Эльвира Частикова

Эльвира Частикова

Четвёртое измерение № 4 (100) от 1 февраля 2009 года

Боровские страдания

 
Графический Боровск
 
Мы в городе этом бродили давно –

До эры цветного ТВ и кино,

Когда обносила снегами зима

Деревья, соборы, ограды, дома.
 

Блестели в нарядах своих кружевных

Оконца, лампады мерцали в иных.

Мы, глаз отвести не умея от них,

Пред жизнью чужой застывали на миг.
 

Бывало, что в кадр заплывал силуэт,

Томя узнаваньем. Пафнутий? Да нет!

Усы, борода… Циолковский! – Из лет

Учительства. Тут сохранился и след.
 

Как этих следов любопытен язык!

Уж раз был учитель, был и ученик.

Мы шли, не сбиваясь, то в гору, то – под…

И нас Евтушенко встречал у ворот.
 

А что вы хотели?! Снималось кино.

Глотая креплёные дни, как вино,

Командовал действием Савва Кулиш.
Мотор! Билось счастье сосульками с крыш.
 

Потом отзывались протяжно холмы

Церковными звонами… Знали бы мы,

Что именно сны чёрно-белой зимы

Сбываются светом, завесами тьмы

Средь гжели небесной, земной хохломы!

 
Центр старообрядчества
 
Вот город, вот площадь, вот Ленин на площади Ленина.

Машины снуют, как жуки. Можно шею свернуть,

Когда переходишь. Соседняя улица вспенена

Сиренью, дающей бензин перебить хоть чуть-чуть.
 

Провинция, ну, а движение – прямо столичное.

Куда всех несёт через Боровск? На аэродром?

– Боярыня где похоронена тут? – симпатичная

Старушка меня окликает, купившая «Бром».
 

Рукою, как Ленин, показываю от аптечного

Киоска ей путь, не улавливающей на слух.

– Ах, боже мой, боже мой, нет ничего в мире вечного, –

Бормочет она и двуперстием крестится вдруг.
 

Центр старообрядчества – Боровск – своей правдой голою

Всё держится. Манит, зовёт амплитудой ветвей.

И хмурый Ильич отпускает с руки птицу-голубя,

Бессильный хоть что-нибудь сделать под взглядом церквей.
 

* * *

 
Город окнами сверкает, как алмаз.

Не до вас мне, не до вас мне, не до вас!

Я сегодня этим городом больна

И покинуть его улиц не вольна.
 

Я вдыхаю жадно воздух дорогой

И сплетаюсь то с сиренью, то с иргой,

То с единственным на целый белый свет…

Никакой надежды вырваться мне нет.
 

Припадая к его левому плечу,

Ничего-то изменить я не хочу!

Пусть болезнь течёт, как слёзы по лицу –

В бесконечной благодарности Творцу.

 
* * *
 
Если ты пойдёшь со мною

Этой раннею весною,

Небывалой в веке нашем, –

Староконною… и даже

Дальше в гору – к храму, небу,

То ли к солнцу, то ли к Фебу,

Отражаясь в зеркалах

Всех окошек, как в глазах

Спутницы, к тебе прильнувшей…

Я скажу тогда: – Послушай,

А давай-ка постоим,

Родины глотая дым!

За прозрачной пеленою

Не спеша найти иное…

Может, дворник что-то скажет,

И качнётся ветвь слегка.

Мы ведь тоже – часть пейзажа,

Словно снег и облака.

Мы ведь тоже, мы ведь тоже –

Производное души.

Хочешь, то, что всех дороже,

Слово мне в ответ скажи…

 
Ревность

 

Я всех соперниц отвергаю гордо,

Угроз для нас с тобою не лепя.

Что – женщины?! Когда есть Боровск, город,

К которому ревную я тебя.
 

Ты смотришь с высоты его влюблённо

На монастырь Пафнутьев, речки ртуть

В спокойном обрамлении зелёном.

Мне на себя твой взгляд не оттянуть!
 

Ты в Боровске своем души не чаешь!

Я говорю с отчаяньем: – Он стар.

– Тем краше. Он – не дама, – отвечаешь.

И птица с неба подтверждает: – Кар!
 

Моложе Ноя, старше Авраама…

По стольку люди нынче не живут.

И мне внушает колокол из храма:

«Жизнь – тяжкий труд». И снова: «Тяжкий труд».
 

Я озираюсь. Все спешат сквозь лето.

Вот женщина с магическим лицом.

Что ревновать?! Однако город этот,

Река Протва у ног твоих кольцом!..

 
Провинция

 

В. Овчинникову

 
Ты ловко рисуешь на стенах старинного Боровска.

Приезжие машут руками, кричат тебе: – Здоровско!

Свои же – глаза опускают и вроде не жалуют,

Другим, подзаборным, прощая их азбуку шалую.
 

В провинции больше всего доверяют привычному,

Простому, житейскому, ясному, явно безличному.

А ты будоражишь и опережаешь течение,

Стремясь разгадать живописно сей жизни значение.
 

Ты кистью своей воскрешаешь, борясь с амнезиею,

Далекое прошлое, переживая с Россиею.

Но многих ли тянет в историю, в жуть, в потрясения?

Беспамятство хоть и болезнь, но порою – спасение.
 

Ты хочешь знать, с кем я? Конечно, с тобой и приезжими!

Приятно прибиться к их стайке, глазами их свежими

Глядеть на разбитые улочки с дивными фресками

И век совмещать свой с иными веками нерезкими.
 

Хитросплетения

 

Н. Милову
 

Мы ходили за лозою,

Чтоб корзинок наплести.

Но чудовищной грозою

Были встречены в пути.
 

Молнией черкало небо –

Вжик – автографы свои.

Ты в ответ твердил: «Не треба».

Я – «Мерси» и «Бон нюи».
 

Нам казалось – ночь настала,

Страшный суд, конец Земли.

Реки жидкого металла

С неба грозного текли.
 

Были мы никто на узкой

Тропке – дрожь одна и слизь.

И откуда мой французский,

Твой украинский взялись?!
 

Из другой какой-то жизни,

Позабытой за века?

Жаль, ковчег в моей Отчизне

Не найти наверняка.
 

Но, не плача и не ноя,

Мы молились. Дух мужал.

И Создатель Слово, Ною

Как-то данное, сдержал.
 

Вмиг повисло коромысло

Радуги, и мир стал нов.

А корзинок (в разных смыслах)

Нам наплел наш друг Милов.

 
* * *
 
Приглянулся камушек из-под Ваших ног.

Я его метнула в глубь кармана.

Ну, а Вам не боязно, мой кудрявый бог,

Что сие – лишь часть большого плана?

Долго ль Ваш разбросанный город, как горох,

Растащить по виду, по святыне,

По цветку – на тысячи стихотворных строк?

И считать своим его отныне…

Родниковой влагою горло орошать

И креститься, опуская веки…

И куда Вы денетесь, коль моя душа

Прирастёт к его душе навеки?

 
* * *
 
О нас с тобой уже судачат,

Переиначивают фразы…

Что ж, наших отношений фазы

Кому-то интересны, значит.
 

Я прохожу с тобою где-то,

Я улыбаюсь или плачу…

Провинциальные сюжеты

Становятся чуть-чуть богаче.
 

Я не кричу: – Какое дело

Вам до меня, едва знакомой? –

Поскольку я сама летела

На золотой свет заоконный.
 

И примеряла, будто платье,

Сей город, вздыбленный от ветра.

А любопытный обыватель

Лишь совершает ход ответный.
 

Мы натыкаемся, как в темень,

В масштабе малом друг на друга.

И в рамках выстраданной темы

Живем от зрения до слуха.

 
Новогоднее
 
От ёлки нарядной до ёлки нарядной,

Меж всполохом дней и минутой опрятной,

Ну, как о душе не подумать, о ней –

Размытой, щемящей, бессмертной, своей?
 

Звезду прикрепляя к верхушке колючей,

Ну, как не представить, что с нею, летучей,

Вот-вот устремляться к галактикам звёзд,

Куда переброшен невидимый мост?
 

На солнечной нитке, как шар хрупкий, держит

Нас жизнь. Может, с цыпочек как-то потвёрже

Встать и задержаться, доделать дела?

Пока для полёта душа тяжела.
 

Пусть станет, как пух, от иллюзий свободна.

На это и – время, забитое плотно.

И страх высоты усмирит, перебьёт,

И даст нам примерить к себе Новый год.
 

От ёлки нарядной до ёлки нарядной,

Ну, как не понять на земле ненаглядной,

В себя ли смотря, на других ли, окрест –

И ёлке, и нам для опоры дан крест?
 
© Эльвира Частикова, 2007–2009.
© 45-я параллель, 2009.