Екатерина
Полянская

Полянская Екатерина Владимировна, родилась в 1967 году в Ленинграде. Окончила СПб ГМУ им И. П. Павлова.

Поэт, переводчик с польского и сербского языков.

Член Союза Писателей России с 2002 года.

Печаталась в журналах и газетах «Нева», «День и ночь»,  «Звезда», «Северная Аврора», «Аврора», «Всерусский собор», «Питер-book», «Литературная газета», «Южная звезда», «Немига литературная», «Сибирские огни», «Сетевая словесность», «Зинзивер», «Folio Verso», «Литературная гостиная», ,«Дружба народов», «Москва», «Врата Сибири», «Всемирная литература», «Нёман» , «Урал», «Интеллигент», «Изящная словесность», а также в сборниках «День поэзии». Участвовала  в антологиях «Аничков мост», «Собрание сочинений – стихи петербургских поэтов» , «Наше время», «Поэтический атлас России», «Письмена», «Афонская свеча».

Автор  шести стихотворных сборников («Бубенцы», 1998; «Жизни неотбеленная нить», 2001; «Геометрия свободы», 2004; «Сопротивление», 2007; «Воин в поле одинокий», 2012; «На горбатом мосту», 2014).

Переводилась на польский, болгарский, японский, английский, сербский  и чешский языки .

Лауреат конкурса «Пушкинская лира», Нью-Йорк, 2001.

Лауреат премии им А. А. Ахматовой, 2005.

Лауреат конкурса им Н. Гумилёва 2004.

Лауреат Всероссийской премии им. М. Ю. Лермонтова, 2009.

Лауреат конкурса «Литературная Вена», 2012.

Лауреат премии им. П. П. Бажова, 2013.

Лауреат премии им. Бориса Корнилова, 2015.

Вселенная  Екатерины Полянской

Когда ещё было открыто и установлено, что современники близоруки и не туда смотрят! Удивительно только, как мало это открытие помогло делу. И не то чтобы не хватало проницательных, тонких, и, главное, самостоятельных, не подверженных условным рефлексам ценителей. В ценителях недостатка нет. Однако крот искусства, как и прославленный крот истории, роет под землёй. Тектонический выброс происходит не там, где его можно ждать, где ждут, и  происходит, когда его никто вообще и не ожидает. Когда самый выброс представляется лишь досадной неправильностью привычной картины, где всё покойно расставлено по местам: золотой век, серебряный и нынешние измельчавшие потомки – имитаторы да эпигоны. Поэты, занятые переработкой оставшихся от великой эпохи шлаков.

Но слепенький, с неутомимыми ручками крот роет.

В полёте слепом и высоком… Программное  стихотворение Екатерины Полянской «Не печалься, душа…» появилось в 2007 году  в сборнике «Сопротивление», изданном тиражом четыреста экземпляров в серой обложке на железных скрепках. Это был четвёртый сборник Полянской. Десятью годами ранее Борис Григорьевич Друян, сотрудник журнала «Нева», выловил в потоке рукописей стихи никому не известной поэтессы. Более того, поэтесса, как впоследствии выяснилась, об эксперименте, проделанном с её подборкой чужими руками, не знала – она ничего в журнал и не посылала. После двух-трёх стихотворений Борис Друян почувствовал, что произошло не рядовое в журнальной жизни событие и принялся разыскивать автора на манер частного детектива. Тонкий знаток поэзии, он отдал Екатерине Полянской весь поэтический лимит первого номера «Невы» за новый, 1998 год.

А ныне вселенная Екатерины Полянской громадна. Это мир музыкально-живописных, бытийно-сущностных впечатлений, которые переливаются одно в другое, множатся, меняются и переплетаются, создавая всё новые сущности. Благоухающий, нервно-пульсирующий  мир этот заключён во вполне материальную оболочку – шесть поэтических сборников, – мир этот, очевидно,  конечен, ограничен во времени и в пространстве (как вселенная бога на трёх китах).  Но странным образом он никогда всё же не постижим до конца, не исчерпан. Как вселенная бога, безграничная в своём внутреннем бытии.

Таково чудо искусства. Таково свойство подлинного произведения искусства и, как всё в искусстве, свойство парадоксальное. Творение всегда начинается с рамы, с ограничения, с отбора в хаосе жизни и впечатлений. Вычленение – самое общее, всеобъемлющее творческое действие. Но чудо творения в том и состоит, что рамки, признаки вычленения перестают существовать. Произведение искусства перетекает за собственные границы – в открытый мир ассоциаций, отчего картина раздвигается беспредельно.

Поэт выражает то, что все чувствуют, но не могут выразить. Когда пишущий (наиболее распространенный случай) выражает то, что все чувствуют и все выражают, – это ритмически организованный текст, не более. Когда пишущий выражает то,  что никто в действительности не чувствует (включая и самого автора, разумеется) – это очередной тупичок искусства, глубокомысленно названный очередным «измом». Но поэзия – всегда прорыв. Открытие. Несомая крылами воображения и чувства мысль.

Есть любопытное и очень проницательное замечание Таллемана де Рео, младшего современника Франсуа Малерба, основоположника французского классицизма. «Он (Малерб – В. М.) был не так уж талантлив; поэтом сделали его склонность к размышлению и понимание искусства». Александр Сергеевич Пушкин, возражая Буало, который безоговорочно возносил Малерба, в свою очередь, писал: «Но Малерб ныне забыт подобно Ронсару, сии два таланта, истощившие силы свои в усовершенствовании стиха… Такова участь, ожидающая писателей, которые пекутся более о наружных формах слова, нежели о мысли, истинной жизни его, не зависящей от употребления!» Поразительно, что и тот, и другой (де Рео и Пушкин) разными словами и, как будто  даже противореча друг другу, говорят об одном и том же – об отсутствии подлинного таланта. Но требование мысли, на котором настаивает Пушкин, нисколько не противоречит замечанию де Рео: поэт от размышления – он был не талантлив.

У поэтической мысли особенная природа. Это не афоризм и не басенная мораль. Не силлогизм. Это такое движение смысла, такое парадоксальное сочетание смыслов, которое раскрыто во все стороны, возбуждая богатство ассоциаций. Поэтическая мысль как будто бы не закончена, распахнута и потому она богаче, шире самой себя. Поэтическая мысль рождает пространство ассоциаций. Это интуитивное прозрение, имеющее мало общего с рационалистическими конструкциями.

«Без обвинений и высоких слов / Мне воронёный ствол упрёт в затылок / Эпоха рынков, нищих стариков, / В кошёлки собираемых бутылок… <…> Где получувства точат полужизнь / И та привычно, и почти не страшно, / С краёв желтея, медленно кружит, / И падает в архив трухой бумажной…»

Где получувства точат полужизнь – вот поэтическое прозрение Полянской. Открытие, сразу, с первого слова для тебя очевидное и при этом ошеломляющее, как внезапно распахнутая чужой рукой завеса. И за ней – бездна. Финал того же стихотворения, ещё удар: «Где время, обращённое в песок, / Сочится, незаметно остывая, / И отбывает слишком долгий срок / Душа – на удивление живая». А это вообще как?  Можно ли считать результатом думанья откровенное поэтическое допущение, мечтание?  Но в том-то и дело, что это пустой вопрос. Такова поэтическая мысль – и за ней правда. Правда подсознательного ощущения всякого не глухого, чувствующего человека. За этим узнавание самого себя во всей философской противоречивости самоощущения, за этим – разбегающиеся, далеко уносящие мысль и чувства…

Поэзия, так же как музыка, сопричастна жизни и смерти. И только поэзия да музыка способны подняться вровень со смертью. Вечность, «схожая с мокрым кустом сирени», звучит и отзывается во всём творчестве Екатерины Полянской:

Валентин Маслюков

Творчество