Елена Евгеньева

Елена Евгеньева

Четвёртое измерение № 25 (229) от 1 сентября 2012 года

ангел в кимоно

 

и в этом, наверное, мистики нет

 

пока эти самые строчки (которых ни жду, ни зову) потрутся о мозг и рассыплются згой многоточий, вдыхая разрежённый воздух, держусь на плаву, хоть (честно признаюсь) нырнуть и остаться бы – очень. но лёгкие мерно и точно толкают на свет – туда, где колышется память о снах и оливах. и в этом, наверное, мистики всё-таки нет...
...подёрнулся дымкой хребет золотого залива – молчание, корни пустившее, но тем самым пробившее ветками горние сферы, сгибаясь от тяжести слова, ложится на дно за дальней чертой не поддавшихся смыслу замеров. и в том колебании вод и приставочных брызг, пока ещё только намёком, с оглядкой на суффикс, рождаются строки о смерти, стихах и любви, пушинками вербы упавшие в мягкие руки.

 

городское кабуки

 

...пока эту ночь удлиняет фонарная гуща с семи тридцати до шести сорока девяти, пока по руке грех десятый ещё не отпущен, пока октябрю ни остаться, ни молча уйти... 
...пока за поручень не помню какой баллюстрады осиновый лист зацепился ветрам вопреки, пока на изогнутом луке статиста Коррадо размыты дождями осеннего солнца мазки...
...пока светофоры под утро желтеют от скуки, устало зевая туману-бродяге вослед, пока неизменны цвета городского кабуки и белого в трех декорациях вроде бы нет...
...пока этот город обходит усталый фонарщик – луна, зажигая печаль-фонари, – с шести сорока девяти мы становимся старше. и осень на гуще фонарной гадая горит...
 

 

кирие для Магдалины

 

что-то сегодня у города пресный вид – соль экономят на улицах от снегопадов в бреньке гитарном под музыку кода Да Вин_чи_слами прячась за формулой вечного darling. утро субботы – пусты кольцевые и лишь снегоуборочник тонет в стерляжьем свете, выпятив хобот и спрятав в карман конвертик. что-то сегодня у города много ниш стать перекрёстком всех и всея распутьем. ночь облетает пеплом с мансардных стрех старого города. кажется, чуть – и – дрогнет за ширмой полудня янтарный круг, треснет наискось по-рыбьи сырая глина пресного дня и под мерный ноябрьский стук колокола разродятся кирием для Магдалины.

 

когда персонаж

 

когда персонаж начинает жить собственной vie (когда-то читала и вот, наконец, déjà vu), придумавший имя (во имя ли славы?) любви хоть краем пера, но отмерит герою. свою залатает кляксами, кофе, точильным свинцом (простой карандаш не всегда поддается понятью). престранная примула (брошь на плиссованном платье), да длинный мундштук, да витое на правой кольцо. и вот уже фабула бродит с апреля по юг (бродячий сюжет на мотивчик чьего-то шансона). хоть краем пера, но отмерит герою. свою запрячет за складки гардин и таких же бессонниц. раздарит по зёрнышку пьяным к весне голубям. оставит закладкой в программках премьер оперхауза. отмерит герою. а сам из длиннеющих пауз неловко и точно с героя срисует себя.

 

канонерки октябрьских туч

 

...канонерки октябрьских туч что-то вёслами яро гребут, сосчитать бы их все поштуч...но «помилуй твою рабу» – отпевать на ветру – не соль. летний сахар растаял сам, красит парус сама Ассоль, расплелась не сама коса... 
...капитан не жалеет спин – дует жутко под белый стон. канонир у весла не спит – да какой там осенний сон. забостонило на ветру пару туч и поди уйми, если я вчера не умру, значит, завтра им стать людьми...
...каждый знает с рожденья сам – светом он или лыком шит. по раскрашенным парусам ещё солнца бы накрошить. корабли соберут совет на пиратский простой манер и заменят на тихий свет дипломатию канонер...
...
ок?!

 

прости, Терпсихора

 

прости, Терпсихора, сегодня мне не до тебя. осенние танцы по сути – дурная примета. Соборная площадь притихла в пошажных разметках. укутался в облако чайного крепа Арбат. теряясь в субботней толпе парой синих перчаток, назойливый оклик и снова стреляет в висок. прости, Терпсихора, Сент-Ябрь на преджабрье впечатан, и вряд ли по нраву тебе вот такой унисон – крикливые бражники вечно ступают на ноги, голгочут в подмёрзших проскениях луж воробьи. а знаешь ли ты, что такое дороги и дроги? знакомо ль тебе, как на коже берёз вырубать рубаи? прости, Терпсихора... 

 

о чайных листьях в топике на инглиш

 

о чём угодно, только не о ней. о_пиниях, о_ленях, дирижаблях, о карнавале в Рио-де-Жанейр_о том, как наступать на те же грабли. о поездах из пунктов А и Б, о_калинах восточного загара, о Йерме Лорки, даже о тебе, об эльбах, ремингтонах, кандагарах. о правилах дорожного движен_и_ягеле, упряжках и о лени, данелии, мегрелии (баже), о площадей одёрнутых коленях. о гребне черепашьем, о часах (на крайний случай башенных Биг-Бена). об орионе, ариях, о сах. о траверсе, хорее и вербене. о серпантине внутренних пружин, о чайных листьях в топике на инглиш. о чём угодно, только не скажи ни слов_о том, о чём сказать излишне.

 

компютерис обыкновенус

 

уеду в деревню. сейчас там земля, чуть дыша, глотает туманы и пьёт расторопную талость. уеду в деревню, чтоб правдой согрелась душа. вот этой, навозной, которой осталось-то малость. отвыкшие люди брезгливо отводят носы, а я окунусь (как вернусь) по макушку. вся правда – в земле. и не надо косить ся на небо. оттаяла звёздная стружка, и ей, как обычно, присыплют теплиц чернозём, её, по привычке, отправят в цветник, где пионы. уеду в деревню. там солнце мурашкой ползёт и светит иначе, простым и понятным законом. будильник проснувшихся кур выгоняет в поля – так вот она, жизнь, в повтореньях распашек неспешных. уеду в деревню, сейчас там токует земля, подставив ладони лощин под цветущий орешник. но хитро моргает экраном привычный «HP»: «не сдвинешься с места, пока не доплачешь новенну». что ж, прав ты, компютерис обыкновенус. ничто никогда и не стоит никак торопить.

 

иди амин

 

звени! амина недолог срок! качая сына, учи урок. на суахили как звать, сестра? и мы молились, но ночь быстра. быстрей кинжала, больнее дня, – у солнца жало – не для меня. иди амина приходит час, – пусть и не длинный (короче нас), но так ли важно? скрижали век – одноэтажный памир-казбек. башлам не тает (холодный день). за феникс-стаей летит ледень – огнетушитель на всякий раз. не разрешите ль решить за вас? молчит кассандра, звенит струна. ночь палисандром с утра черна. да разве скажет непервый снег, как карта ляжет памир-казбек? мир целлюлозой укутан в сплин. ты лучше  прозой сплачь про амин. спираль-пружина под крышкой лет. не расскажи мне, не надо, нет. звени, сгорая, гори, звеня. не надо рая – не дай огня.

 

август приходит в потёртых джинсах

 

август приходит в потёртых джинсах и белой рубахе, расстёгнутой на все двенадцать, из синей бутылки пинаколады туманом-джинном, из Summerstreet number 4, Айдахо. 
август, конечно, на белых соснах оставит смо`лы, может, слезу, но это неточно, восемь недель и пятнадцать молний, а заодно mountain bluebird в подстрочье.
август, конечно, будет. конечно, будет. но это не всё. столица Айдахо – Бойсе и в Эдо столичный Басё. 
август – наколотый лёд в ананасовом роме пинаколады, но не старайся понять – просто пей и жажди. август забросит сеть и пойдёт по саду. Он неизбежен, он год навещает каждый.
август в загаре снов и пылу бессонниц снова повесой-ветром бредёт по пляжу, гладя глазами спины медуз-поклонниц, да и тебе от него достаётся даже.
это проверено. впрочем... расскажешь?
 


......................................


но – это личное. просто моментный бред – как и всё в нашей жизни – немножко с перцем. август приходит в имперской накидке red, жаля змеёй из ранеток в самое сердце.

 

в первых заглавных буквах старинных сказок

 

там, где кончалась одна волшебная сказка и оставалось место начаться новой, ты заполнял рисунком пустое пространство, – день до краёв был графитно тобой разлинован. солнце слепило из окон соседних лоджий, брызгало искрами ветви высоковольтной, – ты рисовал на полях рельеф Камбоджи, а заодно объяснял мне разницу маузера с кольтом. 
в первых заглавных буквах старинных сказок прятались в вязи листьев злые химеры, сфинксы, жар-птицы, олени, сиринги, ласки – ты рисовал друг за другом бегущих кхмеров. ты был помешан на формулах пороха с краской, знал наизусть перипетии власти Видеты, – в книгах постарше взрывались на минах баски. я за глаза называла тебя кадетом. сколько с тех пор всего могло измениться [изобретён и печально забыт Тамагочи], только опять накануне средзимья мне снится твой невозможно красивый бисерный почерк.

 

законы заоконий

 

...и как это было? фламандские блики маслом. скупое солнце укутанной в север столицы то брызгало в окна, то тихо на рамах гасло – темнея, старели сухие портретные лица. дорогой на небо казалось Адмиралтейство – и кошек не надо, в кедах взбирайся просто. осенних ненастий кончалось второе действо в сумбуре оваций и бисов капризному осту. как просто бродилось – Исакий, Лавра, Елагин. месяц качался лодкой на белом шпиле. северный город с избытком солёной влаги – море и слёзы напомнят, если забыли. но мы не такие – у рыжих свои законы. розовый шарфик завязан у льва на Львином – чтоб снова вернуться сюда из всех заоконий, назло предсказаньям наручных дорожных линий.

 

что, Харон? ты опять на Додже?

 

...это странное место – опушка за мёрзлой речкой, низких ольх предместье, вороны с криком. сколько жизней ещё стеречь их? эх, миледи, а ты и опять, смотри-ка, губы в кровь у окон и падать снегом [всё равно чуть легче, чем под тёплой курткой]. лёд суставит сны на стрёмной Онеге, сны сбивают льдины в густые гурты. где-то должен быть юг – поищи по стучанью дятла, по солёным руслам, по мхам на стволах смолистых. ветер треплет акаций седые патлы, барабанит градом в рябин монисто. что, Харон? ты опять на Додже? да оно и ясно – река без плыва. ледостав отчёт нам давать не должен. мы опять, Харонче, после смерти живы.

 

прямая на рисовой небумаге

 

...это не зеркало – просто слеза на щеке, в ней отражаются было_и есть_и_будет крылышек вспорхи в зажатой в кулак руке, чтобы не сглазить однажды улыбку судеб. 
...небо всё терпит нас, поливая крутым дождём, не кипяток, но взбодрит и его получше. ты не расскажешь про то, что когда уйдём – кто-то печальный подует на наши души...
...на заживление ран ни полдня не дать – перебинтуй слезой – и взбирайся дальше. пыль превратилась в горчично какую гать, ту, где оставим налёт второшкурной фальши...
...содраны ногти, пытаясь цепляться за камни на грани девятой скалы отвесной. взвизгнули в сотый нажатые_на_тормоза тихим «
hello» и стучаньем в висок «нечестно»...
...кто-то печальный укутает в тёплый плед после того, как поднимем на пике флаги. это не зеркало – тьмы по идее нет. это прямая на рисовой небумаге...

 

ангел в кимоно

 

твой ангел был в лиловом кимоно (луна сминала резво шифер крыши, топталась у дверей, как тот барышник, припрятав за спиной таки манок). он шёл неслышно мимо стёкл витринных, но только оглянись – не виден враз. чуть оступись – помочь горазд – то подзатыльником, а то и под загривок. и ты привыкла – прятала ступни в толпе досужей, чтоб леталось жёстче без ахов-охов. «только не запнись», – молил он за спиной (коня извозчик так просит, понукая и кляня, но замахнёт попоной на привале). твой ангел в кимоно, а ты не знала – и принимала за него меня.