесной опушке стала в большое удовлетворение, то должны слабейшие в ребячьей команде заиметь по литровой банке свежего мёду. Хоть сейчас можно получить.
– Тебе, значит, сладкого не дадут? – поразился Пыня, которому в безусловности пришлось разделение по возрасту очень не по душе.
– Может, потом достанется на мою долю. Покамест нужда будет завтра отправиться с дерюжками на элеватор. Трёхтонка Баснова уже стоит наготове.
– Срубить под корень, и дело с концом! – пробурчал Пенек, вспомнив своё завсегдашнее присловье. – Кто здесь неподъёмно для гречки слабый? Я также поеду.
Настолько Пыня был с ним заодно, что никакими не выразить словами. И само собой, вся троица на другой день двинулась в неотложное путешествие.
Спорая подмога
Федька мог бы сопровождать малиновогорскую машину не только до верхнего поля, где комбайн обмолачивал рожь. Не секрет для шустрого воробья полевая дорога аж до самого того местообитания, которое с бетонной усидчивостью, как есть по-городскому, привечало высоченные башни элеватора.
Однако пролетев малую толику просёлочного расстояния вслед за грузовиком, он сел на придорожную ветлу, зачирикал:
– Дальше без меня, ребята. Непрочь я оказать вам поддержку в хлопотливой поездке. Всё ж таки не избежать мне иной заботой озаботиться. Продолжить разговор с разбойной совой – это, все воробьи подтвердят, наинужнейшее дело, когда она сызнова вдоль Пекши летает. И норовит с умыслом грабительским оседлать уличное высокое дерево, всем вам белокоро знакомое. Так что стайно соберёмся через часок, станем позорить её со всем нашенским усердием. А вы там, на элеваторном двору, уж постарайтесь. Не подведите трудолюбиво дружных проживателей Малиновой горы.
Коль тронулся шофёр от Игнатова двора ни свет ни заря, то притормозила машина у ворот элеватора по самому раннему солнышку.
Очереди приезжих грузовиков – извилисто длинной – нисколько не сложилось. Ей можно было бы посильней подрасти, но лишь ближе к полудню.
Пока что радуйся Баснов, ничуть не обожающий тягомотных простоев! Во двор пропустили твою трёхтонку истинно что с ходу. Там сразу показали, где сгрузить мешки для неотложной подсушки ядрёной гречки, добытой ребятнёй палками еловыми в укромном уголке сбочь Муромского леса. Ей, обещавшей когда-никогда обернуться вкусной кашей, придётся толику времени дожидаться дотошливой обработки и последующего внимательного сохранения.
Не один водитель был доволен удачной поездкой, каждому в команде школьников пришлась по душе возможность поскорей двинуться в домашнее местообитание – как раз ведь успеешь к обеденному часу. И потом, конечно, ждёт речка тебя, чтоб искупнуться, отдохнуть, вдосталь на солнышке полежать. Благо, пока не сменились летние денёчки осенними дождями.
Самый час Игнату не припоздниться, а безотлагательно в кабину к Витольду Баснову приподняться. И незамысловато пригласить остальную компанию в обратную дорожку.
Перед тем, как школьному начальнику призывно подать голос, он окинул взглядом заведённый элеваторный порядок и раз, и другой. Словно всё вокруг мёдом намазано и нет никакой удобности очутиться равнодушным гостем. Зерновое богатство вздымалось солидными возвышениями, где пшеничными, где ржаными, и хватало приезжих грузчиков, чтобы в усердности подпитывать макушки хлебных холмов беспеременно.
Умеют, очень способны полевые пчёлки касательно нектарно сезонной добычи, а поглядишь на здешних работных людей – они вровень с медоносными сборщицами и дружны, и невозмутимо последовательны, и в мудрой старательности неотступны перед надвигающимися непогодами зимы.
Нет, но до чего красивым может глядеться рядом с высоченными башнями заготовительный труд, урожайно хлеборобский!
Когда здесь очень ты не лишний человек, то ведь несказанная гордость объявляется. Она распирает тебе грудь, вот в чём надобно признаться.
Той счастливой минутой приметной стала одна странная штука. Подкатила вдруг потрёпанно старая трёхтонка, из неё вышел водитель. Сопровождающих не оказалось, он в одиночестве принялся опоражнивать кузов, опуская увесистые дерюги на бетонную площадку у подножия пшеничной горушки.
«Невпровот, видать, сил у дядечки, – дошло до малиновогорского наблюдателя, которому прелесть янтарно щедрого изобилия была в радость, также и взыскательная любознательность нисколько пареньку не претила. – Но ведь наверняка умается элеваторный гость. Тогда просёлочные кочки препонно усилиться могут до невозможности. В то время, как потянет задремать усталого человека при возвращении в деревню. Легко станет уронить свою машину в какую придорожную канаву. Что в самом деле у него приключилось?»
Не поленился подойти, поинтересоваться на предмет помогательного участия.
– Мы с ребятами уже покончили с выгрузкой. Гречку вот доставили, несколько мешков. И если заметно притомиться, то всё ж таки ничего особо затруднительного иметь не имеем. Приключилась нужда в подсобных руках? Так стоим рядышком, приглашайте к своему кузову.
– От подмоги не откажусь, – откликнулся тот с охотой. – Механизаторы у нас шибко заняты на уборке. В домах остались малые да старые. Школьных первоклашек сюда не возьмёшь, а старшеклассников вовсе нет. Не подросла пока что молодая сила. Думаю, сообща мы с вами быстро тут управимся.
Пузаны
Выяснилось, что были прибывшие дерюжки и широки, и глубоки, и весили каждая богатое число пудов.
В одиночку подступить к туго укупоренной пшеничке затруднительно не только Пыне либо Пеньку, но даже Игнату, самому крепкому в команде старшеклассников. Поэтому Баснов без долгих рассуждений влез на груду мешков: моё занятие будет – тяжеленную тару вам подавать с заднего борта. Всё, на земле оставшиеся, сообща должны теперь сообразить, каковским макаром перемещать увесистый груз на здешнюю верхотуру зерновую.
С вопросом хозяин уёмисто веских пузанов посмотрел в сторону малиновогорских грузчиков:
– Кто у вас тут командует? Давай распорядись! Чтобы по уму, непосредственно приспелому.
Пыня мог бы по своей давней привычке пуститься в задорную спорность: дескать, лето цельное трудимся истинно что по уму. И между прочим, пчеловоды в Малиновой горе нас очень сильно отмечают.
Но возразительно пыхтеть ему расхотелось, возжелалось лишь хмыкнуть:
– Мы уже два месяца как учёные. Ведаем, с какого боку подойти хоть ко гречишному обмолоту, хоть ко пшеничной транспортировке.
– Значит, приступим, – сказал Игнат. – Взялись, ребята, по Трофимовой дотошной подсказке!
С дерюжным кулём на спине двинулся вверх на пшеничную гору главный владелец груза мешочного. Продвигался неспешно, аккуратно, старался держать ответственное равновесие на толстой сосновой доске. На здешнем дворе ни одного холма не наблюдалось, чтоб не тянулись к вершинам деревянные сходни с поперечными рейками.
Затем настала очередь бойким школьникам показывать малиновогорскую науку: первым, ухватившись за тугой узел мешковины с верёвочной перевязью, поднимался на зерновую верхотуру Игнат, за ним шли Пыня с Пеньком. Поскольку понизу дерюги в явственности торчали две солидные кисточки, то Пыня придерживал куль за левую, а Пенек за правую, и все трое пареньков споро доставили свою объёмистую тару аккурат на макушку янтарной пирамиды.
Им, если каждому поодиночке, осилить угловатого пузана нечего и думать, однако и шибко затрудняться, когда дядя Трофим надоумил, тоже нынче не приходилось.
– Поспешайте ко мне, – гласно взывал кузовной подавальщик Витольд. – Некогда отдыхать.
– Эй, пацаны! – крикнул шофёр той деревни, где не имелось в достатке доброхотных помощников. – Управляетесь вы ловко. Всё же смотрите, чтоб не запыхаться.
Пенек в ответ громко рассмеялся: легко, дескать, нам! пусть мешок остаётся пузаном, только в нём какая тяжесть? никакая! срубить под корень – и дело с концом!
Вот, значит, одна дерюжная тара вслед за другой жизнеспособно перемещается вдоль по доске, в досточтимости широкой и при том добросовестно толстой, не куда-нибудь вбок, а прямиком на макушечное завершие подрастающей горы. Подсчёта в полную звучность никто не ведёт, и всё ж таки школьному начальнику не зазря чудится, будто с десяток покладистых пшеничных кулей в полчаса – уже наверху, потому как не упираются, норовят опрастываться там побыстрей.
К учёному Пыне и деловитому Пеньку с вопросами тот не пристаёт, хотя подозревает: младшим вряд ли разлюбезно достаётся легкота по прошествии бойких минут. Ведь у него-то, у самого, потихоньку оттягиваются плечи всё больше, разве не так? Подмечено честно, и тогда имеется причина возгореться прямодушно-совестливой рассудливости. Не иначе, вскорости ребятам будет нужна передышка.
Пока что слаженно продвигается работа.
Завидки берут Баснова или некое другое, но только видит Игнат – спрыгивает кузовной деятель на землю. Кажется, в свою очередь готов свершать ловкие горские путешествия на элеваторном двору.
Приятственное солнышко
Содруг, иной шофёр, занимает его место, а Витольда тем временем одолевает охота дать подросткам весёлую отставку:
– Хватит вам шагать! Стойте себе тише травы! Дайте мне походить по сходням! Чтобы приподняться поближе к небу!
Им с какой стати вдаряться в неколебимую спорность? Вознамерился бодрый водитель пуще прежнего подразмять косточки. Оттого велит дружной компании поиметь отдохновенное спокойствие, себе же – в обязательности приобрести возможность поглядывать. Хоть на расторопный элеваторный двор, хоть на подоблачно широкий простор, что с холмистых зерновых вершин распахивается в стороны света неудержимо.
В то время, как Баснов торил свою тропку по сходням, Пыня и Пенек понимающе переглядывались. Ясно, не светит здесь автомобилисту подарочная литровая банка с мёдом. Если справляет он какое удовольствие, то по одной простой причине: работная душа парня просит на особицу красивого – новейшего! – разворота.
Пенек в подступившей задумчивости пробормотал:
– Сверху глядится тут всё именно что муравейником, бдительно деловитым. Картина как есть пригожая!
– О таковской не скажешь, что срубить её надо под корень, – согласился Пыня. – На золотые горы цепочками поднимаются люди с урожайными подарениями. Грузчики не столько муравьи, сколько пчёлы. Мы в Малиновой горе учёные. Многие у нас ведают, как носят летуньи в коробчатые постройки, в свои ульи, сладкий нектар. А также – белую цветочную пергу на лапках.
Витольд поднимался, рейки под ним поскрипывали, он скорости не прибавлял, и только улыбка в лад его шагам всё крепче утверждалась на лице.
От чего ей с видимым довольством знай шириться по соседству с тугой заплечной дерюгой? Не исключалось, что парня тешило надпирамидное солнышко, что свои лучи приятственно пускало. Сыпало блескучими искорками из расщелин высокого белооблачного сообщества.
Усердничало светило небесное с утра на всю катушку: набирало всё больше и больше сил, неотрывно подогревало, заботливо сушило маковки зерновых гор. Скорее всего, плечьми ощущал бывший сержант, как славно, без меры почётно это – возвышать пшеницу поближе к родной, жизнетворно покладистой звезде.
Игнат в свою очередь поглядывал на суету возле машин, поскольку хотелось ему понять: что здесь в особливости примечательного мог узреть знаток трёхтонок?
Ну да, хватает глинисто пропылённых грузовиков! Тех самых, которые как на подбор с мешочной тарой. И которых окрестные деревни охотно шлют по всем известному адресу. Туда, где в незыблемой упорности, с вестимой основательностью, высятся белёсые башни элеваторные.
Тебе, возможно, понравится местная автомобильная цепочка середь дворового простора, но лишь начинаешь дотошливым ужом влезать в подсчёты прибывших гостей – спотыкаешься. Им ведь нет дела до непрошенного учётчика: прибывают, убывают, при всём том не забывают моторы фырчать.
Всякого движения с избытком. Обстоятельство подобное рябью в глазах отзывается. Как говорится, на ус мотай, тихо-мирно стой да помаргивай. Одновременно будь доволен, что много хлеба запасут селяне для родимого края, тако же и для всесторонних соседей ополья.
Ненужный случай
Заплечный груз, да с рейками в бесспорности крепкие сходни, да к тому же удовольствие поглядывать с высоты зерновой пирамидности, – всё давало Витольду нечаянный прилив сил. Он, что называется, вошёл в раж: схватился не раз и не два прошествовать на заветную верхотуру. Только успевай содруг в кузове снабжать малиновогорского шофёра новыми подарениями.
Получалось у бывшего автомобильного сержанта – с пшеничными кулями обретаться – зримо быстрее, нежели у сопровождающей молодёжи. Уже и главный хозяин мешков, подбегая к Витольду, заколебался на тот предмет, чтобы взять минутку отдохновения, тогда Пыня с Пеньком попросились занять Басновское местечко в кузове. Пусть не такие мы ловкие бегать по сосновым доскам, как взрослые. Но жутко хочется на трёхтонке постоять и пришпорить скорость. Касательно выгрузки зерновой тары.
Небось, вдвоём вполне обеспечим всяческую потребность. Вот и выходило теперь: спускайся вниз, бывший сержант, подставляй удалые плечи расторопно кузовным ребятам!
Сызнова поменялись местами.
Кто ждал ненужную случайность? Никто и в мыслях не держал. Однако почали грузовики возле тутошних гор один за другим задерживаться. Им бы сноровисто выскакивать за ворота, домой поспешать, а тут смирно стой, никуда не гони. Скапливайся в тесную толпень, и никаких разговоров!
Игнату молчанка не по душе. Он головой туда-сюда крутит, особых препон при всём том не замечает, чтоб для машин, в обычности ходко путешествующих, была нужна передышка.
Принялся размысливать: почему бы здешнему транспортёру с его подвижной лентой не включить новую скорость? Ему разве тут одному – возьмись моторней шевелиться – враз не заменить сотню крепких грузчиков?
Присмотрелся, обнаружил, что не притормозила подавательно гибкая лента, приключилось у неё иное: встала как есть намертво. Понимая, что сам он, гость малиновогорский, на элеваторном дворе никакой не строгий указчик, Игнат наладился вышагивать к весовщице у ворот.
– Заминка образовалась. Не мешало бы сызнова транспортёр включить. Верно?
– Ой, не говори! – воскликнула та. – Незадачи с ним бывают. Известно мне, там пора одну старую желёзку сменить. То и дело прочь выскакивает.
Посочувствовала, однако сразу приступила к своим у ворот делам. Поскольку не было у неё такой обязанности, чтоб весы без присмотра бросать и всяческие желёзки вправлять.
Тако же и молодой сопровождающий не давал зарока перед Басновым – держать рот на замочке весь день. Перед дядей Трофимом – столбом равнодушным обретаться на элеваторном дворе.
Да и со школьной командой не заключалось уговора бессловесно прикрывать глаза на возможные в путешествии неурядицы.
Посчитал необходимым сейчас озаботиться, поэтому пересилил то смущённое к самому себе недоверие, что взыграло в мальчишеской душе:
– Желательно тогда прознать одну вещь.
– Зазря не крутись возле весов. У меня цифры записываются в журнал. Бухгалтерия исключительно важная. Что ещё тебе надобно прознать?
– Как раз очень неотложное. Почему никто желёзку не меняет, не включает подавательно способный механизм?
Отпуск приключился
Весовщица шибко не отвлекается, не забывает строчить первенствующую цифирь в подотчётный журнал. Если плечами пожимает, то лишь с многозначительностью. Имеешь право обеспокоиться, но всё равно с места своей службы тут никто не сорвётся. Нет, мол, у меня доподлинной возможности мчаться немедля на розыски помогательных специалистов!
– А мне в таком разе что предпринять? – топочет малиновогорский паренёк ботинками сбочь ворот, пропускающих торопливые трёхтонки. В голосе горечь недоуменности, неотступное хотение подтолкнуть к действию неловкий транспортёр.
Коль у беседы конца не видать, ответственный журнал в её руке внезапно приподнимается, взлетает, указывает в дальний угол элеваторного двора: дескать, туда надобно перемещаться беседчику.
– К бетонной башне направляй свои ботинки. Там скажешь механику, что деталька, ему печально известная, подвела. Снова прочь отвалилась. Думаю, на место будет она поставлена. Чтобы потом, ближе к притихшей ночи, получить решительно прочную замену.
Уши деревенского паренька не могли не засмущаться много ярче прежнего. Это же какой гвалт понесётся вдоль высоких башен, если каждый мальчишка почнёт возвышать голос? Не укрылась от хозяйки ворот обнаружившаяся повадка скромного малиновогорского проживателя, и тогда она пошла в понимающую поддержку: ты всё-таки здесь не посторонний какой болтун!
Сказать своё слово не лишне, когда порядку желательно укрепляться. А безразличию торжествовать зачем? Весьма неугодным делом станет. Хоть пополудни, хоть встречь вечернему часу.
Надо смело к механику шествовать. Чтоб там без крика, однако же упористо докладывать. О том, что не обязательно грузчикам беспредельно утруждать спины, коль во дворе поставлен облегчающий механизм. Именно так: другим хлопотам отставку можно дать, но деталька пусть заработает сейчас, допрежь планово усилительного ремонта.
– Таковский поход разве под силу мне!? – не сдержался, воскликнул Игнат.
– Ничего, ничего. Объявился у нас? Привыкай и дальше возникать на элеваторе. Чтоб не случайно, а законным порядком. По хозяйственно основательному, крестьянскому обыкновению.
Что ж, пришлось молодому хозяйственнику, краснея на манер прокипячённого рака, шагать туда, куда ему посоветовали. По сей причине вскорости он приблизился к башне.
Механик, хоть парнишка был гостем незваным, выговаривать супротивные обиды не бросился, вполне причинным появление Игната признал – отправился колдовать и над той желёзкой, и над прочей. Истинно что над всеми, которым время наступило двигать гибкую ленту транспортного устройства.
Толпотворенье машин пошло на убыль, вскоре и вовсе раздолье на дворе обозначилось. Шустрые друзья смекнули, от чего простору сбочь хлебных гор прибавилось. Им какая нужда молчать? Не было уговорных приуготовлений с пустой сонливостью опускать глаза перед происшествием.
Пенек расценил поход старшего товарища прям-таки возвышенно: ишь, как элеваторному специалисту загорелось! Свершить требовательную прогулку возле могучих башен глядится нынче вполне возможным делом для каждого малиновогорца.
Что касается Пыни, у того мнение сложилось ещё более высокое.
– Ну ты, Игнат, учудил! – восхитился он, забыв напрочь свои привычные пыхтелки. – Отругал механика, и тот забегал вприпрыжку?
– Не! – замахал руками командир школьников. – На мужика не напирал. Как грузчик из деревенского поселения поинтересовался просто. Напомнил про сложившийся порядок, без которого нельзя. Говорю, значит, нужное и говорю, а тут правая лопатка возьми и зачешись. Когда стало ему про вас известно, тако же про мою спину, то захотелось механику заторопиться к транспортёрной ленте.
– И теперь чешется твоя лопатка прежним макаром? – деловитый Пенек не упустил возможности задать увлечённый вопрос.
– Сейчас у неё отпуск приключился, – на полном серьёзе доложил Игнат.
На ящиках
Разгрузку спроворили, и Баснов вырулил свою трёхтонку на городскую площадь. Там пришла ему догадка подкатить к овощной лавке. С разрешения продавцов он запасся тремя пустыми, уже не шибко необходимыми ящиками: в кабине будет тесновато, вот и полезайте, ребята, в кузов! там попросторней, а вам вслед за элеваторной усердностью не помешает освежиться на вольном ветерке, правильно?
– Если сиднем расположиться у борта, то я не против, – тотчас высказался Пыня и, конечно, обидчиво пыхтеть при сём не заохотился.
Пенек, в кузов запрыгнув, решительно выказал такую словесность – верно, Витольд! эту кабинную духоту срубить под корень, и дело с концом!
Обратная дорога радовала: приятственно лететь через поля, подставляя горячие щёки встречь духмяному упругому воздуху. Зерновое поручение дяди Трофима выполнено, и теперь можно было строить интересные предположения. Какие в доподлинности?
Когда мысли неподдельно искренние, то слова произносились откровенно прямодушные, где желаниям дозволялось немедленно обретать весомую силу. Пенек запускал одно, Пыня толковал другое, а картина вырисовывалась определённая: им желалось потрудиться возчиками – побыть при лошадях, что доставляли на ток урожай с полей.
Того, что произошло, не ожидал никто.
Дядя Трофим, малиновогорский бригадир, пригласил их к себе домой, там завёл с Игнатом и его друзьями затейливо причудливый разговор. То да сё, тако же всякое прочее. Не шибко ли устали? К школе не пора ли готовиться? Вон пчёлки того и гляди перестанут заглядывать на луга, на цветочные поляны в лесу.
Пыня решил показать свою дотошную учёность:
– Почнут заготавливать всяческие хитрые смолки с деревьев? Чтоб на зимовке не лютовали болезные хвори в ульях?
– Они, медоносные летуны, старались лето всё напролёт, – продолжал гнуть свою линию дядя Трофим. – В свою очередь хлеборобы в Малиновой горе урожай собрали почти весь. Вы должны понять: могут дожинки нынешние без школьников обойтись. Ну, будет пяток зерновых мешков, и не больше.
Несогласность проявил упористый Пенек. Досыта не наездился ещё на лошадных повозках или что иное, однако сурово сдвинул брови. Кашель одолел восьмиклассника: так, мол, и так, но дома отсиживаться неохота! успеем ещё к школе подготовиться!
– К вам тогда имеется деликатная просьба. Мы выписали тут Илье Петличкину кирпича для починки трубы и шиферу на крышу. Он, сами знаете, был ранен в ногу на войне. Деревня о нём издавна заботится. В таком разе помогите односельчанину. В одиночку с ремонтом управляться трудно ему.
Пенек сменил на милость своё кашляющее воспротивление:
– Играет дед Илья на гармошке хорошо. Прямо заслушаешься.
Получилось, что с оглушительностью какой не бросился никто возражать замечанию. Наоборот, залезть на крышу к Петличкину было, не иначе как, заветное желание у каждого из гостей деревенского бригадира.
Коль договорились насчёт шифера и кирпичах, то довольные пошли по улице восвояси. Пенек, будучи по всегдашнему настроению весьма хозяйственным, потребовал свою долю от старых ящиков: мне планочки пригодятся! можно пустить их на растопку для огня домашнего! На что воспоследовала ему дружная разрешительность – забирай хоть всё кузовное беремя.
Не оказалось охоты размышлять о деревяшках, думалось в первую очередь о походе на верхотуру печной трубы, поскольку точнее точного: там жестяной козырёк проржавел куда как сильно!
Багряный лепест
С утоптанного проулка Игнат свернул в бок – туда, где тропка вилась прямиком в прогон. Захотелось парнишке навестить конюшню. Почему не угостить любимую рысачку свежей овсяной охапкой? Подходит конец летним в поле заботам. И ведь не забудешь: очень хорошо работалось на пару с лошадью, когда идёт, поскрипывает повозка, когда с твоей помощью исправно полнится ток золотым зерном!
Нынче уже и делянке сбочь леса оказана честь какая-никакая. Если в огородах Малиновой горы стоит всего-то чуть поболе десятка ульев, то всё равно каждому дощатому домику обеспечена солидная ухоженность. Пчелиные семейки имеют надёжное на зиму цветочное пропитание. Тако же элеватору доставлена толика мешков с гречкой.
Подкормив Нежданку, Игнат решил сходить на плотину, что перегораживала овраг возле конюшни. Там, известная штука, водоём образовался. Ну и как, через края наполнился? До изумительности всклень? Или пруду в непременности ждать дополнительных осенних дождей?
Шагает себе не спеша, глянь – сова расправляет над ним широкие крылья. Вынырнула из укромного лесного лога, и вынь да положь ей поживу. Отмахнулся парнишка: надобно приметить некоторым голодно пролетающим, что не зайцы тут прогуливаются. Кыш от меня, хищница неуклонная!
Та и взмыла вверх, и направилась к прогону, и даже много далее потянулась.
«Ну, будет сейчас громкое воспротивление! Истинно что возле берёзы, – пришло соображение тому, кто в доподлинности нисколько не заяц, ничуть не прудовая утка. – Поднимется крик на моём дворе».
И верно, там встретил его неугомонный Федька. Супружницу наладив на сбор воробьиного племени, он то с одного боку, то с другого беспокоил усевшуюся на дерево постоянную когтистую разбойницу, завсегдашнюю птичью грабительницу.
– Здорово, Игнат! – кричал он. – Поздравляю! Кажись, успешно доставил гречку на элеватор! А мы здесь начинаем великий шум и гам супротив нежданной гостьи.
Мать встретила Басновского сотоварища, по известным делам ответственно сопровождающего, должным порядком. На столе был суп с толково проваренным мясцом, с вермишелью и стрелочками зелёного укропа. От загнетки завлекательно пахло жареной картошкой.
Поди враз обретёшь догадку: если Федька мог в обязательности поздравлять парнишку, то лишь по той причине, что жаренку – для безотказно работящего – нельзя не обожать. Хоть приспело нынешнюю, хоть желанную для будущего дня.
Тем временем хозяйка дома поставила на стол уёмистую деревянную миску, расписанную по всей округе пышными цветами. Один багряный лепест старался прислониться к другому, и от красавистого хоровода не хотелось отводить заворожённого взгляда. Да, пожалуй, и на горку янтарных ломтей мёда сотового, что высилась в неожиданно широком вместилище, влекло смотреть и смотреть. Как есть в непрерывном восхищении.
– Это ж что за блюдо такое? Чудо багряное! – высказался Игнат. – Откуда оно взялось?
– Озадачить вопросителя желательно, – прозвучал ответ проникновенный. – Из неизвестной всем нам деревни прикатила трёхтонка. Тебя дома не было, тогда быстро убыла она. И вот что на подоконнике оставила. Элеваторная приезжала благодарность, правильно либо как?
© Борис Колесов, 2018.
© 45-я параллель, 2018.