Елена
Сомова

Берёза

Всё лилась и лилась родниковой воды говорня,

Пело сердце и птицы,

И щебеты ввысь, как подарки,

Вмиг сносили печальные замки и арки

Под малиновый звон, откровения соловья.

Эта синяя песня по капелькам влаги лилась

И вплетала в лучи колоски и цветы, и мгновенья

Растворения в летнем блаженстве и тленье.

И не знала душа, что заплатит за высь пустотой,

Пролетела сквозь жизнь

И уселась воронки считать:

Прогоревшие судьбы с отверстыми окнами вровень

С вымытым зреньем, понявшим, где выломлен корень,

Так? что крона опала и вымерзла белая стать.

* * *

Благодаренье Господу за всё:

Неисчерпаемы в душе молитвы,

И новый уголь моей вечной битвы

за право стрелы чертит, и осёл

упрямства

             благодарен за побег

из стойла, где рабы грызут упряжки,

в то время как свистушки тянут ляжки

и многообещают на свой век,

его же пожирая. Насовсем

прощаюсь я с попутными лжецами,

лукавство чьё наполнено жнецами,

стригущими мой новенький посев.

Так атрибуты битв идут на дно

И за собой уносят вражьи силы.

Мой щит – молитва. Я их всех простила,

Отбросила – с досадой заодно.

28.09.2012  

Нижний Новгород

* * *

В права вступила белизна зимы,

В еловых лапах лёгкий снег искрится,

Душа моя – лимонная синица –

Сюда летит, где чувства так сильны!

Ей здесь уютно, как в родном гнезде,

Где греется вселенское начало.

В свирепый сумрак огоньки причала

Зияют, словно дыры в решете,

И беглый день крадётся не спеша

За вкусом сахара из дедова подарка,

И открывается таинственная арка

Для каждого земного малыша.

* * *

В такой хороший день слова ложатся

Прекрасным веером, и пламенно летят

К распахнутым сердцам и смелым

Всех любящих.

В такой хороший день

Намеренья просты и очевидны,

И зайчики пушистых слов гнездятся,

Прижав по спинкам крылья или уши,

И сахар, словно поцелуя тень,

Невольно проступает на губах,

И тонкие уколы не обидны… 

Вавилонская башня

Гадостно в центре пугливых касаний

Быть одиноко мудрой Кассандрой,

Выращенной на изрубленной башне, –

Следуем вдаль по планиде вчерашней:

В диком краю среди зарослей лилий,

Где, среди них вырубая дорогу,

Движутся глупые варвары с током

Щедрого мира… не мне… мелобоко…

Облак – барашек – принц – добрый ангел,

Следуя в радугу синтеза звука…

Воздухоплаванье сладких черешен

Тонкая веточка стрел – гибкость лука –

Ветреный замок – Агни-старуха.

Йога общения с метаморфозой,

Ласково дареной меткой-конфеткой.

Милости века настойчиво редки.

Непроходимые чащи убожеств

В синей молитве исчерпанных торжеств…

Сечей все рубят белые листья

Луны серпов, обрезающих стебли,

Хрумкают голые слепо и мелко.

Тонко ложатся мазки ловкой кисти…

Яркие ангелы огненной белки.

На воссоздании ангела света

Здесь Вавилон строим – слово за словом –

Движутся книги – стены ложатся

В треснутый воздух прежнеголосый.

Чёткое эхо. Блудливые боссы

Не заменяют ни грязи, ни танка.

Звукопоганые, глохнут прекосо.

Пряжа Кассандры и атаманки –

Белые, синие, красные банки –

В липовый мёд золотистые санки.

Тянутся лилии по стенам башни –

Щедрой гармонии дружные звуки –

Белый Есенин на акведуке

Снеги… снегирь… деловые поганки…

Танец валькирий. Бог спозаранку –

Яблоки цвета – раскиданы ветви.

Иней закончил свое бытованье.

Резвоцеплянье цветов. Горы – метры

Яблок и слов. Языков воссозданье…

Чёткие знаки огня в партитуре –

Мечутся звёздочки рукоплесканий,

Вылеплены на свободной натуре

В яблочно-снежных полях за лесами.

Чёрный вагон – предводители меркнут:

Вечные пролежни лени. Побои

Связанных ангелов прямо у церкви.

Чёрные пустоши каркают. Верьте,

Милые геночерпалки в совете:

Башня стоит. К ней добраться нелепо

В старых тисках изощрённой фортуны.

Ангела света рискованной белке

Быстро достать не дадут плети-струны, –

Дикие умки – кофточки в сумки –

Плавно чешите секущие стрелки.

2009, 24 декабря

* * *

Вдоль суеты маршрутных остановок

По траектории знакомого пути

Летит песок, и голос его тонок,

Такой для исполненья не найти.

Готовы песни летнего причала

На зазеркалье стынущих витрин,

И робких окон светлое начало

Меня опять затягивает в сплин.

По городу, по терниям и весям,

Следоразделом нагоняя ток,

Весенний мир орёт: «Христос Воскресе!»,

Давая лёгким радости глоток.

Удешевлёны катышки свободы

Необходимостью в объятьях умереть,

И полчаса послушать небосвода

Живую клеть

Для сердца моего. Перебродила

Отвага – движет облачный пирог,

И жизнь за зёрнышком засеменила,

Глотая слог.

2010, 10 мая

Весенний дождь вечером

Студенистая мгла вырывалась наружу дождём,

Вороватые пальцы нащупывали твою душу.

Поперечный мотив вертикалью своей не нарушу, –

Пусть латает прорехи печаль. Счастья мы подождём.

Распахни свою дрожь перед птицей, висящей крестом

Над смущённым сознаньем и будущим осознаньем:

Ты – частица Вселенной, и даже твой выдох простой

Поколеблет пространство волной и твоим осязанием.

Дождик – это посредник. Сквозные его зеркала

Длинным эхом ложатся в твои потайные глубины.

В цвет весны он окрасил «мудрейшие ваши седины»,

А весна между сердцем и небом его соткала. 

Искупленье грехов всесвязующей нитью дождя.

Все ответные импульсы замерли в точке открытий.

Сердце в небе ныряет, земной отвергая засов.

Светлый миг исцеленья дождём знаю не по наитию, –

Все подкожные клетки бунтуют, о жажде твердя

Разлинованным эхом в глубинах растраченных слов. 

* * *

Внук тестирует на прочность мои нервы.

В этой науке он стоит минус первый,

Его мать – плюс вторая, бывший муж – минус пятый

После свекровей старшей дочери и зятьевого мата.

На дворе же – конец августа, тёплый ветер.

Скоро в школу, солнышко на рассвете.

Рядом с ценами на костюмы школьникам дохнут пчёлы,

Ровно падая на шнурок, слезами мочёный.

Баба Нюра у гастронома сидит с грибами,

Бомж в разрушке закусывает жареными голубями,

Сладко жить узбекам в России, армянам – тоже,

От фастфуда в ларьках жиреют наглые рожи,

Бомжевеют русские в поисках места, денег,

Плачут учителя: дети не вяжут фенек,

Слов не связывая, матерятся плёткой,

Глядя пристально в пальцы – решёткой.

Отражение то прилично, то неприлично:

Алкашам белый свет виднее, ну и отлично.

Дети их в магазинах воруют водку,

Ожидая, на что нам объявят новую модку.

Слово вязнет в крови у корня, в начале смысла,

Ноты путаются с неграми на бемолях.

А младенцы десятиклассников сохнут быстро

На пелёнках детдомовских, как е-мейлов пароли...

* * *

Всё горело любовью: асфальт, продолженье домов

В небе сумрака осени,

                               в зимнем пылании снега

За мембраной окна. Счастье рушило нас в дебрях слов

И летело за нами, как фея.

                                      Пульс верхнего века

Щупал путь, и на ощупь вёл ветреных нас

В обитаемый остров, давая полцарства за смелость.

Позже всё превращалось в обыденный фарс,

И скелетики ангелов копья ломали – не пелось

Певчим душам.

                       Осела, как пыль, мишура,

И ногами прибитая, змийно шипя, уползала

В островные пределы.

                                 Я думала: вот и пора,

Но всё вечера не было: будни по нотам вокала

Изощрялись блатятиной, сколь оперетт им не пой,

Пьют вампирски кровь времени, кашляют листопадом.

Но горит продолженье домов в небе ада –

Факел мой фантазийный, на счастье мне сердце настрой.

13.10. 2012

* * *

Всё только начинается: мы дышим

На бабочек, мы начинаем жить,

И памяти логическая нить

По мыслям развивается, но тише,

Чем ветер. По сквозной диагонали

Летящий дождь вдоль листьев моросит,

И белый день растопчется едва ли,

Пока восход по мрамору скользит

И шлёпается в лужи по спирали.

Подобно каплям с мрамора, беспечно

И безоглядно стекленеет мысль:

Меж нами люди-стены. В них вглядись,

Они из времени струятся в быстротечность

И разбивают на осколки высь.

Голгофа

День настаёт: кипит народ

И жалит медленностью мысли

У просмолённого креста.

У каждого был бутерброд,

Но не пропил один из ста.

Сомненья в вере их погрызли.

Распятье мастерят одни

И репетируют спасенье,

Печалью заедая сны.

Другие потчуют огни

Своим же пламенем, косы

Не чувствуя в котлах прощенья.

Библейски пасмурны глаза.

Крещендо зарослей прорвётся

В покои, где и сон, что смерть.

Там роковая полоса,

Где надрывает силы твердь

О лёд, – к живому сердцу рвётся.

Пушистый огонёк летит

В воздушной розе откровений,

Садится на ладонь – в тетрадь.

Для великанов динамит –

Работа гномов, их же рать

Мозги спасает от забвенья.

Где жаворонок бьётся, чей

Народ упал на провода

И током пробивает землю,

Чтобы добыть насущных щей

На стол семье. Но гибнут семьи,

Где пьют кормильцы вне суда.

Мы прячем ангела в окне,

Сидим на сахарной скамейке

И ждём решения с небес.

А совесть рвётся на коне,

Выламывая рамы в лес, –

Поможем в нищенстве еврейке

Не пасть в рубила от стыда,

Русь не продать, не сделать паперть

Из пристани, – здесь воровство

Вершит законы вне суда

И выручает мать вдовство,

А у детей на сердце наледь.

Не прячь глаза, в них жизнь твоя,

В них пишет летописи время,

Морщины вырубая в срок.

Ты сеешь вечное, храня

Вселенной мудрость, на порог

Пустив охотливое племя?

Тебя послушают, распнут,

Но позже, собирая крохи

Твоих трудов, прозреют вдруг.

Их новоделия паук

Ретив, он вечно тут как тут –

Выслушивает наши вздохи.

03.08.2012

Нижний Новгород

Голос

Меня тревожит голос однозвучный

Застывший посреди алмазов ночи,

Как тонкий лепет ливня среди сучьев,

Что каждой каплей попадая точно

Мне в средостенье, закипает кровью.

Прозрачный голос, эпицентр вулкана,

Захлёстывает волнами и солью,

И среди ливня искра замелькала    

Нежданной вспышкой вешнего раздолья,

Что надрывая сердце, неустанно

Танцует новым стеблем и не тонет

В потоках оживлённого тумана,

Струится светом нежности и гонит

Меня туда, где впитывает рана

Рассвет, и небо ветреное ловит. 

День первого снега

Молочной нежностью берёзовой коры

Полна история декабрьской круговерти.

Душа пока не ведает о смерти

И в небеса глядится из норы,

Как в зеркало своих земных страстей,

Изнанку жизни спешно зашивая,

Как будто шапку на излёте дней,

Соображая: не нужна другая,

И этой хватит муки доносить,

И бедностью из-за угла сквозить.

Золотые рыбки

Золотые рыбки вечерних окон

Удлиняют вечер, как майский локон

Девочки-берёзки в родниковом свете

Белой акварели в недошедшем лете.

Нежные постройки девочек-подростков

Плавно прогорают папироской.

Стебель держит мотылька на нитке,

Друг лабает Шнитке.

В листиках салатового цвета

Мотыльки взбесились не на шутку.

Впереди экзамены и лето,

И любви минутка… 

* * *

И хмурый день пронизывает вечность

И осушает мокрые глаза –

Вот так и настигает бесконечность.

Мы видим: просветлела полоса

Пути возврата в сутолоку.

Пламя

Конём гарцует: пламя света лишь

Приподнимает сорванное знамя.

Мелодией сердечной говоришь,

И отсвет красок на асфальтной смальте

На мокром поизъежженном асфальте

Подробностью пугает и грозит

Ещё проникнуть в чувства дальше спицы

И бабочки живого хоботка,

Чтоб ещё раз восторгом очевидца

Крылом приникнуть к небу.

Коротка

Жизнь человека на земле случайной,

Висящей меж комет, как между лет,

Объединённой репликой прощальной

К невинным жертвам россыпи побед.

Ион серебра

Тик-таки часов голосят в перебранке минут.

Бегущими волнами в жизнь прибывает весна.

Афинская дева меняет предвечный маршрут,

Ион серебра в душу ей переносит оса.

Мир долго смеялся над этой её простотой,

В наивности веры лазейка в иной лабиринт.

Об этом помалкивай больше – и сгинет настрой

В затылок дышать, поскорее закручивай винт.

Прокапала капельница убедительных слёз,

И дева ликует, найдя рядом встречный наив,

И Он принимает её даже слишком всерьёз,

Улиткой свернув устремленья, себя же казнив.

И белый цветок остаётся нетронутым им, –

И без сожалений отпущена дева домой,

Но прямо на площади встретился ей старый мим

Без грима и в шляпе, колпак изуродовав свой.

Карманный чертёнок на дудочке песню играл,

Победные звуки гармония страха лила,

В томительной схватке с огнём извивался вокал,

Пробил барабан. Жизнь ей стала совсем не мила.

В упряжке ослов прорастала его седина,

И серые голуби резко встревожили прах.

Болтливый паяц, чья натура ещё и свина,

Последний свой грош пропивал за единственный взмах

Её нежных глаз, увлажнённых морскою водой.

И движется шар, и летит озарённый ковбой,

И голуби светом врываются в тёмный овал

Кармических будней, где только что свин лютовал.

Уносит печали прохладный шальной ветерок,

И высохли слёзы, оставив на коже не соль –

Эссенцию мудрости, – думать об этом изволь.

Мы все маринисты судьбы, – шторм для нас – лишь порог.

* * *

Как долго ожидания продлятся,

Узнает ветер, вычертив маршрут.

А ласточки, стрижи и здесь плетут

Молитвы миру на воздушных пяльцах…

Летят они по линиям судьбы

И неизбежно небо приближают,

И линии морские умножают

Волнистостью крылатой ворожбы.

Извечен их крутой круговорот,

Он тишину полночную латает

На окнах занавесками…

Аккорд

Взят выше чувств, –

Пушинки сна летают,

И снег перебивает полоса

Дождей, – сердца оттаяли отважно.

Но оседает медленная сажа,

И жалит мысль, как бойкая оса.

* * *

Лохматая, страшно-печальная,

Окутана жизненной тайной

Нелепица эта отчаянная,

Ты выпала картой случайной.

В поспешной грязи бесконечной

Не выкипевшая проталина

Всех глаз моих недокалеченных

слезой –

        по квадратам расставлена.

С верблюдами вьючными пешими

Такая же бедолага я,

Ищу между местными лешими

Для внуков просвета,

и благово

наследье всё трачу без умысла –

Само утекает меж брусьями

В разъезженный путь, проставленный

Меж ягодами-бусинами

Пунктиром, квадратами шахматно

На снежном расчерченном ватмане

В предел, где на лучшее выменять

нельзя, если тайное – в имени.    

* * *

Маленький ёжик в публичном тумане,

Что ты найдёшь, кроме эха в кармане?

Вплавь по салону надменных картин

Дважды один.

Что ты найдёшь или что напророчишь

Гордым наседкам пугливых обочин

В смерче витрин?

Смерч, отрывающий древо от корня,

В адский полёт, в круговерть, в мукомольню

Жизнь отпускающий пласт,

Просто спаси: тонкой ниткой над плахой

Вынеси выдюжить певчую птаху,

Чтоб не разбиться о наст.

В каменоломнях бездушных поганцев

Сдавленный плач искромётного танца

Из безнадёжности нот

В старом подвале, набитом ежами, –

Танец о том, как витриной зажали –

Выжали небо и пот.

Ёжик пищал по-щенячьи, ногами

Топая, маму искал. Сапогами

Рядом топтал землю полк

Страшных людей из мультфильмов о монстрах.

Фильм наяву делал граф Калиостро.

Ёжик нашёл... и умолк.

Мишка

Мишка плюшевый плачет ничком на асфальте весеннем,
Искалеченным детством кричит он в слезах, задыхаясь.
Был подарком, наградой, встречал он в семье новоселье,
Со щенком спал в коробке, к горячему пузу ласкаясь.

Он в гостиной сидел за столом перед вазой с вареньем,
К уху бант привязали, блестел своим новеньким носом.
Растворилось в ветвях быстролётное детство бесследно,
Испарились, увы, несуразные вздохи-вопросы.
Слиплась грязная шёрстка –      

            и варвар ликует победно.

Среди ливней и бурь, среди грохота, скрежета, лязга,
В тусклом свете подвала и в ярком – при рампах несметных,
В ярких блёстках салона, в цветах – ускользни незаметно.
Подними и отмой, просуши, приласкай.
                                                            Это язва
Не зажившего детства
                        болит в искалеченном мире,
Порастратившем честь,

И утраты в нём – невосполнимы.
Перемазанный грязью медведь, отщепенец России, –

Пешеходы случайно пинают – и, вроде бы, мимо,
Но по детскому сердцу – впритык.
                        И терпеть не по силам.  

* * *

Мне в музыке печальной счастья нет,

Когда родник молчит заговорённый,

И только высекает лунный свет

Огниво из небес одушевлённых.

В молчащих временах заговори –

Взовьёшь огней весёлые рулады

И в необъятной радости зари

Отыщутся пылающие клады,

Найдутся чувства тонкий стебелёк

И ранний свет над прорубями окон.

Огонь меня тихонечко увлёк,

В обман закутал, словно в плотный кокон.

Там демиургом сотворённый мир,

Движение потусторонних крыльев,

И держится на высоте эфир

Их взмахами. И птицы небо скрыли.

* * *

Мы шли наощупь, открывая сны:

За дверью дверь, за поцелуем тайна,

За лепестками – солнечные псы

Теплом хватали и вели на крайний

Прибрежный плот. Оккультная игра

Кружила волны и волчки, стараясь

Приблизить остров, где слепая завязь

Готовила бутон из горных вод.

Окукленная искра доброты

В мир покаяний и борьбы рождалась

И восставала искрами цветка.

В Галактике и звезды и цветы

Несут богам. Нам попадает малость,

И жаль, когда на краешек лотка.

* * *

1.

На ощупь в поисках добра

На горьких приисках познанья

Брести на тонкой тетиве

В игре смерчей на соисканье

Огня любви и состраданья

В мечтаньях нежных о тебе

На разлюбившей синеве.

На затаённое мерцанье

Брести в неведомое на

Одном задержанном дыханьи..

Услышать тоненькое «Стой!»

И ощутить земной огонь,

Водоворот и тёплый камень

Сложённых в целое частиц,

Увидеть кожей слепки лиц…

Планида бьёт в лицо ногами,

Когда мечта берёт, как мать

За родничок.

                    Легко сгорать

В наитии предначертанья

Тобой ведомого садка

Для сердцевинного цветка,

Раскрытого для осязанья…    

 2008, 28 апреля

2.

Добра не жди ни от кого нигде.

Дадут лишь камень – не в лицо, так в руку.

Всю жизнь учи их зверскую науку

И не проси, не гни колен в беде.

Иди прямее – без оглядки на льстецов,

Опасных всем нутром продажным.

Их «бисы» и хлопки подобны саже, –

За ними смерть. В скорлупках их лицо:

Одно на всех. Был твой птенец не тот –

Неловок и несмел. Боялся спеси,

А надо было от неё бежать.

И вот алкашье рыло мир вам взвесит –

И вы берёте, что даёт урод,

Забыв, как предостерегала мать.

А надо было мудрости внимать

И принимать любовь от неба вместе.

2010, 14 апреля

* * *

На тонкий лист собрать энергию лучей

Последнего тепла и призрачной надежды.

Я знаю, без любви весь мир уже ничей, –

Мир варваров и шлюх, – им не прикрыть одеждой

Свирепый нрав: горчат клыки, свербят глаза

И когти чешутся, кого ещё бы свергнуть.

Разделит нас сквозная светополоса –

Сквозь мглу просвет, – его-то не избегнуть.

Лишь бы заметить и идти на луч,

Лететь пушинкой под раскрытой дверью,

Увидеть, как твой дух теперь могуч,

Пройдя страданья, боль и суеверья.

* * *

Найти слова тебе –

Найти слова ручью,

Идущему сквозь взгляд

                     в его лагуну,

Испытывая пламенем фортуну,

Вторым дыханьем озарить судьбу,

У тополя в пушистом рукаве

Найти твой взгляд восторженно речистый,

И насладиться пламенем пречистым

В лучине глаз твоих на синеве

Почти небесной и почти нагой,

Как бархатный птенец

На середине

Моей груди

В нелепейшей картине                     

 «Мы заняты. Сбежали от погонь». 

* * *

Не вороши слова. Оставим всё как есть,

Не ворожи над бусинами жизни.

Роса души слезою счастья брызнет,

И встанет выше неба солнце здесь.

В цветущих вишнях, в капле на листе

Мой свет к тебе, мой бережёный воздух,

Который ты вдыхаешь, словно розу,

И поцелуй на шахматном кресте.

Квадраты чередуют день и ночь,

Всё спорят по инерции азарта,

Какая выпадет на сердце карта, –

Не выпадает? Значит, шутки прочь!

Разрежен воздух, молния грозит,

Соединяя светлые восторги

Сердец, летящих в странствия, – о боги! –

В любовный нескончаемый транзит,

Где выплетает кружево листва,

Поёт лазурь и пенный кружит воздух,

И чашками весов кивают розы,

Где лунная роса любви чиста

И пламенна. Лови мотив любви,

На крыльях уноси его в предместья

По всем кругам пролётных облаков.

Меня забытой песней позови

И награди всем сердцем жданной вестью, –

В ней нежность выше всех любовных слов.

* * *

Не вырывая стебелька любви,

Подставить сердце всем ветрам навстречу –

Свирелью запоёт и защебечет

В тени дубравы. Мотылёк зари

Так быстролётен: небо всё застлал,

Но очертания теряют крылья,

Трепещущие, словно от бессилья

Остаться в форме крыльев. И металл

Дневного света быстро поменял

зарю на синь и заслонил собою,

И в поле зренья положил кальян

Из гор и моря – радужной дугою.

И в ожиданье чуда свет скользит

За угол зренья, сдваивая формы.

И ночь свой завернула реквизит

Атласом чёрным.

* * *

Небесный покровитель моих дум,

Любви моей заутренний сверчок,

Сыграй мне счастье на струне, – задуй

Пылание огня. Ушёл в расчёт

Считальщик лет: костяшки счёт целы,

Как нотки вишен в мыслимой горсти.

Твоим глазам и песням нет цены,

Точней, жизнь вечная цена им. И прости

За посейдонство ветреной башки

И сердца говорливый перелёт,

И перезвоны сохнущей травы –

Сухого звона несобранный мёд.

Это судьбы и музыки вершки и корешки.

Судьба к судьбе навстречу всё идёт.

* * *

Точно по количеству рыл в отстойнике

Экземпляры сердца на их подойники –

Жрали – не облопались харей в звёздочках,

Авгиевы чистили дерьмовые гнёздышки.

О прекрасном… Вымерзли розы в мае…

И давно в уме стоят розы-роды, –

Всё едино: боль в лебединой стае –

Что колечки дыма на все восходы.

Всё прощает память, но стельки в туфли

Вместо поцелуя простить не может.

И фингальный плен подступивший – тоже,

Оттого мама Лена давно уже суфий.

Однокрылый взлёт, не в иную сферу, –

Наиболее ценен взлёт, а движенье

Задаёт инерция сил. К барьеру!

Даже это, у горла, слепое жженье.

Общественное чудовище

(Два отрывка из рок-оперы)

Голос:

Господин Манекен, возвращайтесь в витрину свою.

Что за скрип? Не скрипите деньгами, заглушите вздох, –

Это резво ползут по асфальту и гимны поют

Франки, доллары, марки, рубли под порхание ног.

Не снимайте очки, Манекен, воспаление глаз

Не опасно. И всё же оденьте скорее – вот так.

Допивайте шампанское. Жуйте скорей ананас, —

Обещали грозу – берегите фальшивый свой лак.

Молчаливый затылок презрительно курит в окно.

Оживлённая улица яркой палитрой висит.

В задымлённые лица сквозь стёкла глазеет вино, –

Как изгнанники родины – импортных войск колорит

Поджидает избранников: пойло, еда, домино, –

Пятна серые, бывшие люди, от вас же смердит.

Молчаливый затылок уже докурил. Он давно

Поджидал двойника, дым пуская себе в магазин,

Обволакивал взглядом девиц, будто жёстким бинтом.

Возвращается с улицы, мельком взглянув – лимузин

Не украли и шины не сняли, – заелись – не то.

За компьютером – кофе и пар, легион секретарш –

Маникюр, педикюр и ещё двести раз этих – кюр.

Лезут в окна клиенты, как переработанный фарш, –

Взять огонь на себя, самому потрошить этих кур?..

Господин Манекен, вы ведь были ребёнком, давно

Вам читала о добрых делах ваша мать, –

Перед сном вы боялись остаться один и одно

Затвердили, что можно и вовсе не спать.

Вы не спите, считая без устали деньги свои, –

Даже ночью в очках – чёрных пятнах заклеенных дыр.

Под рубашкой – на месте груди – пустота, и стоит

Раззолоченный крест – символ спеси безбожных проныр.

По брильянтам креста ледяные свистят сквозняки.

Вашим сердцем со смертью делилась лукавая власть.

Ваши пальцы проворно скользят по дверям, слизняки,

Жадно ищут добычи, вонзаясь, где можно припасть.

Господин Манекен, вы несчастны среди ваших благ.

Эстетический визг вызывает у вас мотылёк.

Над витринами вашими по ветру треплется флаг

Одичавшей России, разломленной вам на паёк.

Манекен, возвращайтесь в витрину свою,

Шелестите сухими словами для офисных крыс.

Над Россией опять вихри света и радуг поют, –

Берегись, Манекен, распадёшься на свист стеклобрызг!

Время Свободы:

Тонко запела, раздвинув прозрачные своды

Птица-свобода, презрев лицемерие звука

Вдруг преломляться о когти виляющей моды,

Падать в объятья велению времени – скука.

Время – погонщик песчинок, влекомых воронкой,

Хитро процедит и выбросит вон на помойку

Льстивое эхо пустой безголосой сторонки,

Липнущей к стенкам кареты, пришпиленной к тройке.

Время с ухмылкой лжеца и серьгой правосудья

Взвесит всех вместе, сгрузив гири в ваши тарелки:

Жрите, покуда не кровь, только манна в посуде!

Лопнувших жертв собирают в стога недоделки.

Запахом сена дурманят предвестники битвы

С целью добыть для свободы надёжные сети.

Зренье и слух паутиной бесчестья повиты,

Люди, на вас озираются дети!

Смело простились с теплом материнской утробы

И, шантажируя предков, стучитесь обратно.

Стук заглушил крик о помощи – вопли природы.

Цивилизация! Облик твой тысячекратно

Запечатлен на гробах изумленных привычек,

Вписанных в кодексы визгом больных истеричек.

1999

Песочные часы

Столбы дождя, свет прорубая в день,

Преподают науку длинных пауз.

Ночь складывает свой пиратский парус,

И бритвы света дарятмне сирень

На летнем кружеве, дающем в полдень тень.

Спор смерти с жизнью отступает, как волна

                                бушующей листвы

               в макушках великанов.

Злой человек у государственных капканов

Слезами тает. Издевается страна

В лице рулетчиков бумажных волокит

И давит гусениц, пока не воплотились

В полёт над смертными заботами на вынос.

Но ветер перемен вираж твердит

И пробивает небо ливнями. Окно

Трепещет листьями прославленной берёзы,

мной нарисованной в январские морозы,

когда любовь гнала всё под одно:

студенческие шорохи, возня

экзаменационных станций жизни,

припугнутые ветерки отчизны,

толкающие в долгий путь меня,

и океаны слёз перед разлукой,

и долгие торнадо жданных встреч…

отцовские советы – уберечь,

предостеречь от пыточной науки

                           любви:

поток советов – камень с плеч.

И хоть умри, но выслушай, от скуки

Глотая воздух с порциями муки.

Песочные часы перевернуть –

Зарукоплещет ломкая стихия

                    ветвей в дожде.

       Комками дни лихие

К порогу падают и преграждают путь.

И замер взлёт: площадка для него

Теперь песочница и детская площадка,

И ветер веет обморочно-сладкий –

Грудное молоко небес дано.

Песок течет, и детский говорок

Уже диктует постулаты жизни:

Купи – мне надо – школьные капризы,

Каникульно-ангинный вышел срок –

И разговор с учителем noteasy.              

Учитель жизни каверзный вопрос

Мне задаёт. Я в поисках ответа

Пишу стихи на окском пляже. Лето.

Они понравятся зимой, когда под снос

Пойдут и прежние мечтанья о Москве –

Безденежье дверь клятвой запирает

И всё, что показалось просто раем,

Теряется в вокзальной кассе, где

Хранятся деньги, как былой трофей,

Необходимый для поездки только.

Песок летит, царапает легонько

И стрелы чертит (в этом –корифей)              

По коже, изукрашивая тонко… 

* * *

По куполам свой отмечаю путь.

Когда блаженство сердца учащённо

Дробит восторги счастья созидания,

И новый спектр красок восстаёт.

Лиловый отблеск речки ищет сдуть

Полфунта мотыльков в пригоршни луга,

Расправить крылья облаков смущённо,

Найти красотам новые названия

И растопить в сердечках спящий лёд.

Возлюблен берег счастья над рекой -

Воздушный мост колдует мироздание,

Нетканый и нерукотворный град.

Я в нём живу. Я чувствую собой

Движенье внутренних пластов, сияние,

И неба и земли священный клад.

25-26.06.2012

В поезде Москва-Мариуполь – о Нижнем Новгороде

Посвящается бронзовой козе, которую мудрые мозги водрузили

возле Дома актёра на Большой Покровской в Нижнем Новгороде

от любящего народа

Cколько пуль получится, сколько бомб

Из одной козы недоенной! Катакомб

К ней подхода не найти – подсчитать,

В лабиринтах лбом загорать, папа-мать.

Негритюдный отдыхает пейзаж:

Дама пудрит мозг, увы – вот пассаж!

Куклы воют: «О, фашист Карабас,

Ты лояльней тех, что тырят анфас!»

Покудахтали – и в тину свою, –

Кому дело да до ваших флажков

По ветрам?! Я во всю площадь спою

Про зады, облизанные вами, грязных божков!

Ад мурлыкает на пять лет вперёд, –

В крематорий всех засунут живьём,

Да стихи туда, – поближе душам идёт –

От огня священного не олово пьём.

Не прочтёте, а помянете грех

Своей скупости и зависти, лжи

Узаконенной. Вам грёзовый мех,

Мне в сердца живые – ваши ножи.

Я – матрёшка русская. Не убьёшь!

Не задушишь! Можешь только лишь сжечь,

Как любовь свою, как совесть. Ты лжёшь,

О, Дамокл, я кожей знаю твой меч.

2010, 27 января

Посвящение актёру Сергею Безрукову,

гениально сыгравшему Сергея Есенина

Маленький принц проклятущей державы

Конченого тысячелетья,

Выйди из мрака слёзной засады,

Узницу века не сделай калекой.

Просто спаси воскрешением чуда –

Белым барашком над вырожденьем.

Выпорхни сердцем над унижением

Среди одних двугорбых верблюдов.

Медленно движет косящую лопасть

Ветер атаки. Блекают мелко

Сомкнутые воротилы-рубаки

Наглостью прений и выявлений.

В гордой засаде сижу, вою волком

И вопрошаю блудливой собаке –

Сжать хоть в зубах отстающие стрелки,

Токающие в разине без толка.

Вечную музыку разветвлений

Соедини. Огнен круг. Комсомолка.

Тонкая мимика дерзких цепляний

На гениальном лице арлекина.

Образ поэта… Серёжа…

                                     ...мякина

будничных свистов,

                   где ветер стреляет.

Милый Есенин, маленький принц мой,

Выточенный водопадами… облак…

Раненный светом, воскресни, мой гений,

Безруков! медленных поколений.

Пьедестал

Не склоняй идиотов цепляться за мамкину юбку.

Золотые убежища – слепки дешёвых открытий

Извлекают из пчёл сиволапые дети чудовищ,

И мурлыкают ведьмы, пугая в кровати малютку.

Медозвоны пустуют корабликами ощущений,

Оставаясь на нитке, короткую путают пряжу –

Изумительна логика ветреных развлечений –

Возвращайся скорей в следопытские стены вояжа,

Парадигмы свиданий забудь на полотнище пляжа,

И серебряный голубь разлуки поищет общений.

Убыстрённое эхо катает вдоль горлышка шарфик,

Пародийно исследуя грамотное приобщенье.

Тонкий облак во рту. Разветвлённая ветка пейзажа.

Тает лунный фонарик – религия поздних прощений.

Не загонные вопли – протяжные думы у ёлки –

Разнострелы дорог путешествуют у водопада.

Сетки жалящих пчёл. Уязвимые струны распада.

Воссоздание лестниц. Гармония сонного сада…

Одинокая кисточка брошенной треуголки.                         

2009, 26 декабря

* * *

Речные линзы выгнула река:

Сквозь млечный воздух видится скрипичный

Ключ золотой, – сквозные облака

Толкают солнце в городок кирпичный.

Здесь поцелуев монотонный ряд,

Каскады птиц, резное мелколесье,

И голосят они, и прозвенят

Над колокольней, пока та не треснет

От тени, прячущейся за углом

И насмехающейся вслух над нами.

Иссохнет? Снова будет поделом.

Летит пусть вон над русскими лесами.

А голос твой, меня зовущий, вмиг

Преобразится в радостную песню.

Пока же Мунк провозглашает «Крик».

У страха – зенки, им в глазницах тесно.

Через века скользит в мир грешных миг:

Дом озарён любимого глазами.

Смотри, а здесь играет луч и блик… –

Клубок… на УЗИ-снимке… с волосами…

Судьба

Рассыпается карточный домик –

И летит караваном птиц,

Тяжелеет радость в затоне

Быстрокрылых ломких ресниц,

Обретает лоскут из неба,

Вытирает им облака.

Гнулась грозами, словно верба,

Но восстала… Теперь – легка,

Распускаю свои пушинки,

Сердцем таю в чужой тоске.

А любви золотая пружинка

Жизнь подвесила на волоске.

* * *

Тавроготика символа свой обнаружила смысл:

В тёмных знаках ночных перевивы надзвёздных путей,

Постижение смысла – за нить золотую держись –

Ариадна не даст захлебнуться в структуре сетей.

Я веду в эмпирей. Сталкер века – призванье моё.

В лютованьях беды не оставлю покинутых рек.

Наслаждение жизнью – такой быстролётный побег

До звезды достает мирообразом в честь соловьёв.

Слышишь новую песню полуночных будущих трав –

Соловьиные ноты летят через наши сердца,

Доставая до смысла, настигая улыбку лица

Поцелуем от вечности,

Песнь восхожденья узнав.

2010, 11 мая

* * *

Таинственности слов не потерять,

В матрёшке будней заплетая косу

И ввинчивая украинский бант

В архитектуру месяца. Опять,

По траектории пройдя вопросом,

Бросает небо выигрышный фант.

Опять отвечу космосу: «Ура!»

На пониманье естества и формы,

И вето наложу – давно пора –

На белый круг, мне выданный за чёрный.

Кто хочет на квадраты разобрать

Лицо Галы и Брик на фоне лилий,

В то время как предупреждает мать

Беречь себя от всяческих уныний?..

* * *

Твой ребёнок слышит,

Твой ребёнок – чудо.

Ветер ветвь колышет,

Как из-под винта

Вылетают мысли –

Пули абсолюта,

Те, что горло стиснув,

Слезы льют века.

Мальчик слышит море,

Мальчик слышит небо,

Небо тайну слышит – гулкий амулет

Тоненькой ракушки

Не из ширпотреба –

Из сердечной боли,

Где насквозь рассвет

Проявил реальность,

Обнажая срубы,

И ваяет жизни –

В гибель не смотри...

И несут удачу белые голубы –

Чайки нараспашку –

На костёр зари.

* * *

Посвящение Алине Курсковой

Тонкая и топкая любовь

Вены высосала без остатка

И буравит молодую кровь –

Остриём искать ей лимфу сладко.

Гордость исповедует мозги,

Свищет бич по наливному дару

Сердцем видеть, но задумав свару,

Зависть сожрала глаза – ни зги:

Только мост магических высот

Ей на ощупь двери открывает

И вдыхает в лёгкие ей сок,

Щебет, клёкот, грай другого рая.

Преступленье эго во плоти

Искромётных замыслов лишает,

Заволакивая злостью мир

В искренней душе, где свой Памир,

Высота расколота большая.

Там Харон скребёт веслом по дну,

Оставляя женщину одну.

23.08.2012

* * *

У ветра полная колода,

И он визжит без передышки,

И голубиные манишки

Мелькают веером рапсода:

Кистей и веток перебранка, –

Смычки взлетают поминутно,

Чтоб луч пробился в край мой мутный,

Развеивая серебрянку.

Детальный шорох разбирает

На «да» и «нет» больное сердце,

Плотнее прикрывая дверцу

От буйства, в атомах сгорая.

* * *

Убегает капель, поминутно дробя перезвон, –

Это белая кровь недосказанных лилий небесных…

Это память о счастье ко мне пробирается честно:

По земным параллелям влетев в недотянутый стон

Умирающей в чуде:

Раскинув объятья для сна,

Принимаю весь мир, обнимаю и благовещаю,

Деловых подмастерьев, как диких животных прощаю, –

Их по паре в ковчеге, и мне с ними черпать до дна, –

На затопленном судне поселенные муравьи

Забегают по стрелке ко мне,

Будто званые гости.

Я беру их щекотные тельца, не ведая злости,

И даю траекторию. Видишь бегущих? Замри.

Убегает капель, словно пульс в перекрестье дорог, –

Догоняй – не поймаешь, смотри – это синяя птица

На апрельское небо двойными крылами садится

И клюёт в земляничину теплый из детства пирог. 

* * *

Утренняя птица ищет, где напиться –

В поцелуйном вихре жаркая водица…

Млечно-медовые озерца услады,

Тайны вековые родника прохлады…

В розе откровений шепотливы росы –

В роднике познаний плещутся вопросы…

К звёздам, звездопадам, восхожденьям духа,

Медленным касаньям облачного пуха.

Перевивы веток, переплёты корня,

Перегибы всплесков рук и ног, – двудольный

Оркестровый трепет лучших репетиций

На дворцовой сцене в торжестве традиций.

* * *

посвящаю внуку Владику

Шевелится во сне моё дитя –

Ещё дыханье в сказках-снах витает,

И маятник мотается, мотает

Метель ночную пряжу, мне светя

Волшебным светом нежной сей любви

Ко внуку. Он во сне протяжно: «Лена…», –

Зовёт меня. Мне душу тереби,

Чтобы любовь в душе не каменела,

Чтобы с тобой, мой мальчик, чуть дыша

От нежности, мир открывать, как сцену

За занавесом, поднимая цену

Души в больших глазёнках малыша.

И бережно нести святой огонь,

И гладить лепестки живого света.

На краешке оторванного лета

Писания священные затронь...

* * *

Шелест крови знамён. Новый русский Рейхстаг.

Чётки очередей за субсидией. Флаг

Триждыцветен и трижды проматерён.

Кто пришёл в эту очередь – побеждён.

Это мрачный вертеп липовертов бумаг.

Канцелярия смерти работает так:

Не упал ещё? Выцарапай себе кус

Хоть какой, из дешёвого мрамора – пусть.

Реформаторы прав за мгновенье пожить!

Милосердие, где ты ведёшь свою нить,

За которую держатся души впотьмах?

О, спаси их, Господь, изувеченных птах

С человечьими душами. Что закрепить? –

Не петлю – твердь небесную над головой,

Чтобы каждый, прошедший сей ад и живой,

Прямо глядя в глаза всем своим палачам,

Растерзали их совесть во прах сгоряча.

Пять последующих мертворожденных нот

Горсткой пепла ложатся в раскрытую пядь –

Осязание праха и пыли дорог…

Нежношелестна прядь, шелковистый порог,

Но его не топтать, как следа не поднять.

Крематорий для смертных, чьи души взвились

Олимпийскими кольцами над рубежом…

Новороссы ступают под дудочку крыс,

А затрёпанный флаг в самом центре прожжён…

20-27.07 – 4.12.2012

Украина (Белосарайская коса, п.Мелекино) – Россия, Нижний Новгород

Школа школ

Шалунишки зяблые тут и там

Греют лапки слабые. Шум и гам.

Школьные пристенки, дрожь колен.

Пряники с горчицей. О, Верлен!

Здесь и обласкают и побьют,

В стиснутое горло суп зальют,

Вырвут пяди лишние. Средний ум

Выкорчевал небо всем из дум.

И бредут наощупь Музы к ним,

Кашляет от дыма херувим.

Прячется горилла в лимузин,

Привезёт учебник’s для трясин.

Фестиваль распутства, нео-фон

Шустренько хватает микрофон,

Песню закачает в лохотрон.

Током пробивает листья крон.

Беднота – как пламя на юру.

Надпомойный герб вершит игру:

И в часах песочных полкило

Соды и тротила – на ведро

Слёз красноречивых и пустых.

Грубость заседает в часовых.

Нож законодательств рубит прочь

Пяди, крылья, силы. Вот вам скотч:

Крылышки не склеишь – вырвут в суп.

Спрятаться в ракушку за скорлуп…

И в ползущих ранцах до ворот

Черепашьи яйца на восход.

* * *

Эта солнечная река сердце жжёт,

Опалённые берега помнят лёд,

Ходит-ходит зеркало по воде,

Бегают кораблики в чехарде.

Размывают горюшкуберега,    

растекается по следам беда,

Но тревога странников бережёт,

На волну бросает лунный рожок… 

* * *

Это, видишь, сердечное мясо.

Тут невкусно, – сама не ела.

Здесь решётку сделали стрелы.

Просквозило навылет, ясно?

Я любила не раз – ни разу,

Как тебя. Купола над чайкой.

Здесь не яблоки – ананасы,

И Россия, а не Ямайка.

Но в России – не на Ямайке, –

Даже там обувают асы.

На колёсах «Ауди» стразы.

Обезьяна с гранатой в «Чайке»!

* * *

Я не буду искать колыбели раздетой души,

По скрипящим на весь двор качелям найду мотыльков.

Ураган поцелуев твоих за пределами слов

Океан всполошит, –

Хоть по солнечным дискам пляши

Оголёнными ступнями.

Чертит указкой в воде

Быстроглазое лето, в озёрных ладонях держа

И меня и тебя. Не увидишь такого нигде:

Лето травами стелет – и хочется руки разжать,

Полететь-полететь, отпустить все пределы земли,

Быстроглазые вишенки лета с клубничной водой.

Разыскать неожиданно твой поцелуй золотой

В сердцевине у розы в нектаре – возьми и замри.

* * *

Я не стану судорожно цеплять время,

Пусть летит по своей траектории царственной птицей,

Пусть меняет лица врагов и друзей моих лица,

Только не закрывает младшее моё племя.

Пусть ковров не стелет, но подарит ступени

Роста только вверх, миг безоглядной думы,

И никто не срежет с меня перьев или пени

За декретный отпуск в молодости, за дюны

Остролистой пустыни, где суждены барханы,

И не отгонит главного ветер сплетен,

Не наплетут морские гавани топких петель,

Не засорят мозги долгами профаны.

Там скукоженный червь длительных обещаний

Разрывает зубом тонкую пряжу нервов,

И по кругу бегут взмыленные стервы,

Они цедят луну, как творог от одичанья.

Жить в пустыне лучше, чем в слепоте вулкана, –

Гнев безглазой бойни за жизнь утомляет визгом.

Видишь звёзд кровавых черепичные брызги?

Так лети, беги от адских зубов капкана.

Крыльями звучи на ветру эмоций.

Прялка дожди соберёт и отпустит в небо,

Ты увидишь сердцем жар наливного солнца

И за дождиком вслед выпустишь нежность вербы.

30.08 – 04.09.2012

* * *

Я улетаю в музыку твою,

Что талисманом на сердце ложится.

Ты непрочитанная мной страница,

Мечта о грешном счастье наяву.

Но, словно сон, её разрушит явь,

Ломая у мечты последней крылья.

Я слёзы, словно яд из сердца, вылью,

Чтоб жить и плакать, боли не боясь.

Потоки ливня моют фонари,

Несётся вдаль семейный твой троллейбус,

А мне опять, решая жизни ребус,

В стило вгрызаться до второй зари.

На третьей, наконец, забудусь сном

И расспрошу о нём папашу Фрейда…

Глядишь, и ждёт меня ещё победа,

А старые мечты пойдут на слом.

* * *

…И тайна тайн исторгла новый звук
В слиянье двух источников начала,
В проникновенье душ, и губ, и рук
В блаженстве полусна, когда молчала
Волна распространения, когда
На цыпочках вокруг ходили звёзды,
Чтоб не спугнуть, не разгласить сквозь грёзы
Того, о чём шептала нам вода               

В тончайших переливах родников,
Сквозь души проливаясь песней света,
Хрустальным звоном тайны, длящей это
Младенческое чудо выше слов.