* * *
Не беспокойся. Не болей. Не бойся.
Как я возникла, так же и уйду…
И облачко моё растает вовсе
на небесах твоих нелёгких дум…
Любимый! Что раздольней и бездонней,
чем – это не мечта и не мольба! –
на млечном животе – твои ладони,
твои ладони – на моих губах?..
Ты мне ещё принадлежишь всецело.
Но пожелай – и сразу я умру,
я выскользну волнующимся телом,
русалочьим, из водорослей рук…
Ты выдохнешь меня, вдыхая холод…
И облачком невидимым клубясь,
я, может быть, живая… очи долу,
уйду, любя – тебя, тебя, тебя…
Красный песок
Мальчик был совершенно здоров.
Но шаман сказал ему: «Ты умрёшь через три дня», –
и насыпал возле хижины красного песка.
Мальчик не хотел умирать, но
вид красного песка постоянно напоминал о шамане,
ни на секунду не отпускал мысль о смерти…
Мальчик умер.
Я была уже свободна от тебя.
Но ты сказал мне: «Ты любишь меня», –
и замолчал, ушёл, исчез…
Я хотела забыть тебя, но
твоё отсутствие постоянно напоминало о тебе,
ни на секунду не отпускало мысль о любви…
Я люблю тебя.
В прозрачных жилах твоего молчания струится красный песок.
Мой Ад
Стоять у бесконечной, высокой бетонной стены,
знать, что с другой стороны – ты, мой родной,
жаться изнемогшим телом к бетону,
звать, но бетон глух к звуку…
От бессилия плакать в голос…
Ладоням и коленям уже не больно.
Ни трещинки в этой стене,
каменном памятнике разлуке…
Нет, это ещё не ад.
Вдруг умолкнув, едва ли не сердцем
услышать
твои удаляющиеся шаги…
Верлибры… Еврлибры…
(Автоперевод)
* * *
Миллилитры моей лишь на четверть еврейской крови
впадают в Иордан.
А ты, еврей,
вообще не вода, а рыба,
родная плоть библейских вод.
Значит, ты во мне как в родной стихии.
* * *
Я больше еврейка, чем ты думаешь.
Мои светлые волосы и белая кожа –
идеальный предмет для истязания
на израильской жаре.
* * *
Мы с тобою вышли из Библии.
Мы покинули Библию…
Я надеюсь – ненадолго.
Наш грех праведен, но Священный Текст
позади нас или
над нами.
Мы с тобой упали с Библии, как с неба.
И на бренной почве
испытали мгновения вечного счастья.
Давай солжём себе, что Библия повсюду, она бесконечна...
Но это не оправдание.
Верлибры шашечные
* * *
Со мной у тебя не будет эндшпиля.
Потому что не было игры.
* * *
Твоя рука, занесшая в воздух шашку,
вдруг с тоской вспомнит
мои бережные поцелуи,
и капельки пота, как слёзы,
проступят на ладони.
У кожи хорошая память…
Ну же, твой ход – не медли…
* * *
Мой Мастер…
Ты не думай, что я шашка –
послушная, гладкая, белая…
Мол, можно прикоснуться,
спохватившись, поправить (волосы),
на время расстаться…
Я – шашечная доска.
Неприкосновенна,
загадочна,
опять нова…
Я поле боя.
И ты опять не сводишь с меня глаз.
Почти по Пушкину
Какая-нибудь Маша на mail.ru,
открыв дупло с любовной перепиской,
клавиатуры нежную кору
тревожит пальчиками не без риска.
А вот Дубровский нынче не дурак!
Он Маше шлёт приятные амуры,
а сам на порносайтах только так
живёт под ником, скажем, «Троекуров»…
Нет, он не остановит кадиллак,
в котором Маша, выданная замуж,
подушечками пальцев, теми – да уж! –
что слали письма, трёт туман стекла…
Никто
Я Пимен твой. Я скульптор твоей тени.
Я чистильщик камзола твоего.
Я та, что есть на свете без сомнений,
И та, что может всё из ничего.
А ты Давид. Ты статуя нагая.
(Камзол висит на стуле до утра.)
Ты, как слепец, уверен – я такая
И буду вечным светоносным Ра.
Но я не Феникс. Я живу однажды.
Я Жанна д’Арк, уснувшая от жажды
Любви. Я Одиссей из шапито.
Я подожду, пока ты, ослеплённый,
В пещере сердца дочерна влюблённый,
Взовёшь: «Кто ты?» и оглушу:
«Никто!»
Цикл из двух писем – моему другу по е-mail из Америки
Триолет
Облик твой – виртуальные буквы.
Голос – звук моего модема.
Изнутри экрана как будто
Облик твой – виртуальные буквы.
Я живу в твоём ноутбуке –
Ирреальном квадрате Эдема.
Облик твой – виртуальные буквы.
Голос – звук моего модема.
Рондо
Солнца свет – только символ, что твой материк в темноте.
Ты не спишь, ты мне пишешь, но знаешь, любимый, вон те
Зёрна клавиш не пальцы живые твои – хоть кричи.
Круглым телом вода закрывает твой город в ночи,
И светила смеются над нами, кичась в высоте.
Я в коннекте с тобой ощущаю слияние тел.
Мой зрачок – чужеземец, сейчас монитора лучи
Говорят о тебе больше солнца. Любимый, молчи:
Солнца свет – только символ,
Оболочка, что лопнет от ненапряжения тем,
Не возникших в беседе с тобой, в мировой пустоте,
Сквозь которую сеть мои мышцы и запах домчит
До тебя. Твоя кожа – к моим ощущеньям ключи,
Каждой порой дающие жизнь неземной простоте:
Солнца свет – только символ.
Сонет объятья
Замешкаться… Не виделись полгода.
Глядеть. И слушать, что он говорит.
…Пускай заря вечерняя горит –
но солнечного ожидать восхода!
Идём вплотную в толчее народа.
Коснулся невзначай моей руки…
Как жгли меня, нечаянно легки,
шаги к нему – любви кромешной всходы.
Остановиться. Он уже не снится…
Ещё раз, заробев, чуть отстраниться
и вдруг, про весь аэропорт забыв,
прижаться к цвета персика рубашке
и дать его рукам – родным, вчерашним! –
сжимать лопатки с силою судьбы.
Солдатка
В том июне были ночи
тёмно-душные.
И июньскою, как солнце,
душа моя…
Мужу утром – на войну. Плечи мужнины
из ковша я обливала, из ковша, ковша…
Целовала у висков ложбинки мокрые,
Руки крепкие его, загорелые…
Он прилёг… Я немо плакала: «Егорка мой,
Ты вернись ко мне, прошу тебя, целый…»
Я девчонка, восемнадцать лет и вёсен мне,
После свадьбы мы полгода прожили с ним…
…Той тяжёлой, ох, мозольною осенью
как тужила я в тылу, семижильная!
Но ребёночка рожала без стона я…
А живёт он только в строчке старательной:
«Мальчик – вылитый ты! Будет воином».
…Умер, и на столбике аккуратненьком
над могилкой, не привечен белым светом он,
повторяет крошка имя отцовское…
Что же письма мои, да с неответами
возвращаются?.. Да где же ты, сокол мой?
Прогремела гром-Победа салютами!
Я ждала его, ждала, неустанная.
…Он пришёл. И я, увидев, разутая,
к мужу… а с ним гостья незваная.
Руки крепкие его, орден-золото.
А любовь моя, моя – луг нескошенный…
– Это Женька, медсестра. (Очи долу та.)
На сыночка посмотреть не позволишь мне?
* * *
Только розовым пальцам Бога листать календарь,
в котором август похож на серп…
Нам с тобою – смешным Господним кровинкам –
было даровано двадцать восемь летних дней и ночей,
и, неполный, ущербный, месяц август зашёл за тучи…
Как ни смотри в небо, его уже нет!
И всё же счастье быть вместе длилось полный месяц,
ведь это мог быть не август, а февраль в невисокосный год…
И поэтому не странно, что за ним пришёл
хотя и не март, но не простой, а святой Сен-тябрь…
Он великомученик, и листья под ногами в сквере кровят.
Не удивляйся, мой лучик, если за ок-тябрём,
солидарным с нами (ок! вам быть вместе!),
придёт противоречащий но-ябрь и скажет весомое «но…»,
а дека твоей гитары так усилит мой крик: «Я люблю тебя!»,
что дека-брь быстро перейдёт
в этот пронзающий «Я…»-нварь,
а февраль уже был в августе, ничто не повторяется дважды…
Всё подвластно
только розовым пальцам Бога…
только розовым пальцам Бога…
только розовым пальцам Бога…
Им,
всевидцам,
перебирать двенадцатиструнный год-календарь
и пробовать на ощупь струну,
с поверхности которой сойдёт миг нашей новой встречи…
Богу
больно,
ведь одна из струн
поёт, как серп,
неутомимо сжинающий
дни,
в которые мы могли быть вместе…
Богу больно?
Его пальцы лежат под ногами в сквере, где нет тебя.
Я сижу на скамейке, поджав под себя ноги.
И ты ступай осторожно!
Жилы листьев кровят.
Где-то в горнем рождается миг. Бережны губы Бога.
Я просто чудачка, которая впервые познала счастье.
И боюсь сделать больно –
Богу, тебе, листьям – внутри облетающего календаря…
Визит
Виктору Бадикову
Бумага-плющ и плюш моих игрушек
могли б мечтать, что Вы придёте к нам?..
К той девочке, что младше пополам,
и беспокойна, и ничем не лучше
других… Ах, рты моих бумажных рыб
уже разинуты, стихи спешат на волю…
В Вас есть талант – рожденье обезболить
и вновь уйти до солнечной поры.
Вы – друг. Отчётливый, живой мираж? Но
сидите рядом, льёте ровный голос…
Не небо ли в апреле раскололось
на слитки поднебесных птиц? Бумажных,
чьё горло – ватный рокот и урок…
Я помню важность первого урока:
кораблик с грузом желтопёрых строк
был пущен Вашею рукою – лёгким хокку.
Я к Вам на «Вы» с огромной буквы «В».
Не оттого, что трушу иль пасую –
я опасаюсь обесценить всуе
сердечный гул... Так можно лишь молве
и тем, кто в жизни Вас зовёт на «ты»…
Прошу, знакомьтесь: мини-Хиросимка –
мой хрупкий мир икон и фотоснимков,
стихов и сказок, снов и суеты.
* * *
Мы знаем, что делать друг с другом.
Как высказать это ясней?
Так лезвие жадного плуга
вбирает земля по весне…
Так время ложится на камень…
Так воздух угоден костру…
Не надо учить нас строками
стихов, переборами струн…
И только Творец заглянул бы
в один из таких виражей,
чему не обучены губы,
но мёдом сочатся уже...