Фёдор Назаров

Фёдор Назаров

Сим-Сим № 13 (38) от 9 мая 2007 года

крещенская капель

 
Божественных здесь больше не играют

 

*

Божественных сегодня не играют.
Неловко.
В декорациях таких
Земную жизнь пройдя на семь восьмых
Окажешься в каком-нибудь сарае
С бутылкой – в лучшем случае – вина,
А в более простом – палёной водки.

Где на верёвке высушить колготки
Сложнее, чем повеситься, где над
Протёкшим потолком прокис чердак,
Где есть дверной проём, но нету двери…

И только томик Данте Алигьери
Не вписываясь в общий кавардак,
Всё будет наблюдать без интереса
Как ты при обстоятельствах смешных
В земном пути дойдешь до двух вторых.

Вдали от звёзд и сумрачного леса.

* 

 
А знаешь, здесь у нас снесли «Москву».
Не город, нет. Пока ещё не город.
Пока ещё местами только вспорот
Рельеф окрестный. Палую листву
Сквозь лабиринт строительных траншей
Гоняет ветер. В постерах картелей
Видны эскизы будущих отелей
А на местах старинных малышей,
Заманчивый, промышленный пейзаж,
И лунки от разрушенных гостиниц…

Здесь каждый норовит урвать гостинец.

В столице начался сезон продаж.

* 


Ни пуха липы ни гусиного пера.
Привычка глупая – желать себе удачи –
Обречена всегда на крик в ответ на плач и
Посыл не к чёрту, но ко всем чертям.

Вчера.
Был трудный день. Несло со всех сторон
Прокисшим молоком как в магазине.
Я наблюдал за красным апельсином
Садящегося солнца. Только он
Подходит – понял я – на роль творца
Всем остальным – помимо всякой воли –
Приписаны лишь маленькие роли
В общественной комедии конца.

*
Божественных здесь больше не играют.

 

Провокация осени

 

Провокация осени – можно считать – удалась

ты опять погрузилась в своё «ничего не хочу я»

все и так не легко, а полгода ни с кем не ночуя

привыкаешь к тому, что за окнами холод и грязь

 

Привыкаешь к тому, что твое междометие «нах»

Не смущает детей и старух, позабывших о тризне

Все кладется на музыку, только симфония жизни

Исполняется нынче лишь в самых минорных тонах

 

Весь мажор – на экране. В кефире и в слойках «ням-ням».

В порошке «Ариэль» и в прокладках летающих «кефри»

пропаганда здорового образа чьей-нибудь смерти

вызывает презренье к еде и критическим дням

 

стойкий запах чужих неудач заполняет страну

и витает, и кружит везде – от Москвы до Чукотки

депрессивный психоз замечательно лечится водкой

но и той не хватает. Живем, как в похмельном плену.

 

Провокация осени – старый, но верный прием,

я опять погрузился в своё «ничего не хочу я»

не красив – не умен – не силен – не любим – не ревнуем

не богат – не женат – не сестрат – не сдаваем в наем,

 

одиночества нет – есть заманчивый образ тоски

можно с ним породниться – сплотиться до крови и пота

 

только он не готовит обед, не стирает носки

и не станет, пожалуй, ходить за тебя на работу…

 

...........................................................................

 

Утром выйдешь из дома… куда-то девалась вся грязь…

и в симфонии жизни послышалась партия альта

свет застыл на бензиновых пленках сырого асфальта

 

Провокация осени – можно считать – сорвалась…

 

В этом городе нет аллей

 

Докурив «Житан», отправляю окурок в тишь

Глубины ночной и, не зная других приемов,

Выхожу во двор, за собой оставляя лишь

Чуть заметный свет

В рокировке дверных проемов.

 

В этом городе нет аллей. Ветер Норд-Норд-Вест

Снова дует здесь, разрывая вуаль туманов;

Вековая стройка с обильем отхожих мест,

Бесконечность свай

И засилье подъемных кранов

 

Растворяясь вновь средь отходов и вторсырья,

Замедляя пульс до игрушечных трех ударов,

Я с тоскою смотрю на птиц, для которых я

Стал давным-давно

Частью уличных тротуаров…

 

Метроном

 

Расписание жизни одобрено. Всё – позитив.

Ты гордишься отсутствием веры и вредных привычек.

Ежедневный размеренный грохот твоих электричек

Наставляет тебя на знакомый до боли мотив,

 

Метроном твоей жизни привычно чеканит свой такт,

Это просто как раз-два-три-раз: дом – дорога – работа –

Снова дом... Посиделки по пятницам, клуб по субботам...

Ну пожалуйста, солнце, ну сделай хоть раз всё не так!

 

Переври анекдот, посети магазин в неглиже,

Разукрась потолок и забудь о ремонте на кухне…

[Вроде, все хорошо, только что-то по-прежнему тухнет

За шикарной обивкой в твоей «идеальной» душе.]

 

Посади на балконе красивый цветок эдельвейс

Нарисуй рядом семь Белоснежек и глупого гнома

И тогда ты услышишь последний щелчок метронома

И чарующий лязг электрички, сорвавшейся с рельс.

 

Клевер [истерика]

 

Возьмите меня – закрутите как можно старательней,

Тащите силком на юга вплоть до крайнего севера,

Чтоб вспомнил я, чем отличается шар от касательной,

Чтоб вспомнил, чем пахнет трава и трилистники клевера,

 

Чтоб слово «катушка» не связано было с магнитами,

Чтоб раннее утро запахло и мхом, и берёзами,

Когда твой рассудок прошит электронными нитями,

Бывает совсем не легко различить эти образы.

 

Бывает же так – держишь крестик, а видишь в нем свастику,

Бывает – меняешься сам, а бывает – с гримерами,

Но если театр – это жизнь, как твердили нам классики,

То кто же нас сделал такими плохими актерами?

 

Статисты, суфлеры и сплошь закулисные пьяницы...

Пустые картины излишне слащавой пейзажности…

Одни второсортные роли… и, в общем, без разницы

В какой мизансцене событий сегодня окажешься…

 

И, в общем – то, всё так привычно, всё так одинаково,

Фанерное солнце садится за горы из дерева,

В букетах бумажных цветов без цветочного запаха

Порой попадается клевер, не пахнущий клевером…

 

Возьмите меня – закрутите как можно старательней,

Гоните пинками – да так, чтоб слетели и запонки

Мне пофигу, чем отличается шар от касательной,

Верните мне только любимые с юности запахи…

 

This game has no name

 

Любовники Осени в трансе – хозяйка ушла

Без бурных истерик, без слез, без любезностей в спину,

Нагнав на прощанье сырого московского сплина

Оставив в наследство здоровый небесный дуршлаг,

В который она научила преемницу Зиму

Отбрасывать снег. Только что-то случилось не так…

 

Декабрь не задался опять… Свой привычный полет

Прервали снежинки на время, и мысли не очень

Цеплялись за жизнь, когда в первые зимние ночи

Растаял на лужах осенний податливый лед …

И вновь родилось ощущенье «никто нас не хочет»,

И вновь показалось – никто нас, по сути, не ждет.

 

Философы спорили – что-то кричали гурьбой,

Искали окружность в сечении этой спирали.

Одни называли все это обычной судьбой,

Другие не звали никак – просто молча играли

В игру без названья, без четких уставов и правил

Где нет победителей – есть не начавшие бой…

 

Метаморфозы

 

Ты любишь любые утехи – духовные, плотские

Ты любишь кино и ночные прогулки по улицам,

А я не люблю ничего, кроме раннего Бродского,

А я не смотрю ничего, кроме фильмов Кустурицы.

 

Наверное, это не повод печалиться – сетовать,

Наверное, всё хорошо и всего в жизни поровну:

Одни помогают бездомным, и слушают Летова,

Другие стреляют в людей под сонаты Бетховена.

 

Ты пьешь свой «Мартини». С улыбкою смотришь на улицу.

Дождь снова загнал нас в кафе на углу Маяковского.

Сквозь призму бокала бармен стал похож на Кустурицу…

Мне страшно взглянуть на тебя…

вдруг увижу я Бродского…

 

Прогулка во сне

 

Рахману Кусимову

 

Мне сегодня приснился опять твой скучающий Питер

Город всех настроений – веселых, печальных, капризных,

Тот, куда сила воли и принцип случайных событий,

Исключают мое возвращение в нынешней жизни.

 

Пропечатанный кем-то в каналах и каменных плитах,

Город детской мечты, пусть размытой и малость потертой,

Сорок пять островов, облицованных серым гранитом,

Где, срываясь опять со второго на сорок четвертый,

 

Я бродил в этом сне, вдоль изгибов казанской подковы,

Вроде вновь среди вас, но опять ни к чему не причастен…

Улыбаясь смотрел, как над черной Невой в пол-второго

Разводные мосты делят город на мнимые части.

 

Я дошел до кунсткамеры вплавь, правда, выглядел глупо,

Я приснил себе литр коньяка – чтоб бороться с прохладой.

На другой стороне, окончательно дело запутав,

Летний всадник промчался галопом до Медного сада…

 

Мой будильник разрушил оковы дремотных обманов,

И, проснувшись в Москве, как всегда без особых усилий,

Я покинул твой город, холодным осенним туманом

Растворившись среди параллелей васильевских линий…

 

 

Триптих отсутствия

 

По случаю учета шницелей

столовая закрыта навсегда

О. Бендер

 

Туманное

 

Твой дом не здесь – здесь временное лежбище

Никчемный Альбион туманной юности

Москва тебя удержит пару лет ещё

Но это все уже – чужие трудности

 

Твоя страна лежит намного северней

Но там теплей, чем в Риге или Вильнюсе

Там в глупых юбках пляшут чьи-то девери

И градусник зимою редко в минусе

 

Гольфстрим – не я – согреет руки белые

Туман – не снег – твой дом слегка укутает

И мир споет родными децибелами

Наполнив прейскурант по чувствам фунтами

 

А здесь они давно уже приелись все

Здесь нет преград и нет преодоления…

Тебя здесь тоже нет…

Ну что поделаешь…

 

...В Москве туманы – редкое явление…

 

Я люблю тебя

 

Я люблю тебя. Карты замешаны.

В голове бравый марш треугольников.

Некто Горький влюбляется в Пешкова

Достоевского душит Раскольников

 

Снежным пухом небесного тополя

Мою комнату съели растения

Я хотел познакомится с Гоголем

Я хотел выпить водки с Есениным

 

Я б ему позвонил и представился

Я б сказал, что зовут меня Федею

Но молчит безнадежно – предательски

Абонент недоступного гения

 

На республики делятся унии

И трамваи гремят одноместные…

 

…Вот и жди тебя в этом безумии

До начала второго пришествия…

 

PS

 

Дрянная жизнь, потрепанная блядь,

Зазноба и политиков и пьяниц,

Опять встает – ведет на новый танец,

Хотя никто не хочет танцевать.

 

Забытых лиц потрескавшийся глянец

Я подшиваю в старую тетрадь

 

Разбив лицо на профиль и анфас,

Свернув тоску классических устоев,

На монотонной плоскости обоев

Я наблюдаю разность лунных фаз.

 

Мир без тебя похож на мир с тобою,

Но только в нем чуть меньше умных фраз...

 

Мульт

 

Все приметы лгут – это я ещё в детстве вычислил.

Если встанешь не с той ноги – то она сломается.

Абонент молчит. Недоступен. А может выключен.

В ожидании я немного успел состариться…

 

Плюнь в колодец через плечо, позабудь историю.

Это все вранье – Чингис-ханы, Антоны Ульрихи…

Я про них читал – но теперь ничего не вспомню я

Это всё, прости, лишь сюжеты забытых мультиков,

 

Винни-Пух подавился мёдом и встал на ролики,

Прошлогодний снег залепил пластилином улицы,

Братец  Лис наконец добрался до Братца Кролика,

А Чернушка… та оказалась обычной курицей…

 

Когда все друзья превратились в прекрасных бабочек

Я остался висеть один безнадежным коконом

 

Встав с обеих ног, я споткнулся о чьи-то тапочки

Пропади же в тумане ты, чертов ёжик, пропадом!

 

 

крещенская капель

 

я изредка скучаю по тебе,

пишу порою письма, но не чаще

чем раз в неделю, мой почтовый ящик,

расположившись в мусорном ведре,

глотает их…

 

среди моих вещей

теперь не встретишь прежнего расклада –

кто кончил врать, тому уже не надо

запоминать своих шальных речей.

 

я слышал, у тебя там тоже – фарс,

никто тебе не друг, никто не ровня,

и ни одна зараза не запомнит,

что ты не любишь рок-н-ролл и джаз.

 

в Москве стоит крещенская капель,

и зимний дождь переполняет лужи,

и, кажется, что будь тебе я нужен,

нашлись бы силы сдернуть карусель

и запустить её немного вспять…

 

да черта с два – в душе проклятым грузом

все тот же снег...

 

и снова смылись музы,

и в алфавите только буква «ять»…

 

«O, tempora!» [эпистолярное]

 

я, видимо, скоро вернусь.

нет,

про твой адюльтер

еще не забыл [он не вышел из сплетен и сводок],

но вдруг оказалось, что грохот твоих сковородок

намного приятней, чем их «что изволите, сэр?»

я, видимо, скоро вернусь.

буду вежлив и кроток…

конфеты, сухое шампанское,

кофе глясе…

 

здесь, знаешь ли, как-то паршиво.

никак не пойму:

зима ли так действует

или отсутствие споров

и то, что за матовой вязью морозных узоров

нельзя отличить от публичного дома тюрьму.

здесь все как один обсмотрелись «Ночного дозора»,

но, выйдя из тени, попали в кромешную тьму.

 

я все понимаю: эпоха являет свой дух

и вновь повышает сорвавшийся, вроде бы, голос.

у каждой «O tempora!» сразу испортятся «mores».

когда по TV, на глазах изумленных старух,

какой-нибудь Педро споет для какой-нибудь Лорес

дешевую мыльную оперу.

 

знаешь, мой слух

не очень-то нежен, но самая черная грусть

вселяется в душу, когда с перекошенной сцены

по воле продюсера пьяный и голый Ромео,

избивши Джульетту, читает стихи наизусть…

 

а впрочем, все это неважно.

к чертям все измены,

включи кофеварку

 

[я, кажется, скоро вернусь]

 

Скажите что-нибудь

 

Поэзию давно пора свести на нет,

Чтоб вновь переплести слова её и звуки,

Пока в своих домах не сдохли все старухи,

И в окнах не иссяк «тот несказанный свет».

 

Пока ещё стоят крещенские морозы

Над русскою землей. И самый первый снег

Принаряжает вновь пенёк моей березы,

Ночь, улицу, фонарь. И несколько аптек.

 

Поэзию давно пора распотрошить,

Разрезать на куски, промыть и перекрасить,

Ноктюрн на флейте труб уже совсем не катит,

Мгновений чудных нет, и с каждым часом жить

 

Становится скучней – некрасовская муза

Спилась в своем гробу, и дружною толпой

Сбежали все друзья прекрасного союза.

И из лесу никто студеною порой

 

Не выйдет на мороз, бубня под нос «вестимо»,

Не припугнет детей, прижав ружье к плечу….

Закрыли кошельки бродяги – пилигримы

Подъезд парадный пуст. Никто не скажет «Чу»…

 

Ночь. Улица. Фонарь. Но взорвана аптека.

И некому собрать расплесканную ртуть...

 

Окислился металл серебряного века.

Поэзия мертва.

 

Скажите что-нибудь...

 

Ноябрь-2004 – декабрь 2005
 

© Фёдор Назаров, 2004-2007.

© 45-я параллель, 2007.