Елена Лещинская

Елена Лещинская

Четвёртое измерение № 24 (552) от 21 августа 2021 года

Урал – Кассиопея

* * *

 

Когда на вечерней прогулке темнеет,

можно по-тихому смыться с участка

и залезть на такую большущую лестницу –

по утрам с неё грузят в машину бачки с отходами.

Наверху площадка – как раз на двоих.

Сидим, оба в круглых мутоновых шапках,

свесив ноги в заснеженных валенках.

«Видишь, луна красная?

Кто-то умер сегодня…»

Знаю, Антон, это сказка,

иначе луна всегда была бы такой.

Это странная, грустная сказка.

Смерти нет, есть живая вода –

талый снег на губах,

мягкий свет из лимонных окошек,

растворяющий сумерки.

Тихо и хорошо

вдалеке от всего и от всех,

где-то между землёй и луной.

 

Шаг к тебе

 

Синие горы взрезали горизонт,

Пыльные травы ждут грозовых ветров.

Я возвращаюсь в этот тревожный сон,

На перекрёсток тропок иных миров.

Рыжий закат, пернатый небесный змей,

Гаснет в вершинах отсветом фонарей...

Скоро печаль станет ещё светлей,

Скоро тоска станет ещё острей.

И осторожно, словно на тонкий лёд,

Лёд, под которым тихо поёт река,

Имя твоё скажу и шагну вперёд –

К тёплому морю, скалам и облакам.

Шаг – и по небу катятся две луны.

Шаг – и метель швыряет лиловый снег.

Шаг – и услышу голос восьмой струны.

Шаг – и, быть может, я доберусь к тебе.

Будем молчать, слушая листопад,

После болтать, в сущности, ни о чём.

Купим в ларьке подтаявший шоколад,

Выпьем в кафешке кофе, да с коньячком.

Я закурю, как водится, суперлайт,

Дым в открытую дверь унесёт сквозняк.

Значит, пора идти. Ну так что ж, бывай.

Ты не грусти. Я загляну на днях.

 

* * *

 

Над Вазастаном смог.

Фикус в углу и тот зачах...

Здравствуйте, фрёкен Бок,

Рыжая моя стервочка.

Тут у меня бардак,

Я приберусь немедленно.

Да, я летаю так –

Попросту, без пропеллера.

Хильдур, любой каприз...

Может, хлебнём для храбрости?

Нет, вам не надо вниз –

Надо наверх карабкаться

Прямо по облакам,

Перистым, звонким, радужным.

Я вам пропеллер дам –

С ним веселее, кажется.

 

* * *

 

Расплавиться в мареве знойной лазури.

Пахать на износ. До тоски. До маразма.

А после упрямой растрёпанной дуре

Втирать элементы растрёпанных азбук.

Галера плывет в раскалённое завтра.

Осталась какая-то сотня саженей.

Уйти и вернуться – извечная мантра

Для тех, кто шатается по отраженьям.

Прорвать горизонт. Не остаться за гранью.

Упрямо не верить в дурные приметы.

Опять накачаться дешёвою дрянью...

Такое вот, братцы, хреновое лето.

 

Колыбельная для камикадзе

 

Сквозь горячечный твой бред,

Сквозь неназванный твой страх,

Сквозь придуманный твой склеп,

Сквозь ползущий к тебе мрак –

Тёплый ветер чужих стран,

Терпкий запах сухих трав.

Твой ушедший в закат клан,

Твой зовущий в рассвет тракт.

В тёмном небе поёт сталь,

Мчится конница по степи,

Льются строчки на гладь листа...

Скоро утро, малыш. Спи.

 

* * *

 

Вечерами герою кажется: он последний.

Пьют соратники по тавернам, уставясь в ящик.

Арканар – Валинор 5:0. Эль с фисташками. Тосты. Сплетни.

И всё меньше блистающих, и всё больше блестящих.

 

Вечерами герой смотрит вдаль из окна мансарды –

Тёмно-синие травы, звёздочки-незабудки –

И неслышно шепчет: «Я не забуду, правда...»

И мечтает рвануть в никуда на первой попутке.

 

И тоска о несбывшемся мягко сжимает горло.

Труден первый шаг, а потом – вывози, кривая.

И герой покидает свой равнодушный город.

А к утру он вернётся. Но где это утро? Кто знает...

 

* * *

 

Вспоминай меня изредка,

Ни о чём не жалей.

Я была только призраком

На дороге твоей.

 

В эти ночи осенние

Я тебя не зову.

Ты поймёшь: наваждениям

Места нет наяву.

 

Ты смотрел слишком пристально

И спугнул волшебство.

Я была светлым призраком

Для тебя одного.

 

Я была глупым призраком,

Беспокойным лучом.

Вспоминай меня изредка.

Не жалей ни о чём.

 

Я была просто сволочью –

Для тебя одного.

Вспоминай, но без горечи

То былое родство.

 

Всё продумано, взвешено,

Боль сгорела дотла.

Вспоминай меня с нежностью.

Я твоею была.

 

Слишком горько

 

В девяносто лохматом году ты открыл мне Космос.

Мы уютно болтали во тьме.

В аварийке сказали, что свет будет очень нескоро.

«Прикури мне тоже».

Индейское наше братство,

шведское наше...

кино, разумеется, что же ещё.

Неудачная шутка.

Ты круглый дурак.

Всё, что можно, –

прикурить, передать сигарету,

помолчать три затяжки

и снова нести ерунду.

Слишком горько.

Наверно, я много дымила сегодня.

«Вот скажи, и на кой тебе Магна?

Куришь Космос – и разницы нет».

Ну и сволочь!

Но ценим, признаться, не только за это.

В девяносто шестом... может, раньше...

При второй или первой жене?

 

Все они были классные бабы,

во вкусе тебе не откажешь.

Бедной тёзке моей ты сказал:

«Это имя сестры, будешь Катей».

А она улыбалась.

Боялась тебя потерять, идиотка.

В прошлом веке не было слова «абьюз»,

Но абьюз, сука, был.

Как тебе повезло, что женат на враче-психиатре

и на этом поугомонился,

других не ломая.

«Извини, дорогой,

я была неправа, ты был прав,

да, прости, я тебя перебила».

Я бы в морду дала, а она: «Это просто болезнь.

В голове у него гематома...»

И кормит таблеткой.

Последствия уличной драки.

Сотряс, и конкретный.

 

Мать твою, да при чём тут удар по башке.

Ты всегда был невыносим.

Я и не выносила.

Мы ругались. Разумеется, из-за фигни.

А потом оба лезли на стены –

как сиблинги в долгой разлуке.

Для меня ты был домом,

которого мне не хватало.

Я к тебе приползала зализывать раны,

пить водку и плакать.

Ну подумаешь, Прима

и гадостный кофе Пеле.

Сахар я принесла.

Без него слишком горько.

 

Знать бы, где ты теперь.

Адрес знаю, но это не ты –

гематома в твоей голове съела память о прошлом.

...Я давно не курю

и люблю свежемолотый горький.

Каждый сам себе дом,

кофемолка и медная джезва –

смотри, поднимается пена...

Где ты, где ты, Сын Неба

дурацких моих девяностых?

 

Пограничье

 

Пограничье тихой моей страны

Сотрясают залпы напрасных войн.

И если не смогу избежать войны,

Лишь бы не с тобой, только не

с тобой.

 

На ветру штандарты моих цветов,

Над полями полчища воронья,

И если по траве разольётся кровь,

Лишь бы не твоя, только не

твоя.

 

Полыхает заревом ближний лес,

Некуда рвануть наперерез судьбе,

И слетает ангел с моих небес...

Лишь бы не к тебе, только не

к тебе.

 

Упаду в закат, как в полынь-траву.

Облака рассеянно теребя,

За собой кого-нибудь позову...

Лишь бы не тебя, только не

тебя.

 

Звёздная девочка

 

Мы со Светкой – стражники

в «Звёздном мальчике».

Рявк-рявк, бумс о доски копьём.

Заодно и рабочие сцены –

двигаем стены.

Но уж после, в другой пьесе,

нам, наверно, дадут посерьёзнее роли.

А пока репетируют мальчик-звезда

и несчастная нищенка-мать,

полушёпотом треплемся.

Обе любим Высоцкого –

редкость в наши семнадцать.

 

Стражники – всё-таки это серьёзнее некуда, блин.

Всегда на виду и должны сохранять

ледяную бесстрастность.

Помню, озеро подло свернулось в блестящий рулон,

и не помню, как мы доиграли.

А потом – выпускные экзамены,

все разбрелись.

Светкин стражник остался вершиной

актёрской карьеры.

Моего через несколько лет превзошёл

Винни-Пух в новогоднем спектакле

Дворца пионеров.

 

...Ну конечно, пошли на литфак –

потому что любили читать.

Светка, леди и стерва,

и я, пофигистка и язва.

Прокачка сарказма –

бесспорная польза когтям.

И как без царапин?

 

– Я с тобой вообще-то не разговариваю.

– Свет, чего вдруг? Давно?

– Две недели.

– Прости, не заметила...

Чёрт, сейчас не до глупых обид,

у меня уже взрослые беды.

 

Светкин папа был важной шишкой

в местном Доме советов.

Светка стеснялась чёрной служебной машины,

выходила всегда за углом,

хотя – что тут такого, когда по пути,

а на улице дождь.

И вот назначение: Кассиопея.

Берут только лучших и самых надёжных.

Разумеется, вместе с семьёй –

там же время течёт по-другому.

Долетят, сразу выйдут на связь –

А у нас уже выросли внуки.

Разлука на жизнь.

Светка, как же я здесь без тебя,

моя звёздная девочка?

Как же я здесь без тебя?!

Просыпаюсь в слезах.

Ближе к ночи, пардон, нажралась

и реву в телефонную трубку.

– Успокойся, никуда я не улетела.

Да не полечу я ни на какую Кассиопею!

 

Если вдуматься, мы всегда были слишком разные.

Одиннадцать лет после вуза – немалый срок.

Нитка лопнула... впрочем, это давно неважно.

Но когда вижу небо в алмазах,

вспоминаю тебя – на шпильках, в юбке-«резинке»,

с гривой светлых – ну да, осветлённых – кудрей

и с ногтями в тон свежей венозной крови.

 

– Светка, брось апельсин, маникюр испортишь.

Подумаешь, капельница.

Я уже в норме, правда.

Сама потом почищу.

– Хрен с ним, с маникюром, –

ты делаешь вид, что не плачешь.

 

Хорошо, что ты у меня была.

Хорошо, что ты есть.

Долетишь – позвони

из созвездия Кассиопеи.