Елена Меньшенина

Елена Меньшенина

Все стихи Елены Меньшениной

* * *

 

Бог не называет по имени: оно смертно,

И едва звучащие соки в него влились,

Я чувствую, как бесшумно и бесприметно

Растет пустота, а во мне израстает жизнь.

 

Прочь из суставов, кроной пронзая тело,

Где угнездился страх, на который – ни букв, ни нот...

Если имя твоё я выдохнуть не сумела,

Как оно под альвеолами проскользнёт?

 

Я ношу твоё имя, словно дитя в утробе,

Словно солнце, в ладонь скользнувшее свысока...

Его отзвук вздрагивает в ознобе,

Но ещё не срывается с языка...

 

* * *

 

В обломки облачной породы

Луна вонзает остриё,

Ночь прячет дряблый подбородок

В вечнозелёное тряпьё.

 

Любая мысль проста до смеха

И прозреваема до зги,

А в закруглённой глотке эха

Косые множатся шаги

 

Дождя. И высохшего слова

Ростки виднеются сквозь стон.

А мир – под росчерком еловым –

И совершен, и совершён.

 

 

* * *

 

Где закат синевой разбавляет вино,

Плещет брызгами ветер бродячий,

И забытое в небе пустое окно

О своей невесомости плачет.

 

В темноту погружаются, как в чернозём,

Фонарей светоносные сваи...

Небо ржавую влагу прокисшим дождём

В високосную ночь проливает.

 

Тучи стали раздробленной костью виска,

Небоскрёбы вонзаются в рану...

И стекает по скулам слепая тоска

По заблудшей весне чужестранной.

 

* * *

 

Где стихает стихами разбуженный грохот затишья,

Обогнувшего дом с моим сердцем в бетонной груди,

На изломе обугленной кромки разрезанной вишни

Воспалённое нёбо застывший асфальт бередит.

 

В беспорядочной речи надрыв до абсурда хрустален,

Протяжённость согласных гортань удлиняет, и за

Пустотой открываются двери прокуренных спален,

Где печальные окна гардинами застят глаза.

 

Где, прозрачность зрачка окаймив деревянным надбровьем,

Рамы ищут пространство за гранью его кривизны,

Заостряется воздух и в лёгких находит зимовье,

И немые созвучия вдохов в строке не видны.

 


Поэтическая викторина

* * *

 

Город мятый, как спросонья...

Губы тронет тишина

Заскорузлою ладонью –

Вот такие, брат, дела.

 

Снег ровняет мостовые

И, морозу вопреки,

Вяжет петли лицевые

У изнаночной реки.

 

Соляную роговицу

От безделья теребя,

Лезет в горло и гнездится

Прямо в сердце у тебя.

 

Ветер шарит за грудиной,

Видит: пусто, ни души...

В лёгких вместо никотина

Оседают падежи.

 

Русло горла обмелело –

Цедишь сукровицу слов.

Снег ворочается слева,

Нелюдим и бестолков.

 

Гроза в августе

 

1

 

С рассветной мякоти, ржавея,

Сползает ночи кожура,

Когда забрызганы деревья

Чугунной кровью топора.

А воздух, в сумерки замотан,

Дрожит и морщится: саднит

Под кожей ранка самолёта,

Почти смертельная на вид.

И дождь, хромой и долгорукий,

На нитку августовских бус

Подвесил ягоду разлуки,

Почти смертельную на вкус.

В глазницах утра – ни соринки,

И в небе – покати шаром,

Грозы серебряная нитка

Его заштопала нутро.

Река раскинулась, зевая:

На дне – дырявей решета –

Спит кучевая, кочевая,

Окоченевшая вода.

 

2

 

Дремлет дом, тишину положив под язык,

И глядит пустота из углов,

А в окне набухает опара грозы –

Не пеки из неё пирогов.

 

Не мели дождевого зерна – у тебя

Оловянная выйдет мука.

Из неё мёртвый хлеб замесила родня,

Но тебя не позвали пока.

 

Если, вспомнив, разломят его пополам –

Раскрошится над нами беда.

У меня за щекой неживая вода,

Но тебе я её не отдам.

 

Берегись, кто безумие носит в горсти,

Кому смерть оттянула плечо.

Кто в такие края норовит завести,

Где бродить тебе рано ещё.

 

Умирать, распахнув золотые зрачки,

Ляжет ночь – не смотри на неё:

Это звёзды выходят из тела реки,

На посмертный дивясь окоём.

 

Спи – и некому будет тебе рассказать,

Как тебя обнимала трава

И как вместо меня разбитная гроза

Приходила тебя целовать.

 

* * *

 

Дождь роняет золотые перья,

Звёзды цедят птичье молоко...

Нехотя ворочают деревья

Скомканным от ветра языком.

 

Облаков разбросаны заплаты –

Темнота в прорехи не видна.

В землю между пальцев листопада

Утекают птицы, как вода.

 

Европа

 

Пересыпан песок – шепотком – напевно –

В пальцы страха, которого – не побороть.

Спи спокойно, маленькая царевна –

Это нож отлива вскрывает плоть

 

Обнажённого берега. Поздно плакать,

Если голос страха не заглушить.

Это ночь, шипя, выгрызает мякоть

Из двустворчатой раковины души.

 

И косым дождём прорастает копоть

Туч, распластанных в темноте хромой...

Спи спокойно, маленькая Европа –

Бык спешит сквозь волны – пора домой.

 

Железнодорожная элегия

 

Видишь поезд – глотнул темноты и ослеп.

Спят вагоны, набиты тоской.

Вот монетка – купи невозвратный билет

В неразбавленный вечный покой,

Где горазды хлестать пустоту из горла

И занюхивать смерть рукавом,

Где в утробе зимы одряхлела трава

И вода завязалась узлом.

А на сдачу махни, не жалея гроши,

В те края, где трава зеленей.

Помнишь город, что ниткой закатной пришит

К истончившейся крови твоей?

Там ждут ножницы рельсов да время-левша,

Что разрежет тебя пополам,

Потому что в грудине пылится душа

И иной неприкаянный хлам.

Спрячь в карман её, сплюнь тишину на асфальт,

Скомкай память чужую и брось.

И забудь, как во рту остывают слова

И стихи промерзают насквозь.

 

 

* * *

 

Желтушный свет в сетчатке увязает,

Жизнь топчется на худеньком предплечье

Вольфрамовой спирали – в двери рая

Впиваясь взглядом – жалобным, овечьим,

 

Мутнее неба в жестяном поддоне,

Мутнее пустоты в оконной раме...

Снег тычется вслепую в подоконник

Разбитыми до месива губами.

 

Немного жутко – жмёт вспотевший сумрак

Ладони комнат – смирных и горбатых...

И пальцы припадают к стенкам рюмок

Прозрачностью напиться угловатой.

 

* * *

 

Когда звёзды душу продать готовы

За кудлатый сгорбившийся туман,

Уходите прочь. Я не знаю, кто вы,

Заплутавший в зареве Дон Жуан!

 

Потому возношу, словно крест охранный,

Я ладонь над клеймёным изгибом лба...

Дон Жуан, не встретивший донны Анны!

Что Вам лжёт трактирная голытьба?

 

Каково – растрачены серебрушки

Моих глаз – на паперти ждать гроши?

Каково, гордец, из немытой кружки

Причащаться тайн воровской души?

 

Распевать, шальную глушить надежду,

Замечая взгляд – и не зная, чей.

Это бог склонился и смотрит между

Вмёрзших в окна грязных кривых лучей

 

Заходящего солнца. И невозбранно

Хлещет кровь излучиной горловой...

«Дон Жуан! Я больше не донна Анна!» –

Безнадёжный – хриплый – кабацкий вой…

 

* * *

 

Ливень тебя поймает,

Ветра настигнет плеть.

Что у тебя в кармане?

Выброси – это смерть.

 

В жёлтых осколках крови

Раненый зверобой...

Время тебя укроет

Памятью с головой.

 

Скомканной тенью сада

Горло забив ручья,

Время у листопада

Смотрит из-за плеча

 

Или – вблизи ночлега –

Сгорбившись, как портной,

Ставит заплаты снега

На пустоте сквозной.

 

...Время твоё утонет,

Ляжет на дне груди...

Что у тебя в ладонях? –

Боже не приведи.

 

* * *

 

Март к утру становится равнодушен,

Будто голос, тоскующий по метели,

И прохожие обнажают души,

По-паучьи распластанные на теле.

 

Крыши носят снег в треугольной пасти,

Дни скользят по хлипкой диагонали

И шипят, как суффиксы тех причастий,

Что немое счастье запеленали.

 

А стена, разросшаяся в четыре,

В безвоздушность вжалась, и неизвестно

Отчего так чувствуется в квартире

Одиночество, прожитое совместно.

 

* * *

 

На границе солнца и пустоты,

Где холмы облакам подставляют щёки,

Мир значительно больше, чем «я» и «ты»,

Мысль значительно глубже в сплошном потоке

 

Неозвученной речи. Письмо в «куда»

По столу отстукиваю устало...

Так звучит негаданная вода

Проскользнув по высохшему каналу.

 

Так слова прорываются сквозь гортань,

Тянут гласные – пытка похлеще дыбы,

Так стихи распахивают грань

Расстояния, требующего – выбыть.

 

* * *

 

Ныряет свет то в междурамье, то за

Горбатых крыш подтаявший наплыв,

Когда щеколда плачет от мороза,

Сухие слёзы в небо уронив.

 

А ночью в подъязычном запустенье

Горчат слова, свернувшиеся в «ты»,

И, кажется, твоё невозвращенье

Пронзительней зрачка и пустоты.

 

* * *

 

Свет выпадает по утрам на крыши:

Единственная верная примета,

Что вскоре посчастливится услышать

Звук тишины, помноженной на лето.

 

А неба распрямлённая подкова

Крошится все мутней и оловянней,

И так звучит несказанное слово,

Что впору умереть без покаянья.

 

 

* * *

 

Чинит бог карандаш, ледяной графит

Собирая в горсть,

Когда город вешает фонари

На морозный гвоздь.

 

Берег держит во рту чешую воды

Меж зубов оград.

Ржавой влагой вызревшей темноты

Истекает сад,

 

Где сухих небесных стрекоз возня,

Листопадный рой.

Будто птицы с горлом из янтаря

Говорят с тобой.

 

Пустотой затянут речной порез

На равнинном лбу,

И вперёд ногами выносят лес

В меловом гробу.

 

А расплющенный воздух лежит пластом,

На стекло пролит.

И зимуют ангелы на шестом

Этаже земли.

 

* * *

 

Шпалы давят, как рёбра стального канала,

Вмёрзших в землю следов перерубленный клюв...

Мир огромный и жуткий – поэтому мало

Захлебнуться, восторг от груди оттолкнув.

 

Воздух душит, сжимая кадык в горловине,

Солнце вязнет в земле, обгоревшей вокруг...

И, желтея, тоска отражается в клине

Полузрячих огней, улетевших на юг.

 

Пустоту за грудиной метель не прикроет,

На провисшее небо не хватит холста...

А в седые от ветра зрачки новостроек,

Как в игольное ушко, вползёт темнота.

 

* * *

 

Эхо идёт ко дну

Неба. Игла зенитки

Мёртвую тишину

Шьёт на живую нитку.

 

На кучевых весах

Ветра лежит громада.

Не расстегнуть лесам

Пуговиц листопада,

 

И не вернуться в строй

Дереву-отщепенцу,

Чувствуя под корой

Пули сквозное сердце

 

Судорогой от пят

До искривлённой шеи...

...И пустоты крупа

Сыплется в рот траншеи.

 

Кашляет дом, в груди

Спрятав осколки сада.

В горло седой земли

Вдавлена кость снаряда.

 

Скальпелем дождевым

Вскрыта войны короста –

Брызнула кровь травы

Сквозь самолётный остов.

 

И молодой воды

Дрожью прошито тело...

Птицы клюют следы

Памяти обгорелой.

 

* * *

 

Погадай мне, цыганка, на медный грош,

растолкуй, отчего умру.

Отвечает цыганка, мол, ты умрёшь,

не живут такие в миру.

Борис Рыжий

 

Я умру так же, как все, живущие из-под палки,

В разгар холодной войны ноября с апрелем,

Когда стеклами сдавлен воздух, и так бесполезно жалки

Листья, в лужах крещённые вместо купели.

 

Я умру так же, как все, живущие под забором,

На криво прочерченной кем-то границе мира,

Что на небесной гуще мне нагадал, как скоро

Капли дождя заколотят мою квартиру.

 

Я умру так же, как все, живущие по заказу –

От понедельника до декабря – так проще.

Утром будильник мне страшный суд протрезвонит – сразу

Ветер уймётся, что душу мою полощет.