Екатерина
Некрасова

* * *

Летел трамвай, и пели облака,

И я смотрела на дома и камни.

Февраль мы пережили, а пока

Весна июню отворила ставни.

Я научилась в мае не грустить,

И отпускать, как пойманную рыбу,

Всех тех, кого не в силах разлюбить.

Я научилась, Господи, спасибо!

* * *

Всё закончится, жизнь отзвенит,

И пойдёт тишина куролесить.

Долгий свет будет облако лить,

Землю тихим дождём занавесив...

Я пойду по болотистой мгле,

Где на соснах блестит первый иней,

Где дрожит на сосновой игле

Робкий свет фиолетово-синий.

Цветноглазый бродяга-сентябрь

Фейерверки листвы бросит в небо.

И сквозь воздуха сонную рябь

Вдруг раздастся сосновый  молебен.

* * *

Слова перестали сыпаться,

Мысли себя не живут.

И если захочешь выспаться,

То вряд ли тебе дадут.

Глагольные рифмы корчатся,

Всё лезут из-под пера.

Поэзия – чревоугодница,

Заканчивать с ней пора.

На улице стыло... слякотно –

Ноябрьская кутерьма.

Поэзия стала мякотью –

Оранжевая хурма...

Да что там, какие строчечки –

Другая теперь война.

Друг другу мы – переносчики

Острого веретена...

Мы в космосе, мы в галактике,

Повсюду одни лишь мы –

В теории и на практике

Пируем во время чумы.

* * *

Ты дни листаешь – всё не те:

И злей становишься немножко,

И чистишь чертову картошку

Под шум кастрюльный на плите.

Какой же в сущности пустяк:

Ты с этим временем обвенчан,

Жаль, что от этого не легче...

В межгалактических степях

Живёшь, не чувствуя размах.

Тебе дана лишь боль. И точка.

Придумаешь четыре строчки –

Они застынут на губах...

И перестанешь понимать

К чему вся эта суматоха,

Тебе ни хорошо, ни плохо.

Тебе давно не двадцать пять.

* * *

И в скомканных доспехах бытия,

Наш мир застыл, натужно улыбаясь.

А вместе с ним застыли ты и я,

В отжившее внезапно превращаясь.

Нам вечера горячее плечо

Апрель подставит весело и звонко,

Но лопнет барабанной перепонкой

Наш мир, и по вселенной потечёт.

* * *

Даже на севере плачут дожди в феврале.

Снова плюс два и теплеет арктический ветер,

Еду к тебе, и весна настаёт на планете

Чуточку раньше, снега превращая в суфле.

Тронется поезд. Меня увезёт в никуда.

Мне всё равно. Лишь бы глаз твоих встретить усталость

Там, где горячего солнца почти не осталось.

Там, где куда ни посмотришь – одни холода.

* * *

Мы ходим по кругу толпой у морских берегов.

Никто не найдёт в этом городе верных решений.

Мы очень похожи на сбитые кем-то мишени,

Мы очень мешаем кому-то из высших кругов.

Круги на воде наводнили округу бедой,

И стылые страхи плывут облаками над миром,

И мы закрываем плотнее все окна в квартирах,

Но облако – сквозь – подступает к душе тошнотой...

Никто не расскажет – зачем? Почему? И за что?

Повиснут вопросы над темной морскою пучиной.

Забудут, сотрут, замолчат, засекретят причины.

Сгорят они в небе над городом цвета бордо...

* * *

Господи, всё суета сует.

Небо разводит слякоть.

Август включает свой звёздный свет –

Спрятаться и заплакать.

Мятые стебли сухих цветов

Между тетрадных листьев.

Лето закончилось, отцвело,

И превратилось в мысли...

* * *

Короткий день. Короткая печаль.

Озноб и зной. И питерское лето

В себя вмещает столько мглы и света,

Что можно потеряться невзначай.

И тикает безумный циферблат,

И снова ремонтируют "Аврору".

Идёт вдоль стен Казанского собора

С большим фотоаппаратом азиат.

И ты идёшь по лужам площадей,

И, кажется, угадываешь вечер

По людям, выплывающим навстречу,

(О, сколько в этом городе людей...)

Но вскоре выбираешь тишину

В противовес всеобщему веселью...

На питерскую пялишься луну

Из недр дворов-колодцев подземельных...

* * *

Слишком похожи лица,

Улицы, и дома.

Чахнет в руке синица.

Как не сойти с ума?

Как не загнаться в угол?

Не превратиться в них –

В слишком красивых кукол –

Мелких и ростовых.

Ходим заворожённо,

Смотрим на них в упор.

Все мы друг другу – клоны,

Одноголосый хор.