Джамбулат Кошубаев

Джамбулат Кошубаев

Золотое сечение № 20 (404) от 11 июля 2017 года

Прозрачные тени

Помпейская фреска

 

Все кажется – свернёшь за угол –

там – Она, с цветком в руке,

в струящейся тунике,

и вслед за ней

вернутся голоса

разносчиков воды,

раздастся скрип телеги –

и хлынет пёстрая

разноязыкая толпа

навстречу в порт

вплывающей триреме.

И Он, глазами не найдя её,

сойдёт на берег

в ожиданье встречи.

Но ей иная суждена судьба –

увековечат кисть и пепел

копну волос,

упавшую на плечи,

цветок в руке,

и ремешок сандалии,

вплетённый змейкой в вечность.

 

* * *

 

Позор Флоренции – изгнание поэта.

Идут года, всё так же жжёт её

тоска по сыну.

 

Во множестве живых обличий

шутов и мраморных скульптур –

он всюду здесь.

 

И всё же – нет его. Того,

кто обессмертил имя

Беатриче.

 

У памятника генералу Ермолову

 

Кавказский лев!

Тебе в глаза взглянуть

пришёл один из тех,

чьи племена ничтожил

твой буйный гнев.

Спору нет, ты честно прожил

солдатский век,

и похвала из уст твоих

была солдату

жизни собственной дороже.

И всё же.

Суд истории –

не самый лучший суд.

История, подобно кондотьеру,

все преступления сочтёт

за честный труд,

когда для государства

в ратном деле

есть выгода и прибыль. Тут

места нет для плюрализма

мнений.

Генерал!

На поле Бородинском

ты снискал

и славу, и почёт, и уваженье.

Но здесь, среди кавказских

гор и скал

делам забвенья нет

и нет прощенья –

такой ли славы ты себе искал?

 

Реквием по Георгию Яропольскому

 

1

Ты слышал, как в щель меж мирами

врывается и воет надсадно ветер:

«Настрадаешься!»

 

Ты бесстрашно ему отвечал, словно вызов

его принимал и поднимал перчатку:

«Да, настрадаюсь!»

 

Ты принимал страданья как радость,

как награду за трудное счастье –

любить.

 

Ты говорил пиитам: «Мало крови в чернилах,

мало». В твоих – не осталось чернил, чтоб к себе

не испытывать жалость.

 

Любить и страдать – два ремесла поэта,

без которых тоскующий ветер –

это просто сквозняк.

 

2

Задумчиво холмы лежат окрест.

Не каждый холм – Голгофа,

спасителен – не каждый крест.

Припоминается – в начале было Слово…

Сомненье: вправду ли воскрес?..

 

3

Из глины слепивший,

Отец мой небесный,

мне очи отверзший

и пламя зажегший

в груди,

и слово сложивший,

и слух мой открывший, –

зачем я тебе?

Ни света, ни тьмы.

Только голос из бездны:

– Восстань и иди!

 

4

Печальной радости избранник,

какую песню ты поёшь?

И почему – по сердцу дрожь –

о Человеке – скорбь и радость?

 

5

Мне трудно представить тебя

идущим ко Гробу Господню,

тебя, потерявшего Ад,

но сохранившего веру

в спасительность Слова.

 

И всё ж, преклонив чело,

ты в низкие двери вошёл,

и может, в мгновение это

ты гордость свою преклонил

и веру обрёл, что Ад

существует.

 

6

Мы спустились с холмов –

Холмов Хлама

двадцатого века.

Мы делили по-братски

и хлеб наш насущный,

и кров.

Тебя звали – Орфей,

хоть и смертным ты слыл

человеком,

и по жилам твоим

бежала горячая кровь.

И открылись пред нами

свинцовые воды

неподвижного Стикса.

И Харон уже ждёт,

закрыв капюшоном лицо.

Мы прощаемся здесь –

ты в скорбную лодку

садишься,

и ладья исчезает

в нависшем тумане густом…

 

7

Быть может, было всё не так…

Вслед за Орфеем Эвридика

сошла в Аид

и там его нашла,

чтоб вывести на свет.

И свет был близок.

Но не хватило

сделать два шага.

 

Аид не отпустил певца,

когда увидел свет её лица,

когда услышал,

как дрожит темница,

как смерти власть ничтожна и пуста.

 

8

Вычитание. В остатке – тело,

легче тростника.

Всё, что так рвалось и пело,

смолкло на века.

 

Скорбь на сердце. Оправданья

ранней смерти нет.

Смерти нет. Есть расстоянье –

не преодолеть.

 

Брейгелевский мотив

 

Рае Кучмезовой

 

1

Белеет снег. От холода дрожат собаки.

Охотники спускаются с холмов.

Им видятся уже очаг и тёплый кров,

Тяжёлые с трудом передвигая ноги,

охотники спускаются с холмов.

 

2

С утра был гон. Звенел собачий лай –

они гнались за перепуганной лисицей –

от смерти ей уйти не удалось.

С нелёгкой, но заслуженной добычей

охотники спускаются с холмов.

 

3

И скоро, разомлевши от тепла,

они раскурят трубки и расскажут,

как страшен лес, про поиски следов

и про дракона, что живёт в пещере, –

охотники спускаются с холмов.

 

4

– Я говорю, драконов было два,

тому свидетель рыжая лисица.

Из первых слышал уст –

не с чьих-то слов!

– Ну как поверить в эти небылицы?!

Охотники спускаются с холмов.

 

5

Всё глуше голоса и разговоры:

– …какою снежной выдалась зима…

– …а главное – вернулся жив-здоров…

– …корова отелилась, молоко…

Охотники спускаются с холмов.

 

6

Снег быстро заметёт следы шагов,

и надо проследить, чтоб не отстали

ни юный Питер, ни хвостатый Плут,

за партией плетущийся устало.

Охотники спускаются с холмов.

 

* * *

 

Видений дымчатая взвесь

осядет в сумрак осторожно –

из сна выныривать –

тревожно

Припоминаю снова –

здесь.

И значит – бегство

невозможно.

 

Фонтан Треви

 

На дне фонтана – золотой пятак.

Чьи он рассеивал потёмки?

И жизни тяжкой чьи обломки

свет озарил, вокруг сгущая мрак

былых невзгод?

 

Летит и наш пятак – цена надежды,

что, вынырнув из тверди прошлых лет,

прильнут к истоку две прозрачных тени

и золотой над ними вспыхнет свет.

 

* * *

 

Единственного ищет сочетанья

Природы ряд таинственных примет.

Мне явлен облик неслучайных черт –

Мир повторяет ваши очертанья.

 

Но только безнадежны все старанья

Изобразить достойный вас портрет –

Отсутствует в палитре этот цвет

И красочные тусклы описанья.

 

Так в зеркале мерцает отраженье –

Двух ликов мимолетно совпаденье,

И с духом плоть не может совладать.

 

Но образ заколдованный трепещет,

И слов созвучья полны смыслом вещим,

Что нам дано ещё предугадать.

 

* * *

 

У слов любви священное есть право –

Услышанными быть, – тебе, сонет,

Их заключить в алмазную оправу

Доверил я моих на склоне лет.

 

Стих за стихом ложится на бумагу –

Отважных рыцарей непобедимый строй.

Я знамени любви давал присягу,

Я остаюсь – бессменный часовой.

 

Мелеет жизнь, но не скудеет чувство,

И снова не хватает точных слов,

Я повторяю, что любовь – искусство,

Когда горячая его питает кровь.

 

Бессмертен тот, чье сердце озарила

Любовь, что движет солнце и светила.