Дмитрий
Бобышев

Счастливый человек

Счастливый человек поцеловал в уста 
Венецию, куда вернулся позже. 
Такая же! Касаниями рта 
ко рту прильнула тепло-хладной кожей. 
  
Приметы на местах. Лев-книгочей; 
зелено-злат испод святого Марка, 
а мозаичный пол извилист и ничей: 
ни Прусту, никому отдать его не жалко. 
  
Ни даже щастному, счастливому себе. 
Или – тебе? Поедем «вапореттом» 
и вверим путь лагуне и судьбе, 
и дохлым крабиком дохнёт она, и ветром. 
  
По борту – остров мёртвых отдалён: 
ряд белых мавзолеев. Кипарисы. 
Средь них знакомец – тех ещё времён – 
здесь усмиряет гневы и капризы 
  
гниением и вечностью. Салют! 
Приспустим флаг и гюйс. И – скорчим 
     рыла: 
где море – там какой приют-уют? 
Да там всегда ж рычало, рвало, выло! 
  
Но не сейчас. И – слева особняк 
на островке ремесленном, подтоплен... 
Отсюда Казанова (и синяк 
ему под  глаз!) в тюрягу взят был 
     во плен, 
  
в плен, под залог, в узилище, в жерло, 
     – 
он дожам недоплачивал с подвохов 
по векселям, и это не прошло... 
И – через мост Пинков и Вздохов 
  
препровождён был, проще говоря... 
А мы, в парах от местного токая, 
глядели, как нешуточно заря 
справляется в верхах с наброском Рая. 
  
Она хватала жёлтое, толкла 
зелёное и делала всё рдяно- 
любительским, из кружев и стекла, 
а вышло, что воздушно-океанно, 
  
бесстыдно, артистически, дичась... 
Весь небосвод – в цветных узорах, в 
     цацках 
для нас. Для только здесь и для сейчас. 
В секретах – на весь свет – 
     венецианских.