Творчество: музыкант
Ни доходный дом, ни аллея лип.
Ни хороший врач – тот, который лечит.
Твоё дело – звон.
Твоё дело – скрип.
Твое дело – скрипки босые плечи.
Твоё дело – звон.
Твое дело – звук.
Твоё дело – рук не согреть любимой.
Остаётся – бег. Остаётся – круг.
Остаётся музыки сердцевина.
Остаётся звук – как пшена посев.
Остаётся звон – по дороге дольней.
А тебя не ждут:
Позабыли – все!
Исключая тех, кто вообще не помнил.
Ни хороший врач – тот, который лечит.
Твоё дело – звон.
Твоё дело – скрип.
Твое дело – скрипки босые плечи.
Твоё дело – звон.
Твое дело – звук.
Твоё дело – рук не согреть любимой.
Остаётся – бег. Остаётся – круг.
Остаётся музыки сердцевина.
Остаётся звук – как пшена посев.
Остаётся звон – по дороге дольней.
А тебя не ждут:
Позабыли – все!
Исключая тех, кто вообще не помнил.
Лиличка: монолог
В моей голове – сады и песни.
В моей голове – хрусталь и холод.
Мой Маяковский с какой-то Пресни
пишет стихи, несмотря на голод.
Мой Маяковский играет в куклы.
Даже машинки ко мне приносит.
Утро в Берлине со вкусом клюквы.
Писем ё не пишет, когда попросят.
Вместе не можем: темно и тесно.
Мой Маяковский – в своём уме ли?
Странно, душа не находит места.
Вечер. Тринадцатое апреля.*
---
В моей голове – хрусталь и холод.
Мой Маяковский с какой-то Пресни
пишет стихи, несмотря на голод.
Мой Маяковский играет в куклы.
Даже машинки ко мне приносит.
Утро в Берлине со вкусом клюквы.
Писем ё не пишет, когда попросят.
Вместе не можем: темно и тесно.
Мой Маяковский – в своём уме ли?
Странно, душа не находит места.
Вечер. Тринадцатое апреля.*
---
*В 10-15 утра,14 апреля 1930, Владимир Маяковский застрелился.
* * *
Сложно быть упрямым самолётом,
неуклонно в гору стервенея.
Уходить в себя как на работу.
Закрывать перед собою двери.
Сложно быть блестящим и холодным.
Сложно для души достать запчасти,
Самого себя считая годным
для чего угодно, кроме счастья.
Сложно по ночам в свою кабину
приводить молчание и осень.
Молча гнуть летательную спину,
самолётность подвигов забросив.
А потом, проснувшись перед казнью,
улыбаться –призрачно и мнимо.
Жизнь для самолёта – это праздник,
постоянно проходящий мимо.
* * *
Мой двадцать второй апрель!
Красивый печальный зверь.
Усталый упрямый дом
бессмысленности – вдвоём.
Мой двадцать второй – залог.
Мой двадцать второй – замок.
Свобода с оскалом лжи!
Апрель, дурачок, держи
себя – не в руках, так хоть
в перчатках.
– Не вое-водь,
на воду не вой. Держись.
чужая подруга –
Жизнь.
Красивый печальный зверь.
Усталый упрямый дом
бессмысленности – вдвоём.
Мой двадцать второй – залог.
Мой двадцать второй – замок.
Свобода с оскалом лжи!
Апрель, дурачок, держи
себя – не в руках, так хоть
в перчатках.
– Не вое-водь,
на воду не вой. Держись.
чужая подруга –
Жизнь.
Таня – Че: монолог
Я помнила ваши песни,
я резала с вами воздух,
дрожала под вашей кожей,
тонула в чужой реке.
Майор*, уходить на север
неправильно, но не поздно.
Полгода дожди и сельва
и выстрелов турникет…
(и ваш огонек сигарный
и ямочки вдоль улыбки)
Оставим, майор, оставим...
Не плакать и не просить.
Ах, были бы вы бездарны,
какой бы тогда ошибкой,
насколько тогда бы проще,
простительней
вас любить.
Я помнила ваши песни!
как вы становились гимном,
как пятна на тёмном фоне
всё ширились и росли.
Прощайте, майор, прощайте.
Мне так не хотелось гибнуть.
Мне так не хотелось в спину
последней моей земли.
---
я резала с вами воздух,
дрожала под вашей кожей,
тонула в чужой реке.
Майор*, уходить на север
неправильно, но не поздно.
Полгода дожди и сельва
и выстрелов турникет…
(и ваш огонек сигарный
и ямочки вдоль улыбки)
Оставим, майор, оставим...
Не плакать и не просить.
Ах, были бы вы бездарны,
какой бы тогда ошибкой,
насколько тогда бы проще,
простительней
вас любить.
Я помнила ваши песни!
как вы становились гимном,
как пятна на тёмном фоне
всё ширились и росли.
Прощайте, майор, прощайте.
Мне так не хотелось гибнуть.
Мне так не хотелось в спину
последней моей земли.
---
*майор = commandante
25 мая 2009
* * *
Природа чемодана так проста!
Бенька
Природа чемодана, сна, угла.
Природа жизни, вышитой с изнанки.
Природа зла, точнее, недобра,
как губы в трещинах, как специи на ранку.
Природа мстит, как глупая жена,
по глупости ушедшая к другому.
Меняя души, джинсы, имена,
идём к себе, не выходя из дому.
Но не дойдём.
Поскольку за предел
своей физиологии не выйти.
Природа сна! Природа полудел!
Предательская чувственность событий!
Природа жизни, вышитой с изнанки.
Природа зла, точнее, недобра,
как губы в трещинах, как специи на ранку.
Природа мстит, как глупая жена,
по глупости ушедшая к другому.
Меняя души, джинсы, имена,
идём к себе, не выходя из дому.
Но не дойдём.
Поскольку за предел
своей физиологии не выйти.
Природа сна! Природа полудел!
Предательская чувственность событий!
Встречи по субботам
Четырнадцать граммов простых поцелуев.
И руко-творений.
И руко-скольжений.
Четырнадцать граммов – две маленьких пули.
Короткие игры прицела с мишенью.
Короткие правды – до ручки подъезда.
Короткие лжи – по нечётным неделям.
Держи меня чаще – мне это полезно.
Держи меня – еле
(Держи меня) – еле…
Твой дом-одиночка построен без лифта.
На взлётных полосках и звёздных пружинках.
Как жаль!
Ты не путаешь дедушку Свифта…
Как жаль…
Ты не ловишь ладошкой снежинки.
Как жаль, ты не ездил к Лягушке-Царевне.
Не шёл на дракона.
Не вёл караваны.
Люблю тебя просто, как дети печенье.
Люблю тебя – остро, люблю тебя – странно.
Люблю тебя!
…лютебя…
…лютебя…
ливнем
накрою глаза твои
волосы
кожу.
Попытка «останься» – попытка «погибнем».
Люблю тебя больше, чем это возможно.
И руко-творений.
И руко-скольжений.
Четырнадцать граммов – две маленьких пули.
Короткие игры прицела с мишенью.
Короткие правды – до ручки подъезда.
Короткие лжи – по нечётным неделям.
Держи меня чаще – мне это полезно.
Держи меня – еле
(Держи меня) – еле…
Твой дом-одиночка построен без лифта.
На взлётных полосках и звёздных пружинках.
Как жаль!
Ты не путаешь дедушку Свифта…
Как жаль…
Ты не ловишь ладошкой снежинки.
Как жаль, ты не ездил к Лягушке-Царевне.
Не шёл на дракона.
Не вёл караваны.
Люблю тебя просто, как дети печенье.
Люблю тебя – остро, люблю тебя – странно.
Люблю тебя!
…лютебя…
…лютебя…
ливнем
накрою глаза твои
волосы
кожу.
Попытка «останься» – попытка «погибнем».
Люблю тебя больше, чем это возможно.
* * *
Еl coronel...
no tienе...
le escriba*...
Сезон дождей.
Костюм не по погоде.
Он ждёт чудес от каждого прилива,
не зная, что их не было в природе.
Колумбия. Перевороты. Сырость.
Голодный кофе на обед и завтрак.
И почтальона жжёт его настырность:
– Вам писем нет.
Не приходите завтра!
Но он придёт, свободен и зависим
от вечности и петушиной бойни.
–Хоть вам никто не отправляет писем,
вы всё равно дождетесь их, Полковник.
no tienе...
le escriba*...
Сезон дождей.
Костюм не по погоде.
Он ждёт чудес от каждого прилива,
не зная, что их не было в природе.
Колумбия. Перевороты. Сырость.
Голодный кофе на обед и завтрак.
И почтальона жжёт его настырность:
– Вам писем нет.
Не приходите завтра!
Но он придёт, свободен и зависим
от вечности и петушиной бойни.
–Хоть вам никто не отправляет писем,
вы всё равно дождетесь их, Полковник.
---
*el coronel no tiene quien le escribа – полковнику никто не пишет (Г.Г.Маркес)
Танжер
Мы уедем в Танжер –
в это качество ливня,
в этот выпивший день, утонувший в росе.
Мы уедем в Танжер
Его здания-бивни
ни на что не похожи.
– Похожи на все!
Я куплю тебе мир и хорошие берцы
и, наверно, позволю курить коноплю.
Мы уедем в Танжер.
Мы захлопнули сердце,
Ненадёжное сердце в режиме «люблю»
Мы уедем в Танжер!
Я оформила паспорт!
Почему ты молчишь?
Ты ещё не готов?
Телефон.
Электричка.
Пакеты.
Лекарства.
И холодная пыль телефонных гудков.
в это качество ливня,
в этот выпивший день, утонувший в росе.
Мы уедем в Танжер
Его здания-бивни
ни на что не похожи.
– Похожи на все!
Я куплю тебе мир и хорошие берцы
и, наверно, позволю курить коноплю.
Мы уедем в Танжер.
Мы захлопнули сердце,
Ненадёжное сердце в режиме «люблю»
Мы уедем в Танжер!
Я оформила паспорт!
Почему ты молчишь?
Ты ещё не готов?
Телефон.
Электричка.
Пакеты.
Лекарства.
И холодная пыль телефонных гудков.
Мир первый: ящерица
Я превращаюсь в ящерицу.
Ползу
мимо бумажных змеев,
улиток,
улиц.
Золотом брюшка слизывая росу.
Под мимолётом тела слегка сутулясь.
Я превращаюсь в ящерицу.
Геккон.
Странной расцветки.
Вычурный.
Неприятный.
Тонкие лапки втравливая в бетон,
не оставляю права вернуть обратно.
Я превращаюсь в ящерицу – дела.
Красные люди.
Вечер.
Огонь.
Пустыня.
Не объясняй мне!
я_НЕ_понимаю зла.
Я только животное, раненное другими.
Ползу
мимо бумажных змеев,
улиток,
улиц.
Золотом брюшка слизывая росу.
Под мимолётом тела слегка сутулясь.
Я превращаюсь в ящерицу.
Геккон.
Странной расцветки.
Вычурный.
Неприятный.
Тонкие лапки втравливая в бетон,
не оставляю права вернуть обратно.
Я превращаюсь в ящерицу – дела.
Красные люди.
Вечер.
Огонь.
Пустыня.
Не объясняй мне!
я_НЕ_понимаю зла.
Я только животное, раненное другими.
плюс-минус (человек)
Внутри твоих снов, твоих мыслей, желаний и дел
рождается боль и живёт, как простой подорожник.
И ты понимаешь, что снова нащупал предел,
пройдя сквозь который вернуться уже невозможно.
А бабочка-совесть продолжит кружить и болтать.
И белыми крыльями не защищая от света,
твой раненый ангел оставит тебя подыхать,
и ты ему будешь почти благодарен за это.
И тонкие дни, прорастая стена за стеной,
Легонько задушат в своей паутинной пустыне.
И ты понимаешь, что вечность не станет иной
Плюс-минус гореть – всё равно, что плюс-минус остынуть.
рождается боль и живёт, как простой подорожник.
И ты понимаешь, что снова нащупал предел,
пройдя сквозь который вернуться уже невозможно.
А бабочка-совесть продолжит кружить и болтать.
И белыми крыльями не защищая от света,
твой раненый ангел оставит тебя подыхать,
и ты ему будешь почти благодарен за это.
И тонкие дни, прорастая стена за стеной,
Легонько задушат в своей паутинной пустыне.
И ты понимаешь, что вечность не станет иной
Плюс-минус гореть – всё равно, что плюс-минус остынуть.
музЫчность
На самом деле муза длинношеяя,
Как Белла Ахмадулина.
Извне
слова приходят в виде приглашения,
как пропуск к нескончаемой весне.
Давно бытует музы двуязычие:
слова-музей – и музыка из слов.
И жжёт, и ржёт,
довольна неприличием,
как маечка с нашивками fuck off.
Есть что-то в ней от древней бухгалтерии:
проступки и прозрения в кредит.
С процентами оправдывать доверие
приходит бронзы звон или гранит.
И тем вдвойне поэты виноватее,
когда подделки замуж выдают.
Пусть пишут хрестоматии предатели.
К ним музы всё равно не подойдут.
Как Белла Ахмадулина.
Извне
слова приходят в виде приглашения,
как пропуск к нескончаемой весне.
Давно бытует музы двуязычие:
слова-музей – и музыка из слов.
И жжёт, и ржёт,
довольна неприличием,
как маечка с нашивками fuck off.
Есть что-то в ней от древней бухгалтерии:
проступки и прозрения в кредит.
С процентами оправдывать доверие
приходит бронзы звон или гранит.
И тем вдвойне поэты виноватее,
когда подделки замуж выдают.
Пусть пишут хрестоматии предатели.
К ним музы всё равно не подойдут.
Под колпаком
нечитанной Сильвии Плат
Я под стеклянным колпаком.
Вокруг
снаружи
звери
люди
переставляют на потом
попытки слов и пытки судеб.
Я под стеклом.
На мне колпак.
Я дел копировальных мастер.
Пишу – не то.
Живу – не так.
Не тот формат, не тот фломастер.
Кто –
тычет пальцами:
Вокруг
снаружи
звери
люди
переставляют на потом
попытки слов и пытки судеб.
Я под стеклом.
На мне колпак.
Я дел копировальных мастер.
Пишу – не то.
Живу – не так.
Не тот формат, не тот фломастер.
Кто –
тычет пальцами:
– смотри!
Как нас смешно изображает!
Нет, ей не больно.
Изнутри
в неё зашит воздушный шарик.
Другие –
жалуют – сплеча:
(так голубей зовут к балкону)
учись терпеть.
Учись молчать.
Ведь ты не более, чем клоун.
Я под стеклянным колпаком.
Как звон пощёчин свеж и хлёсток!
Ну, разобью...
А что потом?
Кому нужна я вне подмостков?!
Как звон пощёчин свеж и хлёсток!
Ну, разобью...
А что потом?
Кому нужна я вне подмостков?!
Государство – это он
Господин государство!
Мне кажется, я старею.
Мне больше не хочется вас и себя менять.
Не хочется плакать.
Не хочется лезть на шею.
Не хочется пере-,
и про-,
и вообще – живать.
Господин государство,
мне хочется быть кораллом.
Скромным, послушным
– и строить со всеми риф.
Многие мне говорили, что я устала:
– верю
– не верю
– ищу отпускные рифм.
Многие мне говорили, что я растрачу
сны до копейки,
себя не одев в броню.
Только подумайте:
сколько живой удачи:
веку на блюде быть поданным как меню.
Только подумайте:
подданство без границы,
а не до паспортных смен и кредитных нор
………………………………………………
– Господин государство!
Вы будете очень злиться,
если я временно выставлю вас в игнор?
Реминисценции. Февраль.
В такие дни – выпрыгивать из окон
и небо лить в фаянсовые блюдца.
И быть дождем – и от дождя промокнуть.
И камнем быть – и камнем же вернуться.
В такие дни – ворочаться в постели.
Не спать, не спать, не веря валерьяне.
Достать чернил и плакать в Англетере,
писать письмо Есениной Татьяне.
В такие дни – болтать как рыба, править
души стекло холодными руками.
И чувствовать, как память убивает,
как время умирает вместе с нами.
и небо лить в фаянсовые блюдца.
И быть дождем – и от дождя промокнуть.
И камнем быть – и камнем же вернуться.
В такие дни – ворочаться в постели.
Не спать, не спать, не веря валерьяне.
Достать чернил и плакать в Англетере,
писать письмо Есениной Татьяне.
В такие дни – болтать как рыба, править
души стекло холодными руками.
И чувствовать, как память убивает,
как время умирает вместе с нами.