* * *
Моя милая девочка в доме моём темнота,
электричества нет – отключили давно за долги.
Сквозь меня внутривенно в три кубика пустота
пробирается к сердцу, сжимается там от тоски.
Моя милая девочка ночь провисает дождём.
Это чёрное небо так давит своей чернотой.
Если вычесть пространство, что нас разделяет вдвоём,
то получиться жизнь, что я прожил уже не с тобой.
Что же дальше нас ждёт впереди среди этих дорог?
Пусть надежда горит в твоем звёздном, полночном окне.
Моя милая девочка, мой бесподобный цветок.
В моём доме темно, так темно и так холодно мне.
обречённость
ветер бросил на город за утро мешки облаков.
чёрно-белые будни до смерти от самых пелёнок.
и не надо уже ни чего, ни всех этих стихов,
ни той боли в груди, что ревёт, словно малый ребёнок.
будто было всё это – наш летний игрушечный сад,
разводные мосты, комариные белые ночи;
но откроешь глаза, а там птицы так низко летят
и так крошится каплями дождь на прохожих и прочих.
и не надо уже ни хоть точки, ни хоть запятой.
уничтожим улики, забыв все пароли и даты.
обречённо всё крутится-вертится шар голубой
и всё так же идут умирать аты-баты солдаты.
Октябрь
Октябрь, разодранный листьями в ворохе луж,
Стекает субтитрами улиц по городу крыш.
Сценарий всей жизни допишется, как ты не дюж
В кино с чёрно-белыми кадрами, где ты молчишь.
Наш город, заплаканный окнами, каплями слов,
Как муж алкоголик несносен и попросту глуп.
Ты та, не любившая этих дурацких стихов.
Я тот, обожавший твой голос твой запах и труп.
Октябрь разъеден чернилами – буквы в тетрадь
Не лезут, как ты не пытайся рассыпать слова.
И всё же, как трудно тут жить и как тяжело умирать.
Под ноги бросаются листья, желтеет трава.
* * *
монголо-татарская степь – Батый-Чингисхань.
простуженный ветер плюется ошмётками слов.
орда облаков. заснежено-белая ткань
бросается в ноги пунктирами наших следов.
и мы бесконечно чужие живущие врозь
идём в ежедневные страхи в толпе городской.
летит километрами снег, словно что-то стряслось,
летит километрами снег надо мной и тобой.
а лампы в квартирах горят всеми сотнями ватт.
мы те всё прожившие врозь от начала пути.
летит километрами снег, заметая закат,
под небом, что виснет от туч никого не найти.
Коррозия памяти
Любовь умирает так часто – семь пятниц в неделю.
Твои электронные письма – мои похоронки.
Ноябрь – последние листья, как раны на теле,
Гниют в обезвоженных ветках на зимней обёртке.
Ты любишь смотреть эти фильмы из кинопроката,
Пьёшь кофе и куришь одну за одной сигареты.
И снег под ногами, как трупы в больничных палатах.
И лес вдоль шоссе, и строй проституток раздетых.
Обшарпанный дворик: повсюду пивные бутылки.
Тот вид из окна /твоя очень тесная двушка/.
Сосед, вечно пьяный, орёт, что вернулся с Бутырки.
И падает снег, как перья из старой подушки.
А ты на балконе всё ждёшь отпечатки рассвета
И пьёшь крепкий кофе... и куришь одну за одною...
Любовь умирает так часто и лучше чем это
Не будет уже никогда между мной и тобою...
Осенний никотин
А я тебя, так толком не узнав,
Искал полжизни в кадрах киноплёнки.
И плыл закат, и был закат кровав,
Как месячные школьницы девчонки.
Всё падал дождь, и шла за ратью рать
Который день над городом полками.
И птицы улетали умирать.
И ветер так швырялся облаками.
На город, что в куриной слепоте
Терял листву осенним никотином,
И лишь луна затяжкой в темноте
Прожгла просвет, что стянут паутиной.
Я думал о тебе, а ночь без сна
Ворочалась меж туч на звёздных крошках.
А где-то улица, фонарь – моя страна,
И люди понатыканы в окошках.
пресный дождь
я выдумал все эти города
проспекты улицы дворы пустые окна
октябрь мёртв... осенняя звезда
в траншеях неба бесполезно мокнет
черты ландшафта... серость... акварель
форматы дней к которым я приколот
движенье вдаль но зрением не мерь...
вновь пресный дождь... простуда... этот холод...
пролёты лестниц... рыхлый свет... подъезд...
морская соль пролитая на тучи...
вся в язвах осень... краски наших мест...
симптомы сна... инстинкты... север жгучий...
* * *
Движение по краю. Духота.
Мой Млечный Путь из бегства и сомненья.
И эта ночь, и эта простота
в твоих словах, поступках, извиненьях.
Вся бледность звёзд тебе одной к лицу
ведь ты звезда, а холод только ноша.
Вокруг пустыня, всё идёт к концу.
И ты сгоришь, и я с тобою тоже.
* * *
вся память сводится к отправке телеграмм
без подписи по просьбе адресата
пейзаж из детства – выброшенный хлам
прописка в паспорте – легенда диверсанта
вернуться значит что-то обрести
увидеть прошлое и больше без сомнений
смотреть в окно и прочитав: «впусти»
открыть его и не бояться тени
но шаг домой скорее шаг на лёд
точнее жизнь – проекция от круга
ты никогда не знаешь что нас ждёт
так может жить нам надо друг для друга
* * *
чёрно-белые сны… негативы закрою в альбомы,
брошу снимки в ведро.
этот вечный вопрос из риторики, кто мы
среди бегства в метро?
мы с тобою идём, ты рискуешь остаться беспечно
многодетной вдовой…
я впитаю гранит. этот город навечно,
где дышали с тобой,
но не стоит молитв, причитаний, спасений,
никого не спасти…
я возьму белый лист ручки скородвиженьем,
грея пальцы в горсти…
и не важно уже, кто в чём прав, не ищи виноватых –
я давно не ищу.
только снег, словно титры, стремится сквозь вату,
прижимаясь к плечу…
* * *
вдоль Фонтанки огни в млечный путь фонарей.
я иду, молчалив… листья бросились в бегство,
и фрагменты из туч в перспективе дождей
всё плывут и плывут, словно кадры из детства.
так построена жизнь: школьный двор – институт.
столько выпало снов – не собрать до рассвета.
расписные дома-новостройки растут,
осень в язвах горит под стигматами лета.
столько звёзд залегло в тайнике облаков,
что не выдержал дождь и разбился об лужи.
столько я измарал в ночь тетрадных листов.
только ты не прочтёшь, да и вряд ли кто сдюжит.
закопчённый пейзаж, брызги неореклам,
моя тень на асфальт. столько новых прохожих.
и сгорит в атмосфере, истлев, словно хлам
не последний закат, не последний, быть может.
* * *
Я так много курю, чтобы меньше дышать мне тобой,
чтобы мой никотин победил всю тебя изнутри.
Ветер падает в улицы, крошиться дождик водой,
облака догорают затяжкой вечерней зари.
Мчаться серые будни в своей не простой череде,
через все запятые и точки по клеткам недель.
Всё что я написал, я писал для тебя в пустоте,
на вершине высокой горы, где зима и метель.
И пройдя через все, что делилось тогда на двоих,
через наш ослепительный ад, через звездную рать –
я тебя оставляю одну среди улиц пустых,
между всех этих строчек, в которых я буду лежать.
Соло для пустыни
Столько много людей умирает в моей голове,
Столько лиц незнакомых, что встретил в плохую погоду.
Я иду босиком по ржавой увядшей траве,
По холодной земле, по вчерашнему старому году.
И так хочется мне, написавшему столько стихов
О несчастной любви, о болезнях, о горе и страхе
Вдруг проснуться однажды среди сотен тысяч цветов –
В ярком солнечном свете, как тот, что родился в рубахе.
И тогда, ослеплённый, я, щурясь, открою глаза,
И на мир посмотрю, истекаемый, в девственно-красном,
И пойму, что мы все в этом мире неравном стоим на весах,
Так брезгливо ровны, словно в детстве наивном и грязном.