Дмитрий Близнюк

Дмитрий Близнюк

Четвёртое измерение № 36 (420) от 21 декабря 2017 года

Больной изумруд

чувство снега

 

сегодня выпал первый снег

в саду

и чёрный мозг земли,

взрыхлённый муравьями,

с ещё зелёными извилинами травы,

но уже пегими листьями

красиво присыпало белыми пёрышками,

будто ангелы дрались подушками,

с тихим треском вспарывали когтями белую ткань.

сегодня первый снег пришёл в качестве гостя,

невинный, нежный, напоминает

троянского пушистого жеребёнка,

скачет, играет, понарошку кусает

растопыренные пальцы.

и моя душа радуется

(наперекор и вопреки логике, здравому смыслу)

пусть всё это обман нас возвышающий,

нас вальсирующий,

верблюжата детства

подсматривают в игольное ушко,

а я оглядываю карликовый сад:

чёрная костлявая вишня

под снегом обрела второе дыхание,

расцвела почти как весной –

поймала на спиннинги ветвей

стайку голодных воробьёв и снежинок.

здесь, в Ноябре,

посреди охлаждённого ада,

первый снег прекрасен точно кит-альбинос,

всплывающий из-под земли.

и Ахав медлит, но всё же отворачивает гарпун

и я – атлет в пуховике –

поднимаю взглядом тяжёлое низкое небо –

чёрно-синюю штангу с белой бахромой

как можно выше.

я жив

я бессмертен

я что-то ещё...

 

эмпиреи

 

точно больной зуб

глубокой ночью дёрнется лифт сквозь тонкие стены

тишина передёрнет затвор

а я будто зафлейтенная кобра

всё ещё раскачиваюсь перед монитором

отдираю строки от зелёного лица

как мидии с валуна – наросли

за время прилива вдохновения...

исподволь прихожу в себя

а крылатая душа всё ещё парит в эмпиреях

гуляет по комнатам

заброшенного дворца созвездий

так оленёнок

освещённый синим лунным светом

бродит по картинной галерее

где серые мерцающие стены

увешаны

шевелящимися мордами львов

 

* * *

 

мы юность ели с ножа.

эти ночные рыбалки, свидания под луной,

и ты, лопоухий герой,

обжигаешься обнажённой девичьей плотью,

как горячей ухой.

лунные мальки беснуются в распущенных волосах,

стог сена скрипит и мерцает,

синеют на грядках капустины, жабьи жемчужины.

сердца – две вишни – срослись боками

клейкими, лиловыми, с гнильцой взросления.

о Господи, верни ювенальное вдохновение,

синий мир на соломенных слонах,

городок в буйных садах,

и яблочным уксусом пахнет летняя кухня –

парусник застеклённый,

комариные укусы, река, река, река...

лета солнечная гильотина

облизывается золотыми лезвиями, и вы –

фигурки

из коричневой сахарной глины

над бездной голубой –

учитесь писать телом и душой,

как первоклашки – шариковой ручкой

простые слова:

люблю, друг, прости, навсегда, никогда,

да пошла ты на.

 

пока ты молодой –

микрофон тишины включён,

вход свободный – иди и неси всякую чушь.

но ты меня не слушаешь...

юность, я чувствую твой взгляд:

оранжево-красную точку

лазерного прицела...

 

концерт для футляра без скрипки

 

помнишь

наши прогулки в парке без дога?

в зелёных гофрированных соборах весны

мы причащались поцелуями,

фруктовым мороженым, колой.

гуляли по кленовым аллеям,

обнимались у фонтана, и я ловил губами

голубую рыбку пульса на твоей нежной шее...

если помнишь – значит,

существуешь где-то ещё...

 

фиолетовые суккубы, тумбы, витые скамейки,

золотистые привидения вязнут в солнечной пенке,

и каждое моё воспоминание –

медный сосуд для заварки тумана,

и улицы в боксёрских перчатках каштанов –

вылупки колючих зрачков – угрожают прохожим,

а ты смотришь на меня свысока, как девочка на жука.

не бойся, я отнесу тебя в лес и отпущу...

но зачем?

 

зачем?

золотистый ромб окна трепещет в ночи –

стеклянное электрическое платье из мотыльков:

подойди же, обнажённая, примерь.

коснись сосками холодного стекла.

отразись в искрящейся чёрной лаве

ночного города.

твоя расчёска на подоконнике –

ностальгический ёж –

принесёт мне сквозь осень прядь золотых волос

и воспоминания о вкусных мышах...

 

путешествия вокруг твоего тела

за 180 поцелуев завершились.

ты стоишь в дверях балкона, ведущих на небо

по шиферным крышам соседей,

обнажённая, зыбкая; сам воздух

принял твои очертания, будто религию бриза,

ритм муаровой колыбели.

твои зелёные глаза – опытные скалолазы –

высматривают во мне слабое место,

трещину в породе,

чтобы закрепить страховочный трос.

ты держишь чашку остывшего кофе

с красной помадой по краю.

а я – сонный джин из разбитой амфоры –

исподволь из тебя исчезаю...

накинь же на себя что-нибудь из Бродского

и дай мне таблетку от толпы.

мы сегодня пойдём гулять в город,

на площадь.

Козлодоев даёт последний концерт.

 

долго же твоё сердце мне служило чернильницей,

но теперь ты свободна, моя любовь.

выбирай любой из миров, где нет меня;

наш последний бессмертный вечер –

среди влажных огней и гранитных тумб,

мне же верни реальность, память и радость

создавать новые миры и глупости –

и пусть муза растрёпанная

замирает с сигаретой над рукописями

и разрастается под потолком

бестолковый канцерогенный нимб...

 

* * *

 

рассвет стерильным солнечным ланцетом

вскрыл птичий нарыв в кронах каштанов.

весна, как скрипичный концерт с мокрыми смычками,

покрытыми листьями, лепестками, жуками

в самом разгаре, развизге.

и раздавленная гроздь сирени цвета мятых шпаргалок

по физике

валяется под ногами,

и ты обживаешься в моих объятиях на скамейке,

тихо скребёшься и ёжишься.

хорошенькие женщины как мыши

устраивают гнёзда в синих лапах слонов-мужчин,

прогрызают хрящи и винтовые лестницы,

наводят марафет и уют.

но всё это в будущем

и вся жизнь игра-игра-игра-игра впереди,

но мы ещё не знаем всех правил жизни,

и ты покамест не чья-то жена,

мы не мумифицировались взрослостью,

не обезвожены обязанностями,

не отравлены ртутными парами серьёзности,

и парк, обвязанный прозрачным апрельским ветерком,

как рулеткой,

для нас выбирает будущее – со всего света и тьмы

съехались

лучшие мастера, дуремары, волшебники...

 

больной изумруд

 

нельзя войти в одну и ту же реку дважды,

но ты входишь – каждое лето,

как нож в масло.

ссутулишься загорелый, мускулистый.

даже если жизнь тебе снится –

бабочка на носу спящего китайца Ци-Зинь –

лето возвратится оранжевым бумерангом,

вместо Наташи будет Ира.

вместо тёплого пива – янтарный яблочный сок.

в реку жизни вообще нельзя войти

ни чтобы поплавать, ни чтобы помочиться –

ни разу иначе.

жизнь не пускает нас дальше прихожей.

 

земной свой пусть прогрыз до сердцевины –

наткнулся на базальт. мне не прогрызть эту суть,

в титановом платье танцует

истина.

и что прожитые годы?

поломанные свёрла.

а родинка возле виска

дразнит,

и так же неприступны крепости рассвета.

ты стучишься, стучишься о жизнь головой.

сердцем.

откройте! но с той стороны – тишина

 

жизнь жизнь жизнь. жирафы бьются головами,

вертикальная дуэль на молотках,

на морковных кувалдах.

может я ещё прошибу прозрачные перегородки

реальности. стеклянные лабиринты.

интуиция. слово. характер. но

можно войти в одну и ту же реку вдвоём,

и она унесёт нас,

ещё не обросших плотью: вот мы в животе

средневековья, два облачка Каспера,

а здесь – помнишь, Клео,

как мы дразнили змей и жёлто-мутный рассвет

поднимался над Нилом: желтовато-зелёный

больной изумруд дрожал

в ореоле ревущих быков,

исходил ознобом... здесь нет крокодилов,

здесь никого нет, любимая, кто бы мог укусить.

пойдём со мной.