Елена Янушевская

Елена Янушевская

Четвёртое измерение № 18 (546) от 21 июня 2021 года

Миллениум

На рандеву

 

Я помню: «Вот оно! Пришло ко мне!»

За столиком в кафе, дешёвеньком, не скрою,

читая из «Эмалей и камей»

стихи французские, изысканного кроя,

под шум апрельских проливных дождей

я дождалась: как тень на старой киноплёнке,

шагает некто – ближе и быстрей,

в костюме белом, в ореоле тонком...

Вот так неставшее нагрянуло ко мне.

Столичный вечер. Смутное начало.

И сердце билось, билось все сильней

и книга, как сообщница, молчала.

 

* * *

 

И в этом миге – не вижу дна.

Вхожу в него, как всегда, одна.

Там снова клевер... ах, как цветёт!

А вот водоём в глубине – иной.

И сущность памяти (без пустот)

страшна, а волосы пахнут хной.

 

Приближение

 

Пообедаем вместе, зайдём в «Жан-Жак».

По Тверскому, к старой карге-скамье –

как по канату, за шагом шаг,

идёшь, а ты... наклонись ко мне!

Берет надену потом, смешков

плесну в наш необъяснимый маршрут –

среди престижных церквей, домов,

которые рядом идут, идут...

 

В «Якитории»

 

Подарил мне букет человек,

А я маюсь, кхе-кхе, от другого:

Не поможет ни чтение «Vogue»,

Ни умчаться отсюда в Квебек.

 

– Да... билеты куда ни купи, –

Рассудила над суши подруга, –

Что на севере, что на юге

Бесконечным останется Пи.

 

–  Он Художник, в исканиях смел,

и Ему не по вкусу лубочность!

Вот откуда и грех, и неточность…

 

…Кто, откуда над ухом пропел?

 

2004-й

 

«Кто виноват?»

Включается музон

на весь бульвар,

сигналят сзади...

Ты на Страстном, как все,

вдохнув озон,

вдруг ощущаешь в глотке

пару ссадин.

Не осуждай

и ничего не прочь 

предрасположенным

искать себя в России:

здесь каждый Каин –

твой двойник точь-в-точь,

и гений в бронзе,

и бомжи босые.

 

Нежность

 

На диване, в обнимку с котом:

Он прижмётся ко мне – я к нему.

Я люблю его, вот дело в чем,

Ну почти как Герасим – Муму!

 

Пел мне ангел. Не верите? Пел.

Пела мама и Монька-муркот.

Мне одно единение тел

греет душу. И наоборот.

 

Бабушке Зине

 

Ароматная мгла пролилась

и медово, по капле, текла

из горла, как я помню, на...

да на что-нибудь из стекла.

А на грядке горела роса,

и в растрёпанных прядках волос –

серебро –  без него скажи,

как на свете тебе жилось?

 

Под новогодней ёлкой

 

икра гирлянды мишура все как всегда бокалы звон...

а где-то мчится сквозь ветра

какой-то он...

 

сбылось!

блаженство тьмы

а в ней горит – о кто бы знал! –

звезда…

 

под ней оделись мы

и грянул бал...

 

В купе

 

Откупорив лучший голицынский брют,

На двоих раскурочив манго,

Выпьем из чашек за каждый маршрут

И радости всякого ранга.

 

Дорога, ты знаешь, не будет проста:

За нас – окрылённостей стая!

Целуй этот миг миллионов до ста,

А я помолчу, засыпая –

 

Над жизнью, над смертью, над выбором тем

Для повести и для романа.

Что было, что есть... и конечно, над тем,

О чем беспокоиться рано.

 

Из детства

 

Опасней покоя, уюта

и выше зачатий стократно

бывают под вечер минуты

в малиновых поймах заката.

Мой долг – побрести нелюдимой,

ненужной, но дивной тропою,

где дышишь туманом и дымом,

а фавны как братья с тобою...

А вдруг догуляюсь до смерти?

Укрылась от ливня в сарае

и спрятала искру в конвертик

и дальше – по краю, по краю...

 

Миллениум

 

Когда, не зная времени, курю

с ментолом «Kiss», как забывать, законно –

смотреть, и я в одних трусах смотрю

в морозный мрак, а на стене – икона…

И планомерно, руслом декабря,

не поднимая белоснежной пыли,

уходит мир, где мы почти любили,

где помним всё – за всё благодаря.