Брошенный
Я принимаю год за пять.
Я слышу с ночи до зари –
Моих любимых голоса,
Что от меня ушли...
Светлана Сурганова
У кромки леса – дом старинный брошен,
Идёт по счёту надцатый июль.
У входа коврик рваный запорошен,
Да цепь следов непуганых косуль.
Давно уснула мебель под холстиной,
Торшер похож на высохший сморчок,
Хозяйничает сырость у камина,
Плетёт гирлянды серый паучок.
Не всхлипнет под ногами половица,
Не хлопнет створкой ветер-хулиган.
Вздыхает дом, ему, наверно, снится
Весёлый новогодний балаган:
Где ёлка ароматная в игрушках,
В духовке утка с яблоками ждёт,
В часах на старте выскочка-кукушка –
Готовится прокуковать отсчёт…
А дальше по спирали: вёсны-зимы,
И знойность лета, и осенний сплин…
Он многих обогрел за век свой длинный,
Свидетель юбилеев и крестин.
Ржавеет ключ под ковриком у входа,
Растёт лопух у самого крыльца,
Но верит дом, что не забыт, не продан,
Ведь он – подарок сыну от отца…
Весной, под старой черепичной крышей
Слепили ласточки себе гнездо,
И дому снится – он птенцов колышет,
И шмель кружит над белой резедой ...
Декабрь за окном...
Декабрь за окном...
Мне с каждым приходом зимы
Больней отпускать паутинку из бабьего лета,
И, шторы раздвинув, не видеть улыбки рассвета,
А вместо него – лишь гримасу предутренней тьмы.
Обеты: учиться терпению, верить и ждать,
И жить по указке зимы, ожидая отметок,
Снежинок ажуры на окна лепить из салфеток,
И долго смотреть мимо них на бесснежную гладь.
Себе не соврать…
Остальным – как смогу, как придётся.
И будет зима набиваться в подруги опять,
Засыплет дарами. Бедняге никак не понять –
Я осень люблю. Полютует немного – уймётся.
А мне остаётся –
Принять всё, как есть, и... Мечтать –
Как снег заискрится на ветках разлапистой ели,
Как под Рождество запоют нам колядки метели,
Как утро наступит, и с неба сойдёт благодать.
Слетелись...
На мой подоконник голодные птицы –
Кормлю их с руки, но погладить никто не даётся.
Я вдруг ощутила тепло коктебельского солнца...
И ластится кошка, и радует кофе с корицей.
Бабушка
Трёхцветная кошка настырно лизала котёнка,
Троих привела, но оставили ей одного.
Слепой, беззащитный, попискивал жалко и тонко,
А мать подставляла детёнышу тёплый живот.
Плеснув молока, баба Валя потопала дальше –
Окучивать бульбу, на днях обещали дожди...
Среди зеленевшей картошки она – генеральша,
Война с молочаем лет сорок ведётся поди.
А в доме проснулись, ребёнок отчаянно плакал,
Он требовал кашу и зубки чесал кулачком.
Неделю назад, убежав от несчастного брака,
К ней дочка вернулась. Измену простить нелегко...
Дои́тся корова, и, Богу хвала, все здоровы,
И кошка, зараза, как бочка, уже «на сносях»!
Внучка́ окрестить собрались, аккурат на Покро́вы,
И детских добавят – опять говорят в новостях.
Пожить бы ещё мне... Мальчишка-то – вылитый папа!
Курносый, глазастый, беда вот, не спит по ночам –
Всё время на руки... И носик себе расцарапал,
Такой неспокойный, его показать бы врачам.
Морозы сменяют апрели, июли... Вдогонку –
Мотает баб Валя в клубочек шершавую нить...
А внучек растёт, на свидание ходит к девчонкам,
И Богу хвала, но пожить бы ещё ей...
Пожить...
Мой дед
Ребята, когда нас выплеснет из окопа четкий приказ,
Не растопчите этих цветов в наступленье!
Пусть синими их глазами глядит и глядит на нас
Идущее за нами поколенье…
Булат Окуджава
Я, признаться, стихи не умею писать о войне,
И метафоры блёкнут, и кажутся строчки корявы...
Рассказать о героях, о смерти – сложнее вдвойне
Той, что знает о них лишь из книг. Да имеет ли право?
Дети мирного века… Что ведомо нам о войне?
Не бросались под танки со связкой гранат – «За победу!»
И в окопах сырых мы не жались друг к другу тесней,
В похоронной команде не шли по смертельному следу.
Хлебный мя́киш – не нами делился на семеро душ,
На расстрел не вели нас и кожу живьём не снимали,
Не для нас в сорок пятом взрывался торжественно туш…
Что такое война, мы сейчас понимаем едва ли.
Сколько пролито крови! Такое нельзя позабыть,
И Василий, мой дед, не дожил до рождения внуков…
Но от сердца до сердца протянута памяти нить,
И её не прервать – вот какая простая наука.
Эх, обнять бы тебя, и сказать: «Я горжусь тобой, дед!
Ты прошёл всю войну, но погиб на подходе к Берлину…»
«Не забыла тебя…» – прошепчу, как молитву вослед
Уходящему медленно вдаль журавлиному клину.
Мне бы вернуться…
Саван – из листьев, из золотых и красных.
Если уйти, то непременно – в осень...
Заревом вспыхнуть,
Вспыхнуть, потом – погаснуть
По-над верхушками клёнов
И крымских сосен.
Веришь, уйти не страшно,
Коль знаешь точно –
Твой предрешён уход,
Но ты снова будешь:
Бабочкой яркой купаться
В пыльце цветочной,
Ко́люшкой мелкой плескаться
В речной запруде.
Я непременно снова приду однажды,
Вспомнит любимый, а, может,
Не вздрогнет мускул…
Мне бы вернуться в Крым,
Ну, а кем – не важно,
Важно совсем другое –
Вернуться в русский.
Остановите апрель!
Бабушке Анне посвящается…
В окнах мелькают деревни и тополя,
Тянется пыльный за стареньким «ПАЗом» шлейф.
Небо собрало в кучу своих пострелят –
Сизой отарой гонит, и гром слышней.
Лес, деревенька, покинутые дома,
В грозной крапиве щебечет, бежит ручей…
Встретит бабуля, осанка еще пряма,
Крепко обнимет, предложит с дороги щей,
Вспушит перину, застелет новьём кровать,
И на подушках вышитый вспыхнет мак,
Спросит о школе, о том, как отец да мать,
Заняты, видно, вырваться к ней никак...
С бабушкой вместе детство ушло весной…
Стелет тропинка под ноги свой сатин –
Дворик…
Ступеньки…
Радостный скрип дверной…
Остановите апрель!
Я хочу сойти…
Качели
«...как будто жизнь качнется вправо,
качнувшись влево»
Иосиф Бродский «Рождественский романс»
Пряду магическую нить,
вплетая нежность,
и бабье лето,
и дожди,
и зим бесснежность,
недолговечность мотылька,
пугливость лани,
и неспособность отвыкать,
и пыл желаний...
В тугую нить вплету ещё кромешность ночи,
когда тот сон,
мой вещий сон
тебя пророчил…
Но семь Законов Бытия –
не переделать –
качнулась вправо жизнь моя,
качнувшись влево…
© Елена Ткаченко, 2020–2021.
© 45-я параллель, 2021.