* * *
...я тебе сегодня ночью сердце принесу.
Марина Цветаева
Коготками созвездий скребёт одиночество
Мою тень, что навек приросла к сентябрю.
Эх, когда же мы встретимся, Ваше Высочество?
Я тебе вместо сердца самшит подарю.
Сколько ж надо любви, чтобы столько столетий
Небосвод обнимать на студёном ветру,
Обращая в стихи хоровод междометий?!...
Ты один – не заметишь, когда я... умру.
You can take a horse to the water but you cannot make him drink.
Английская пословица
Светлые воды Мзымты поют о море.
Утро качает розовые качели.
Я о тебе читала в газетах, Торе...
Солнце, скользнув лучом по плечу апреля,
Сбросив с себя остатки ночного ига,
Сладко зевнув, раскрылось цветком граната.
Мама сварила чачу и мамалыгу.
Вечером будут гости. Боюсь, что сваты.
Свадьба. Жених – смеётся. Какой ценой я...? –
Кто бы меня спросил, да никто не спросит.
Икона с обложки бестселлера... паранойя…
С тёплым вечерним взглядом, со взглядом в осень.
Заполночь все разъехались, сыты-пьяны.
Слюбится мал-помалу...? В прекрасном «где-то»
Плакали самолёты в воздушных ямах...
На чердаке, в соломе, дремало лето.
Жёлтые пятки Солнца покрылись пылью.
Птицы слетелись с гор на вечерний саммит.
Приторно пахнет розами и ванилью.
Хлопает ветер алыми парусами.
Выдали замуж дочку, женили сына.
Носим, как прежде, воду на коромыслах,
Сушим хурму, бежим по утрам на рынок:
Так и живём. А ты... разве только – в мыслях?
Обугленной слева долькой, а может – долей,
Стынет Луна над морем, над взмахом вёсел.
Вот и поспели маки на минном поле.
Муж мой три дня – как мёртв, оттого и весел.
Траурный цвет... Он чем-то сродни неволе.
Чёрные воды вечно спешащей Леты
Тысячелетней пылью на антресоли
Лягут. Продам оливки – куплю билеты.
Солнце стоит на паперти. Я – в зените,
С полной корзиной смуглых, как ночь, оливок –
Наперевес. Казните меня, казните,
Те, кто безгрешен сам. На хребет прилива
Море возносит чаек. Но чайки – тонут,
С криком, роняя перья, во тьму, в поверья...
Буду стоять на мокрой спине понтона,
В шлёпках на босу ногу, весь день. Поверь, я
Не создавала образы, образами
Не украшала горницу. Но, взлетая,
Под невозможно алыми парусами
Над частоколом волн, ты шептал: «Святая...»
Выстрелил штормом ветер с Новороссийска.
Тяжко скрипят натруженными стволами
Груши. Стада спустились с лугов альпийских.
До холодов управиться бы с делами.
Вечностью дышат горы. Цветут Стожары
Над одряхлевшей лодкой с дырявым днищем.
Я зачерпну водицы из Авадхары,
Стану ещё моложе... желанней... чище...
Проводы... чемоданы... предтеча встречи –
Душное чрево ангела-самолёта...
С вечера заготовила в зиму лечо,
А поутру плетень починить – забота.
Встану пораньше, развешу укроп в чулане,
Сыр подкопчу, забью петуха к обеду...
Пчёлы седыми стали. Нектар желаний
Не обернётся мёдом. Зачем я еду?
Фрукты проворно рву, да пакую в ящик.
Переложу газетами: так надёжней.
Наши-то мандарины соседских слаще:
Сочные, ароматные, с тонкой кожей.
Родинка Солнца сделалась меланомой.
Сон был под утро странный, пожалуй – вещий.
Как рассвело, я выехала из дома,
В аэропорт. Мои документы, вещи
Кто-то украл. Видать, не судьба нам – слышишь? –
Вместе с листвой печалясь о блёклом лете,
Стариться под одной черепичной крышей.
Свидимся ли? Когда? На какой планете…
Сядем вот так, под вечер, нальём мацони
Или вина из лунного винограда.
Горы отсюда видно, как на ладони.
Жаль, что они не вместе, хотя и рядом.
* * *
Во влажный грунт осевшие могилы…
Разбитая дорога за селом
Петляет между «не было» и « было».
«Уазик», на ходу теряя силы,
Чуть дребезжит надтреснутым стеклом.
Издалека несмело машет мне
Солдатик в полинялой гимнастёрке,
Давным-давно убитый на войне...
Глоток Луны из лужи… мокрый снег…
Гербарий снов… конфетные обертки…
Засушенная плоть лимонной корки…
Рифмованная грусть… не надо… не…
А грязь из под колёс летит в кювет,
В подол небес, надорванный по краю.
На лицах будней – обморочный свет
Усталости... А мне – тринадцать лет.
И – представляешь?.. Я тебя не знаю...
Растительное: сирень, акации и всё такое…
Пою весь вечер, чем не Лорелея?
Про наш, порой не в меру шумный прайд
Под пейсами акаций во дворах.
Там мальчик из эпохи Водолея,
Апрель пускает слюни по утрам
И тополиный пух метёт аллеи…
…на ощупь, вдоль увиденных во сне,
Знакомых с детства выскочек-акаций
С тобой… всё поправимое и не –
Всего лишь искривление пространства,
Где катится игрушечный трамвай
С крутой горы из «Книжных обозрений».
Пожалуйста, напомни, наиграй
Московский блюз аккордами сирени.
Намазанный на кровли лунный джем
Падёт, не выдав тайны бутерброда,
На головы просящих в переходах,
Дающих – тоже, даже если – в морду.
Я не ещё… я, кажется… уже.
Всё крепче верю в Бога, в остальном –
Сплошные многоточия сомнений,
Окуренные ладаном сирени,
Сцепившей наши тени под окном,
Как клеммы детонатора… ладьи –
Ладони, остро пахнущие йодом…
Перед рассветом – как перед исходом.
Войди в меня, как в море или в … моду,
Ещё не поздно, Господи, войди.
Собака Пилата
…и ты сегодня ближе – на милю не протянутой руки.
Прямо к саду протянулась долгожданная прокуратором лунная дорога,
– Мне туда, за ним? – спросил беспокойно Мастер, тронув поводья.
Михаил Булгаков, «Мастер и Маргарита»
Борис Березовский
Не будет? Почему? А босиком –
По мокрым листьям или – полетаем?:)
Бродячий пёс, отбившийся от стаи
Изношенных до срока облаков,
Гружёных, как цепной локомотив,
Обломками воскресного заката…
(Взгляни-ка, не собака ли Пилата
Подлизывает с Млечного Пути
Подсохшую сгущенку?) Sweet Way… Sweet…,
Сочащийся сквозь пальцы кипарисов,
Благоухает миррой. Подле пирса
Привычно повествует о любви
Гитара. У изножья маяка
С циклопьим взглядом чьи-то силуэты,
Закованные в медного быка
До срока угасающего лета
Соединили тени. Пахнет бриз
Ночной фиалкой с фрески Тициана.
Застрявшие в ключицах океана
Серебряные пули мелких рыб
Точны, как никогда. Позвольте, please,
Не пасть в бою неместного значенья.
Прожорливые клоны медных птиц
Болеют до весны невозвращеньем.
Мы тоже типа ангелы… Летим? –
«Вперёд и вверх», распугивая чаек:)
«Умрём, но не сдадимся» Обещаешь?..
О, мой сладкоголосый пилигрим,
Пожалуйста, откликнись же, откли…
Шафранноликим заревом настурций.
Отсюда в ночь уходят корабли,
Чтоб не вернуться, Свет Мой, не вернуться…
Куда нам, если даже корабли…
Неспешно подсыхают невода,
Развешанные, как на вернисаже
Полотна… Кот, уставший наблюдать
За горсткой отдыхающих на пляже,
Ушёл, зевая. Осень не спасти,
Как ломкий луч в окне пансионата.
Не проще ли по Млечному Пути
За Бангой и за Понтием Пилатом…
Ты как, свободен? Может, полетим?
Островное
Сквозь крёстный ход прибрежных тополей
И фрески снов в ожогах листопада
Увидеть бы (а, может быть – не надо?)
Тебя, минуя двадцать с лишним лет,
Уткнувшихся во влажный горизонт,
Где облаков обветренные кости…
Под утро тишина как на погосте.
Усталость мастерит себе гнездо
Под сводами часовни. Nostalgiе
По вещим птицам, сбившимся в обоймы.
Любовьмоялюбовьмоялюбовьмо…
Спаси меня, а лучше – накажи.
Как пёс на месяц, воет саксофон,
Всё выше, тоньше, горше, безнадёжней:
«Я Вас любил. Любовь ещё, быть может…»
От века к веку делаясь моложе,
Едва ли постижимая Сафо
Читает мысли, хлынувшие в дом
С окрепшим штормом. Лопнувшей перчаткой –
Подкидышем волны играют чайки,
И орден непорочного зачатья –
Луна над опрокинутым зонтом
Колотится в ослепшее трюмо,
Тревожа ветхий призрак флибустьера
С потопленной разбойничьей галеры.
Мой остров Лесбос – смуглая Ривьера.
Там тёплый ветер с моря, ветер с мо…
* * *
Поманило детство ниоткуда...
На столе расставлена посуда.
Полдень копошится у дверей.
На ветру полощется бельё,
Словно паруса из сказки Грина,
Потолка убогая лепнина...
У камина – папино ружьё.
Я в тазу купаю облака...
Под рукой – пластмассовая рыбка .
Юной мамы светлая улыбка
Так непостижимо далека...
Плачу. Мыло капнуло в глаза.
Тру их покрасневшею ладошкой .
Вьётся виноградная лоза.
Жмурится лениво чья-то кошка.
Загремело старое ведро.
Зачерпнула воду из колодца
Бабушка, разбрызгивая солнце,
Превращая золото – в добро.
Загорают банки на плетне...
Только показалось почему-то:
Дольше века тянется минута,
А кино – совсем не обо мне.
...до судорог. До рвоты. До – упора.
...потея скучным небом – за тобой,
За тусклым нимбом в путанице веток.
Останься, умоляю – без ответа,
Мне так приятно нянчить эту боль...
Липкими пощёчинами в лицо – снег.
Рыло Луны – в тазике с оливье.
Босая к боссу – бесу, лисой – в лес,
Если он даже во сне, и во сне – с ней.
Просекой, босиком, по узлам пней
Судорога – дорога ли…аз есмь?
Боже, помилуй мя, и во сне – с ней
Крест на груди – имя его, крест.
В чаше сырой чащи стажёр – бог,
Преданный бодиартингу и тату,
Пишет не акварель – мою боль
Розами, уходящими в черноту
Острых ключиц. Пень бы ему – в пасть,
Чтобы не крик…грех-то какой смех…
Что же мы де…(ла)дно, давай спать,
Поздно уже. Ночь на дворе… снег
Ветром – с крыльца… стыд-то какой, срам
Горе-гора храм на горе грех…
Горечь во рту… сам – то, поди, сам…
Лучше бы в печь…я постелю, мам,
Завтра чуть свет глянешь в окно – снег...
Мается за стеной, скулит Бьёрк.
Ночь на плечах хмель в голове дурь.
Мама, бросай пить, но вино – бьёт,
Хлещет из всех отверстий от всех пуль.
Колыбельная
– Мсье, Вы мой эскорт?
Полина Калитина
…Полусухая полночь, как вино,
Лада Пузыревская
На ветхом снимке – новенький трамвай,
Холодный чай на тумбочке и но-шпа.
Я буду спать, когда ты не проснёшься.
Когда ты – не, я – буду. Засыпай.
Когда ты «Не…», я – буду, слышишь? – Буду
Лежать, прижав фарфорового Будду
К чахоточной груди. Когда ты – не…
Трамвай уходит. Бог с ним, не последний.
Хромой кондуктор, чокнутый посредник,
Он всё, каналья, знает обо мне.
О чём-то перешёптываясь тихо,
На пыльных допотопных чердаках
Ворочаются сны, скребутся мыши
В шкафах... на кухне шорохи, ежиха -
Забавная толстиха-шебуршиха:)
Шуршит газетой. Капля молока
Спешит разбавить чай, давно остывший.
Шушукаются в тёмных тёплых нишах
За печкой домовые. Спишь, не слышишь,
Как звякнули монетки лунных бликов
И ведьмы опустили с потолка
Ходули – мегатени… Дремлет Вишну
Под вишней. Мы уснем… на облаках,
А утром не проснёмся. Нынче Ной-
Засранец перепутал чёрный ящик
С ковчегом, так что, «всяк, сюда входящий»,
Спокойной ночи Вам, спокойной но…
– А правду говорят, что не в деньгах,
Так в чём …? В здоровом теле? В «Харе Кришна?»
– Помрёшь – узнаешь… Главный олигарх
На роликах прочёсывает крыши
Созвездий (распотешился Всевышний
Для девочки со спичками и без,
По плечи вмерзшей в облако Оорта).
Пульсирующей ниточкой аорты,
Охапкой бледнолицых, дерзких, мокрых
Душистых лилий, всуе – о тебе…
…воистину: «Нет повести на свете…»…
Кораблик из айвового листа
Под парусом обёртки от конфеты
Покинул порт, где пахнет поздним летом
Арбузный ломтик. Тени от моста
Скрестили шпаги. Дайте сигарету,
Нет, лучше – крылья «... dancing on the sky?»
– Так точно, сударь… к дьяволу устав
И будь – что будет, только б не заметил
Нас вместе удирающий с поста
Полночный конвоир – библейский ветер,
Привыкший к одиночеству бастард,
Заботливый, как снятие с креста,
Как притча о непризнанном поэте,
Доверившем капризной лунной флейте
Податливые пряные уста.
Перебирая высохшие плети
Согдийских дынь, разнежившийся сад
Прикрыл чело чалмой из гибких веток
Ещё не старых яблонь. Тих и светел
От века недоступный Гулистан.
Румянец пыльных бурь – на скулах смерти.
«Оставь надежду, всяк сюда…» оставь…
* * *
Арбузным соком сочится мякоть
Потёмок, брошенных в грязный кузов
Бахчи… и ты отчего-то в тягость,
И даже я становлюсь обузой
Земле с присохшей к груди коростой
Античной пудры – согдийской пыли.
Арбузы лопаются от злости.
До них нет дела, о них забыли.
На потных, вылинявших футболках
Покорно мнутся не наши лица.
На тонкий запах арбузной корки
Слетятся бабочки. Им – за тридцать.
Осиротевшие в зиму дачи
Берут в кавычки пустые пляжи.
Ты понимаешь, что это значит,
Но никогда, никому не скажешь,
Как, обжигая сопревший сумрак,
Пыхтит под крышкой уха сазанья.
Любовь на кислых овечьих шкурах
Не преступленье – без наказанья?
Изжога
…но я мудра,
Уже? Ещё успеем, не гони,
На мокрый мол, надкушенный цунами.
Война теней со снами… с нами… нами
Завершена. Меня забьют камнями,
Задавят корешками пыльных книг
У входа в никогда не бывший храм,
Под взглядом нарисованного бога-
Отшельника. Алтарь его – берлога.
Из-под земли: «Падам… падам… падам…»
Там от ума не горе, а изжога.
Полынь во рту… дожить бы до утра,
До заспанных составов на путях,
Отмыть мазутом пахнущие руки.
Обсосанные временем старухи
Досматривают сны в очередях
За пенсией, за хлебом, за… в пустых,
Остывших за ночь трубах – медный ветер.
Бредут чужие, брошенные дети
Вдоль полотна. Бумажные цветы –
В причёсках… вместо хлеба и любви –
Зубная нить тропинки, выше, в гору,
Туда, где Воланд в образе вахтёра:
В зубах – травинка, в лёгких – динамит,
Во лбу – звезда, в руке электрошок,
А вместо сердца – каменный мешок.
С утра морозный воздух, как наждак.
Каньон, а там – рукой подать до Рицы.
Кругом изжога. Впору – удавиться.
«Не пей вина, Гертруда», натощак.
Мелькают (слава Богу, отлегло)
Стволы самшитов, срубы лесопилок.
Останови! – Хоть выстрелом в затылок,
Чтоб стайкой мыслей – в потное стекло…
Тепло и плотно дышат поезда,
Размахивая стареньким кадилом
Вагонных топок. Я тебя забыла,
Минут на десять… лучше б – навсегда.
…«Падам, падам…» Пиаф… ребро винила…
Адамово ребро… «Падам… падам…»
Астры
...и снова грусть-кормилица... откуда
Нам ведом свет неведомой звезды?
Nevermore… аллилуйя… never…
В душном пологе сентября
Гибнут астры. Ходить «налево» –
Интересней, чем под себя.
Мир тебе, одинокий пастырь.
Тени, выводками грачат
Разлетаясь, бликуют в астрах
На постели... вчерашний чай
Горек. Мне бы не смерти – денег,
Мне б туда, где сливовый снег
Пахнет ландышем и апрелем
И крадется лисёнок-время
В лес, где сосны – корнями вверх...