Дмитрий
Бобышев

Тень Кикапу

Было время, и племя, и пламя, 
а теперь и не встать на тропу, 
только шкуры палёные с нами, 
топот, бубен да тень Кикапу. 
  
А когда-то, крылаты и вольны 
(лук натянут, пригашен костёр), 
мы играли бобровые войны 
у прозрачно-зелёных озёр. 
  
Петушиное хриплое слово 
«гаггл-гуггл» клокочет индюк, 
и к закланию жертва готова. 
Уподобься, ты с нею сам-друг. 
  
Раньше профили были пернаты, 
а теперь и не встать на крыло, 
да и крылья у нас переняты: 
на вершок, а уже тяжело. 
  
Проиграли и воды, и земли, 
и рогатые груды зверей, 
и лесную апрельскую зелень, 
и осеннюю прелесть, и прель. 
  
Но закляли, чтоб всё – как из пакли, 
соловьи бы не пели, чтоб там 
ни сирени в оврагах не пахли, 
чтобы пума – всегда по пятам. 
  
В мех укутали кости нагие; 
у кострища – гремушку змеи, 
свист орлана и чад аллергии, 
и на картах названья свои. 
  
Потому что уже и не ново: 
небоскрёб к небоскрёбу впритык. 
И от них остаётся лишь слово 
в переводе на лисий язык.