Берёза
Всё лилась и лилась родниковой воды говорня,
Пело сердце и птицы,
И щебеты ввысь, как подарки,
Вмиг сносили печальные замки и арки
Под малиновый звон, откровения соловья.
Эта синяя песня по капелькам влаги лилась
И вплетала в лучи колоски и цветы, и мгновенья
Растворения в летнем блаженстве и тленье.
И не знала душа, что заплатит за высь пустотой,
Пролетела сквозь жизнь
И уселась воронки считать:
Прогоревшие судьбы с отверстыми окнами вровень
С вымытым зреньем, понявшим, где выломлен корень,
Так? что крона опала и вымерзла белая стать.
* * *
Мы шли наощупь, открывая сны:
За дверью дверь, за поцелуем тайна,
За лепестками – солнечные псы
Теплом хватали и вели на крайний
Прибрежный плот. Оккультная игра
Кружила волны и волчки, стараясь
Приблизить остров, где слепая завязь
Готовила бутон из горных вод.
Окукленная искра доброты
В мир покаяний и борьбы рождалась
И восставала искрами цветка.
В Галактике и звезды и цветы
Несут богам. Нам попадает малость,
И жаль, когда на краешек лотка.
* * *
У ветра полная колода,
И он визжит без передышки,
И голубиные манишки
Мелькают веером рапсода:
Кистей и веток перебранка, –
Смычки взлетают поминутно,
Чтоб луч пробился в край мой мутный,
Развеивая серебрянку.
Детальный шорох разбирает
На «да» и «нет» больное сердце,
Плотнее прикрывая дверцу
От буйства, в атомах сгорая.
* * *
Твой ребёнок слышит,
Твой ребёнок – чудо.
Ветер ветвь колышет,
Как из-под винта
Вылетают мысли –
Пули абсолюта,
Те, что горло стиснув,
Слезы льют века.
Мальчик слышит море,
Мальчик слышит небо,
Небо тайну слышит – гулкий амулет
Тоненькой ракушки
Не из ширпотреба –
Из сердечной боли,
Где насквозь рассвет
Проявил реальность,
Обнажая срубы,
И ваяет жизни –
В гибель не смотри...
И несут удачу белые голубы –
Чайки нараспашку –
На костёр зари.
Школа школ
Шалунишки зяблые тут и там
Греют лапки слабые. Шум и гам.
Школьные пристенки, дрожь колен.
Пряники с горчицей. О, Верлен!
Здесь и обласкают и побьют,
В стиснутое горло суп зальют,
Вырвут пяди лишние. Средний ум
Выкорчевал небо всем из дум.
И бредут наощупь Музы к ним,
Кашляет от дыма херувим.
Прячется горилла в лимузин,
Привезёт учебник’s для трясин.
Фестиваль распутства, нео-фон
Шустренько хватает микрофон,
Песню закачает в лохотрон.
Током пробивает листья крон.
Беднота – как пламя на юру.
Надпомойный герб вершит игру:
И в часах песочных полкило
Соды и тротила – на ведро
Слёз красноречивых и пустых.
Грубость заседает в часовых.
Нож законодательств рубит прочь
Пяди, крылья, силы. Вот вам скотч:
Крылышки не склеишь – вырвут в суп.
Спрятаться в ракушку за скорлуп…
И в ползущих ранцах до ворот
Черепашьи яйца на восход.
* * *
На тонкий лист собрать энергию лучей
Последнего тепла и призрачной надежды.
Я знаю, без любви весь мир уже ничей, –
Мир варваров и шлюх, – им не прикрыть одеждой
Свирепый нрав: горчат клыки, свербят глаза
И когти чешутся, кого ещё бы свергнуть.
Разделит нас сквозная светополоса –
Сквозь мглу просвет, – его-то не избегнуть.
Лишь бы заметить и идти на луч,
Лететь пушинкой под раскрытой дверью,
Увидеть, как твой дух теперь могуч,
Пройдя страданья, боль и суеверья.
* * *
Внук тестирует на прочность мои нервы.
В этой науке он стоит минус первый,
Его мать – плюс вторая, бывший муж – минус пятый
После свекровей старшей дочери и зятьевого мата.
На дворе же – конец августа, тёплый ветер.
Скоро в школу, солнышко на рассвете.
Рядом с ценами на костюмы школьникам дохнут пчёлы,
Ровно падая на шнурок, слезами мочёный.
Баба Нюра у гастронома сидит с грибами,
Бомж в разрушке закусывает жареными голубями,
Сладко жить узбекам в России, армянам – тоже,
От фастфуда в ларьках жиреют наглые рожи,
Бомжевеют русские в поисках места, денег,
Плачут учителя: дети не вяжут фенек,
Слов не связывая, матерятся плёткой,
Глядя пристально в пальцы – решёткой.
Отражение то прилично, то неприлично:
Алкашам белый свет виднее, ну и отлично.
Дети их в магазинах воруют водку,
Ожидая, на что нам объявят новую модку.
Слово вязнет в крови у корня, в начале смысла,
Ноты путаются с неграми на бемолях.
А младенцы десятиклассников сохнут быстро
На пелёнках детдомовских, как е-мейлов пароли...
* * *
Небесный покровитель моих дум,
Любви моей заутренний сверчок,
Сыграй мне счастье на струне, – задуй
Пылание огня. Ушёл в расчёт
Считальщик лет: костяшки счёт целы,
Как нотки вишен в мыслимой горсти.
Твоим глазам и песням нет цены,
Точней, жизнь вечная цена им. И прости
За посейдонство ветреной башки
И сердца говорливый перелёт,
И перезвоны сохнущей травы –
Сухого звона несобранный мёд.
Это судьбы и музыки вершки и корешки.
Судьба к судьбе навстречу всё идёт.
* * *
Точно по количеству рыл в отстойнике
Экземпляры сердца на их подойники –
Жрали – не облопались харей в звёздочках,
Авгиевы чистили дерьмовые гнёздышки.
О прекрасном… Вымерзли розы в мае…
И давно в уме стоят розы-роды, –
Всё едино: боль в лебединой стае –
Что колечки дыма на все восходы.
Всё прощает память, но стельки в туфли
Вместо поцелуя простить не может.
И фингальный плен подступивший – тоже,
Оттого мама Лена давно уже суфий.
Однокрылый взлёт, не в иную сферу, –
Наиболее ценен взлёт, а движенье
Задаёт инерция сил. К барьеру!
Даже это, у горла, слепое жженье.
* * *
Речные линзы выгнула река:
Сквозь млечный воздух видится скрипичный
Ключ золотой, – сквозные облака
Толкают солнце в городок кирпичный.
Здесь поцелуев монотонный ряд,
Каскады птиц, резное мелколесье,
И голосят они, и прозвенят
Над колокольней, пока та не треснет
От тени, прячущейся за углом
И насмехающейся вслух над нами.
Иссохнет? Снова будет поделом.
Летит пусть вон над русскими лесами.
А голос твой, меня зовущий, вмиг
Преобразится в радостную песню.
Пока же Мунк провозглашает «Крик».
У страха – зенки, им в глазницах тесно.
Через века скользит в мир грешных миг:
Дом озарён любимого глазами.
Смотри, а здесь играет луч и блик… –
Клубок… на УЗИ-снимке… с волосами…
* * *
Это, видишь, сердечное мясо.
Тут невкусно, – сама не ела.
Здесь решётку сделали стрелы.
Просквозило навылет, ясно?
Я любила не раз – ни разу,
Как тебя. Купола над чайкой.
Здесь не яблоки – ананасы,
И Россия, а не Ямайка.
Но в России – не на Ямайке, –
Даже там обувают асы.
На колёсах «Ауди» стразы.
Обезьяна с гранатой в «Чайке»!
* * *
Маленький ёжик в публичном тумане,
Что ты найдёшь, кроме эха в кармане?
Вплавь по салону надменных картин
Дважды один.
Что ты найдёшь или что напророчишь
Гордым наседкам пугливых обочин
В смерче витрин?
Смерч, отрывающий древо от корня,
В адский полёт, в круговерть, в мукомольню
Жизнь отпускающий пласт,
Просто спаси: тонкой ниткой над плахой
Вынеси выдюжить певчую птаху,
Чтоб не разбиться о наст.
В каменоломнях бездушных поганцев
Сдавленный плач искромётного танца
Из безнадёжности нот
В старом подвале, набитом ежами, –
Танец о том, как витриной зажали –
Выжали небо и пот.
Ёжик пищал по-щенячьи, ногами
Топая, маму искал. Сапогами
Рядом топтал землю полк
Страшных людей из мультфильмов о монстрах.
Фильм наяву делал граф Калиостро.
Ёжик нашёл... и умолк.
* * *
посвящаю внуку Владику
Шевелится во сне моё дитя –
Ещё дыханье в сказках-снах витает,
И маятник мотается, мотает
Метель ночную пряжу, мне светя
Волшебным светом нежной сей любви
Ко внуку. Он во сне протяжно: «Лена…», –
Зовёт меня. Мне душу тереби,
Чтобы любовь в душе не каменела,
Чтобы с тобой, мой мальчик, чуть дыша
От нежности, мир открывать, как сцену
За занавесом, поднимая цену
Души в больших глазёнках малыша.
И бережно нести святой огонь,
И гладить лепестки живого света.
На краешке оторванного лета
Писания священные затронь...
© Елена Сомова, 2016–2017.
© 45-я параллель, 2017.