Девочка с мирабелью
Помнишь ли, донна белла,
Девочку с мирабелью,
Детского мира болью,
В первой борьбе с собою?..
В давнем саду счастливом
С ветки тяжёлой сливы
Робко ловила ты, и
Падали, золотые...
Сколько садов минуло...
Сколько веков тонула
В мареве мутно-белом
Девочка с мирабелью...
...Всё ж ты жива, бамбина,
Сколько тебя ни била
Жизнь по щекам наотмашь ‒
Жалко кривился рот лишь
Да на слезе хрустальной
Лучик играл печально...
Помнишь то лето, донна?
По небесам зелёным
Солнечные мотивы
Цвета янтарной сливы
Плыли над колыбелью
Девочки с мирабелью...
Отроческая обитель,
Можешь вернуть плоды те ‒
Тёплые мирабели,
Что так ладошки грели?..
Как же до них не близко...
Дух от осенних листьев
С горьких костров курится...
Кружат над садом птицы...
Просят простить?
Прощают?
Сорри, бамбина...
Чао...
Свидание с собой
Привет, ребёнок! Как твои дела?
Я много лет назад тобой была...
Ты помнишь наши страхи и болезни?
Я опасалась, что совсем исчезнешь...
Изгладишься...
Но ты опять пришла
В моё седое нервное бытьё.
Ах, умница! Мне так недостаёт
Твоей наивной веры в расчудесность!
Как беззащитно маленькое детство...
В каких заботах личико твоё...
Как будто говоришь: «Я потерплю,
Переболею и переболю...
Ведь главное, что мама будет вечно...»
Как страшно было плыть по струйке млечной
К большой реке смешному кораблю...
Да, опыта пока в помине нет,
Чтоб распознать микроскопичность бед
В их призрачной огромности тогдашней...
Всё так свежо, как будто день вчерашний
Шагнул в сегодняшний реальный свет...
Вот бабушка с её извечным: «Ешь!»
«Спи! Засыпай... Я здесь... я вот... а где ж...»
Рецепт её терпения утерян.
Она сидела сонною тетерей
Со мной бессонной, не смыкая вежд.
Вот папа ‒ сильный, смелый и большой!
Как хочется теперь хотя б душой
На полсекундочки к нему прижаться...
Да, ты права. Конечно же, ужасно...
Уж сколько лет, как он от нас ушёл...
А помнишь блюдце с ягодкой на дне?
Наливки свет вишнёвый в глубине
Графинчика волшебно-золотого...
Как вкусно дедушка её готовил!
И в стопочке чуть-чуть давали мне...
Да нет, тебе...
Ведь мы в саду твоём
Сегодня бродим мысленно вдвоём,
Печальная взрослеющая крошка...
Доверчиво тепла твоя ладошка...
Что ж... Мне пора... Спасибо за приём!
Ты помоги мне, как ни тяжело,
Оттуда побеждать пустое зло!..
Его так много... Я одна не справлюсь...
Летит над крышей солнечный журавлик...
А я надежду ставлю на крыло...
Случайная песенка
Едва ли эта песенка смешна,
Но и печали нету в ней ни грамма...
Проста и незатейлива, как гамма...
Ах, если б только знать, о чём она...
В ней жаркий абрикосовый мотив
И шёлковые звёздные припевы,
Соцветия июльской ночи спелой
И золото осеннего пути...
А что, скажи, на донце у неё ‒
В колодезной глуби высокой ноты?
Янтарный сон полуденного мёда,
Слепящий бирюзовый окоём,
Весёлый вальс рыжеющей листвы,
Как будто нет на свете увяданья,
И лезвие пустого ожиданья,
И капли откровений дождевых...
Ей невозможно душу распахнуть,
Как ты струну ни тереби, ни трогай...
Но слышишь ли живую тишину
За выстрелом случайным эпилога?
Кому такая песенка нужна,
Которая ни в чём не сознаётся?
Не правда ль, очень явная вина...
Создатель из лучистого окна,
Неузнанный, глядит на дно колодца...
Тут снимают кино
Тут снимают кино: о птенцах, о собаке соседской ‒
И моторчик сорокой задорно стрекочет с утра...
Но пошёл объектив кочевать по забытым сусекам,
Переплыв из сегодня в такое живое вчера...
Крупный план: молча жизнь бьётся лбом о стекло безнадёги,
Проверяя на прочность прозрачную нашу броню.
Псы-года исчезают, как в розовой пасти хот-доги,
А топорик реальности рубит мечты на корню.
Эпизод: берег моря, ракушки на ржавой жаровне.
На огне беззащитно распахнуто створок нутро.
Малый мягкий мирок раскалённой железке не ровня,
И чернеет, обуглившись, плоти добытой ядро.
Дубль три: удаление города ‒ места рожденья.
Самолётный разбег уменьшает его до нуля.
Операция длится четыре тягучих мгновенья.
Йодом выжжен покров на души обнажённых полях.
Переснять эти слёзы! Так много пролито? Не верю!
Наезжай на улыбку, морщины смущенного рта!
Повторите опять: ноги вверх, перевёрнутый велик,
А вокруг ни души...
Да... Нигде никого... Пустота...
Молодцы! Хорошо! Зарядите катушку по новой!
Грим старенья смените на юную кожу лица!
Эй, актёры, не спите! Работайте, пани-панове!
Этот фильм мы сегодня обязаны снять до конца.
Что с массовкой? Где танки? Где краски багровой цистерна?
Кто из драного шланга дождями смывает следы?
Напортачили, блин! Всё неверно и недостоверно!
Всё сначала! Да, братцы, напрасны все ваши труды!
Тут снимают кино: из гнезда вдруг птенец выпадает,
И собака над ним застывает в последний момент...
Самолётик-душа над закатною рощей летает...
Всё! Отснято! Спасибо! Закончили!
Титры.
The End.
Голландская живопись
Над Голландией снег и разбой
Белогубого алчного ветра.
Рощи терпят налёт безответно
И дрожат под злокозненный вой.
Нарастает в своей гущине
Рой ‒ метель не идёт на попятный.
Далматинские чёрные пятна
На земле всё бледней и бледней.
Над Голландией падает снег
Из небесных мешков безразмерных,
И работа невидимых мельниц
Так наглядна и зрима для всех...
Сто шагов ‒ и не видно ни зги...
Лишь вороньи крестовые стаи,
Как распятия, в небе летают,
Распугав беспросветность пурги...
По низам вьюжный стелется дым.
На верхах нынче серо и хмуро,
Словно Рембрандт на серых гравюрах
Недоволен собою самим.
Над челом одинокой сосны,
Засиявшей, как медный подсвечник,
На равнине опалово-млечной
Всходит круглое пламя луны.
На канале слюда всё прочней.
Всё яснее баржи тёмный контур.
Ночь.
Мешая белила и кобальт,
Пишет маслом Голландию снег.
Он рисует понурый, смурной
Мир, пропитанный стужею волглой...
Хутора, словно синие волки,
Желтоглазо следят за луной.
Такая вот история
У Неё в глазах печалька,
У Него в душе бельмо.
Он ей говорит: «Прощай-ка!»
А Она: «Идём домой!»
Месяц пёрышком сверкает.
Оба-двое молча ждут:
Вдруг какая-никакая
Да надежда во саду.
У Неё в руке разлука,
У Него ‒ колючка лжи.
На пороге ночка-злюка
Без ошейника лежит.
Разгрызает дни-денёчки,
Гложет косточки любви,
Стылой нежности комочки
Обслюнявить норовит.
У Неё на сердце выжжен
Неизбежной жизни знак.
Он из сердца память выжал ‒
У него большой кулак,
А оттуда красно каплет...
Маки маются в траве...
Капнет ‒ канет, капнет ‒ канет
В Лету лютую навек.
Но сирени прорастают
Прямо в паузы души...
Сонный дождь по крыше старой
Ходит, возится, шуршит.
Яблонь розовые чайки
Просыпаются к утру.
Развеваются печальки
Облаками на ветру.
А любовь сложила лучик
Из искринок росяных,
Из разлучек и болючек
Сшила небо на двоих.
Вот заря несёт букеты.
Маки встали из травы.
Точка.
Продолженья нету...
Дальше сочиняйте вы...
Колокольная колыбельная
Хэлли-хэлл... Колокола
Ранний вечер завершают,
Звоном словно приглашают:
Бросьте серые дела!
Поглядите, как хорош
Майский мир в нарядах белых...
Ничего не надо делать,
Просто слушать души рощ...
Тише, тише... Хэлли-лимм...
Воздух ландышево дышит.
Свет уснул на крыльях вишен,
Словно странник-пилигрим...
Замирает у ворот
Вечер, нежной грусти внемля,
И спускается под землю,
Где бессонный крот живёт...
Там Дюймовочка одна
С песней ночи коротает.
Ей тычинка золотая
В утешение дана.
Хэлли-тэлли... Улетай...
В темноте не место детям...
Детям нужно жить при свете,
А не в замке у крота.
Светлячки звезду несут ‒
Поднимайся к ней за тучи!
Не гуляй в траве дремучей ‒
В ней ведь страшно, как в лесу...
Медный вечер отзвенел...
В небе девочка летает ‒
Птичка-точка золотая...
Лолли-тэлли-хэлли-хэлл...
Соприкосновение
Стадо тысячезвёздное тычется
В бок молочной луны.
Пересвисты рассветного птичества
Всё сильнее слышны.
Но, увы, этих братств многочисленных
Невозможен союз.
Что поделаешь ты с голосистыми? ‒
По ночам не поют.
А для звёздной застенчивой детскости
Солнца гибелен сок.
День с ухмылкой своей звездоедскою
Появляется в срок.
Ночь спешит-поспешает стада свои
В темноту убирать.
А в небесных озёрах вода стоит ‒
В ней светло умирать.
Всё же птицам и звёздам даровано
Вместе в небе парить ‒
В миг, когда темнота зачарована
Вознесеньем зари.
И луною ли, солнцем ли вскормлены ‒
Ткут совместную ткань
И сплетают лучистые корни и
Среброзвучную рань.
Может, именно в кратком скрещении
Окрылённых систем
И заложены смыслы общения
Мира этого с тем...
Архитектоника
Как сложно строится любовь:
Из кубиков дневного света,
Из гаек звёздных и рубцов
Ночного тёмного вельвета...
Как эта башенка хрупка ‒
Без арматуры и цемента...
Довольно слабого толчка
И трещинки малозаметной,
Чтоб на пол, навзничь, наугад
Ей опрокинуться и рухнуть ‒
Разор, раздор, разлад, распад
В гостиной, спальне и на кухне.
Окно распахнуто. В него
Летят расхристанные шторы,
На выстланные синевой
Холоднокровные просторы...
В саду навязчивый сверчок
Визжит пронзительною дрелью,
Буравя медленно висок
Своей однообразной трелью.
Как странно, дико созерцать
Разломы мысленных конструкций...
На радужках, как в озерцах,
Мерцает блик луны округлый.
О, как легко вообразить
В один момент возникший хаос
И взглядом по лучу скользить,
В реальный мир уже спускаясь...
Давай любовь мы заключим
В квадрат твоих, моих ладоней...
Сияет башенка в ночи,
И полон света воздух в доме...
В нём стерженёк из нас с тобой
Прочнее всякого бамбука.
Над миром высится любовь.
Ей старый Эйфель в том порукой.
Так и есть
Не принимай меня близко к сердцу – принимай далеко,
Потому что на самом деле так и есть.
Ночь собирает в самый чёрный из всех платков
Растерянную по небу мелкую звёздную жесть.
Но принимай меня именно к сердцу – сделаем новый акцент.
Принимать меня к разуму – смысла нету давно.
Ветер рассеянно исполняет малоизвестный концерт
Для луны с оркестром сумбурных снов.
Нет, пожалуй, главное – чтобы ты меня вообще принимал:
В сердце, в дыхание, в кожу с горячим лбом.
Мир летит безнадёжно, затерянно мал,
В гулкую бочку ночи с выбитым неба дном.
Но основная идея – чтобы ты принимал меня ,
Потому что других – бесполезно. Попытка обречена на провал.
Жестяные звёзды колышутся и тихо звенят,
Как если бы ветер ночные ландыши целовал.
Принимай меня, словно голос собратьев с иных планет.
Но я ближе гораздо – в другой стороне земли.
Ветер замер, как будто ждёт сигнала извне.
Ночь вздыхает, как будто у ней душа болит.
Принимай меня всю, ощути от волос до стоп.
Прилетит мой посыл как важнейшая в мире весть:
Я люблю тебя... Очень-очень... Вот и всё...
Правда-правда... На самом деле... Так и есть...
Добыча
Возвращаться с добычею со стихотворных полей,
Уловить на лету белокрылую тёплую рифму,
Чтоб её заточить навсегда в чернобуквенной мгле,
Заключая в размер и строфу, как в тюремную призму.
Посадить на строку, как на цепь...
Как на привязь ‒ щенка...
Словно птицу щегла ‒ в крепко сбитую клетку катрена...
Так и жить ей отныне ‒ без солнышка и ветерка...
Как царевне ‒ в хрустальном гробу безысходного плена...
Приколоть на булавку, пронзить остриём концевым ‒
Пусть трепещет, как бабочка, бьётся, стремится сорваться!
А досель полонянка жила только небом одним...
Нынче можно зато раритетною штучкою хвастать!
Отпустите её на свободу, на вольную жизнь!
А иначе умрёт, словно дикий зверёк в зоопарке...
Что-то белое ночь напролёт надо мною кружит...
Может, пёрышки рифм...
Может, пишущих душ аватарки...
Запахи детства
Запах лука и нафталина,
Пригоревшего маргарина,
Мыла, дыма и керосина,
Мокрой шубки, дохи овчинной,
Старых валенок, новой книжки,
Кильки, кваса, борща, коврижки,
Снега, угля, белья с мороза,
Кур в сарае, золы, навоза,
Сена с волглого сеновала,
Закипевшего самовара,
Абрикосового варенья,
Жёлто-розового печенья,
Пирогов на подносе жарком,
Мамы в бусиках, платье ярком,
Папы с шиком одеколона,
Принесённой сосны зелёной,
Торта с кремом и мандаринов,
Свечки с каплями стеарина,
Плюша на сундуке старинном,
Теплой бабушкиной перины,
Дров в печи золотого действа ‒
Вот и всё, что хранило детство...
© Эмилия Песочина, 2018.
© 45-я параллель, 2018.