Феликс Лаубе

Феликс Лаубе

(1934, Архангельск (?) – 1996)

 

Феликс ЛаубеСоветский поэт-песенник. Его отец – крупный военачальник, нарком внутренних дел Крыма и Киргизской АССР Ян Томович Лаубе, репрессирован в 1937 году. Феликс воспитывался в семье дяди – народного артиста РСФСР Ильи Судакова и народной артистки СССР Клавдии Еланской.

У Феликса был брат Андрей Янович Гончаров (Генрих Янович Лаубе, 10 февраля 1924, Симферополь – 5 марта 1996, Москва). Советский актёр театра и кино, артист эстрады, чтец. В 17 лет, осенью 1941 года, добровольцем вступил в партизанский отряд истребителей танков под руководством начальника отряда Гвоздева и командира отряда Спирина. Отряд формировался в Звенигородском районе Московской области. В отряде Генрих пробыл до изгнания немцев из района зимой 1942 года. В 1942 – 1943 годах работал электросварщиком на шахтах в городе Щёкино Московской области.

 

Сведения в редакцию-45 предоставил Борис Иванович Лукин.

2 ноября 2019 года.

 

 

Во времена Сократа и Демокрита люди не стеснялись признаться в незнании. Как-то незазорно это было. Так и говорили: «Я знаю, что ничего не знаю» (Кто ведает, кому из двух этих мудрецов принадлежит этот афоризм, наука, в подтверждение истины этой мудрости, до сих пор гадает). Да нам-то какая разница? Если уж мудрецы не стеснялись признаться в своём незнании, то что уж тут требовать от человека непритязательного, простого в обхождении и мыследумии. Однако и нынче, в век кибернетики, компьютеризации, освоения космоса и глобализации, кого удивишь тотальным незнанием? Ну, кто смелый? Ауу! Брось камень в незнающего! И тишинаааа...

Вот и я, не швыряюсь камнями и не прячусь от них, уж я-то знааааю: не найдётся такой смелый, чтобы в меня камнем запулить. Нет, ну может выскочит очередной Анатолий Вассерман – тогда и он может схлопотать, задай ему кто-нибудь вопрос из области феминологии. Хотя, кто его знает, может и вывернется...

Поэтому, когда я услышал имя Феликса Лаубе, без всяких там – «покраснел», «побледнел», «заикаться стал» – честно, а главное – принципиально, сам себя и «построил»: «Кто такой? Почему не знаю?»

Вызывающе чужеземное – для читателя, привыкшего к русскоязычным именам и фамилиям поэтов! – имя Феликса Лаубе возникло передо мной случайно, когда я его совсем и не ждал. Размышлял я в ту пору над аннотацией к своему графоманскому опусу, и неожиданно всплыла из закоулков памяти строчка: «Вот и встретились два одиночества...» Вообще-то закоулки нашей памяти многое хранят, сам не знаешь что, когда выплывет. Но на этой одной строчке память и застопорилась. А я человек любопытный, чем неоднократно раздражал свою родню, мол: «Откуда? Что это за? И куда всё деётся?»

Набираю я в поисковике «Вот и встретились два одиночества...», и мне мой верный кореш и помощник выдаёт: «Вахтанг Кикабидзе, «Вот и весь разговор»; композитор Алексей Экимян; стихи Феликса Лаубе». С Кикабидзе всё ясно, тут и в гугл не ходи, то ли голос при внешности, то ли внешность при голосе, не по тому, так по другому сразу узнают. И с Экимяном всё ясно, коль запамятовал – «зарули» в известную всем интернетовцам «Википедию», она многое о человеке расскажет, даже то, что он сам про себя не ведает! А с Феликсом – загвоздка выходит. Залезаю в «Вики» – результат нулевой! Ну, думаю, бог с ней: «Википедия» и есть «Википедия», двумя словами – «писк моды». И берусь я за фундаментальное, многопудовое, за «Большую советскую энциклопедию». Нету! Нету там Феликса Лаубе! Может, не там искал? Может, на «Фе»? «Фердинандов» пруд пруди, даже и танк в этот список присовокупили, а Феликс где?

И тут до меня дошло: да ведь это закономерность расейская себя проявляет. Мол, «Сделал дело – гуляй, Вася, иди себе с Богом! Что? Ах, может тебе ещё и мяса хочется?» (Извиняюсь, это классик вклинился, Гоголь Николай Васильевич цитатой из повести «Как поссорился Иван Иванович с Иваном Никофоровичем») Нет, ну кому-то и «мясо» доставалось: вон, Лебедев-Кумач при жизни в славе купался, Матусовский, к нему примкнувший, тоже при славе был. Только кто же, стоя на пьедестале, вдруг вздумает подвинуться, чтобы другому места толику дать? Дураков нету. А потому, дорогой автор, встань-ка в очередь: видишь, какая она длинная! За славой-то, пусть хоть и посмертной...

И скажите мне, как и что судить о человеке, коль ничего про него не знаешь? А просто. Суди о человеке по делам его. А в нашем случае – по словам. По счастью, остались от Феликса Лаубе слова, остались песни на его стихи, вот по ним и будем судить о человеке.

Тому, кто в детстве с зажатыми в кулак тремя копеечками бежал через дорогу к тётеньке, которая на законное ваше требование «Мне с сиропом!» говорила: «Тебе с каким сиропом, детка, с грушёвым или малиновым?»; тому, кто помнит устоявшийся в вашей комнатке запах маминой любимой «Красной Москвы», перебиваемый лишь горьковатым отцовым «Гвардейским»; тому, кто на всю жизнь запомнил цвет единственного маминого выходного крепдешинового платья, да отцовы брюки, из-под которых туфель не выглядывает, тому не надо объяснять, о чём говорил Феликс Лаубе.

Кухня коммунальная на пять семей, соответственно, пять столов с керосинками на каждом, но сегодня, в этот вечер, столы сдвинуты в один ряд; a на этих столиках – тарелки «разнокалиберные», в которых переливается рубиново-изумрудный винегрет, картошечка дымится, огурчики да капуста прошлогоднего засола, селёдка призывно хвостом да лучком дразнит. А добавьте к этому натюрморту бутылки водки, только что из-под крана, из-под холодной воды выдернутые. И вот за этим столом вся «коммунашка» рядком сидит. День-то особый, день – Победный, 9 Мая. И хоть и отменила власть советская праздничный день, да кто ж запретит мне после работы с соседями посидеть, друзей-товарищей погибших помянуть и своё живое существование отметить? И пацанва квартирная рада: в очередь крутят ручку патефона. В раскрытое окно, навстречу весеннему цветению плывёт песня:

 

Мирное небо над крепостью Бреста,

В тесной квартире счастливые лица.

Вальс. Политрук приглашает невесту,

Новенький кубик блестит на петлице.

 

А за окном, за окном красота новолунья,

Шепчутся с Бугом плакучие ивы.

Год сорок первый, начало июня.

Все ещё живы, все ещё живы,

Все ещё живы, все, все, все…

 

Привожу активные ссылки на два видеоклипа:

первый вариант – исполнитель Иосиф Кобзон; второй, ставший нынче чрезвычайно популярным после выхода фильма «Шпион», – поёт Светлана Сурганова. Нажмите на имя и фамилию исполнителя. Послушайте. Сравните. Не пожалеете потраченного времени – ни в том, ни в другом случае… 

 

«Остановись, мгновенье, ты прекрасно!» (Между прочим, Гёте сказал, иноземный классик, в бессмертном произведении под ником «Фауст»).

И как же хочется, чтобы это моментальное фото довоенных ещё дней задержалось, чтобы подольше продлилось это состояние безмятежного и тихого счастья... И только в повторяющемся рефрене «Все ещё живы, все ещё живы...» – предчувствие трагедии, беды. И если бы знать, если бы предвидеть, как судьба повернётся... Да ведь не скажешь –«Судьбинушка-судьба, повернись ко мне передом, к лесу задом!» Каким боком захочет, таким и повернётся.

И здесь, думаю, самое время дать слово Феликсу Лаубе: в Инете-таки нашлась прямая речь поэта:

 

– Сам я из поколения тех, чьё детство «зацепила» война. Хорошо помню натужный гул фашистских бомбовозов, пролетавших в небе над нашим селом Успенским в сторону столицы. Многие годы спустя, когда я вновь побывал в родных местах, мне вдруг вспомнилось всё до мельчайших подробностей. И почему-то ярче всего – голубое и бездонное довоенное небо в начале июня сорок первого. И пришли эти самые строчки про то, каким оно было для тех, с кем вскоре навсегда разлучила война… Показал стихи одному знакомому композитору, другому. Никто не хотел браться за эту песню.

И только Павел Аедоницкий, которому я тоже решил показать стихи, буквально «вцепился» в них, настолько они его взволновали…

Аедоницкий взял песню в Сочи, на песенный конкурс, куда его пригласили как члена жюри. Встретив Иосифа Кобзона, который тоже был в жюри конкурса, Аедоницкий протянул ему клавир «Довоенного вальса».

Вскоре состоялась премьера. А на «Песне-84» Иосиф Кобзон спел её, придумав ту самую мизансцену с пустующими креслами, которая всем так врезалась в память.

 

– Конъюнктурщина!

– Кто сказал? Откуда камень прилетел?

– Из двадцать первого века!

– И где, мил-человек, ты конъюнктуру углядел?

– «Политрук»!

Вона что... признаться, и мой взгляд это слово царапнуло. И вспомнил аналогичный случай. Ефим Фомин звали человека. И что его толкнуло в политруки податься? Родом из бедной семьи, отец – кузнец, мама – швея, наверняка на хлебное место планировал. А судьба обернулась Брестом. И судьба распорядилась ему возглавить оборону крепости. И что интересно, по состоянию на 22 июня 1941 года в списочном составе гарнизона Брестской крепости числилось ажно несколько генералов. А оборону возглавили два лейтенанта и он, политрук. И что характерно, по пятой графе своей коротенькой анкеты, надлежало ему от войны отсиживаться в Ташкенте. А анкета у него коротенькой оказалась, в конце июня по доносу недавнего своего боевого товарища, расстреляли его немцы у Холмских ворот Брестской крепости как политрука, а также по неисправимой пятой графе.

Вот такое продолжение у «Довоенного вальса»... Вот такая «конъюнктура»...

А у Феликса Лаубе много таких «конъюнктурных» текстов. Вот к примеру, песня о Керчи, или «Незабудка». Я по наивности обрадовался, думал, наконец-то, лирика, весна, лютики-цветочки, незабудки. А вышло...

  

Сорок первый – далёкий,

Сорок первый – неблизкий...

Снова слышится голос батальонной связистки,

Снова голос кричит мне в телефонную трубку:

– «Сокол», я – «Незабудка»,

«Сокол», я – «Незабудка»!

Весь огонь батареи

По квадрату «17»!

– «Сокол», милый, скорее:

Танки могут прорваться!

 

Да простит меня Феликс Лаубе, что вклиниваюсь в его творчество несколькими строками своего сочинения. В очередной раз в День празднования Победы сами собой возникли строчки:

 

Банальными до неприличия словами

Встречает этот День страна.

А кажется, чем дальше – тем с годами

Куда уместней Тишина...

 

В стихах Лаубе о войне (а о войне – почти каждое стихотворение – хоть строчкой, хоть словом), нет пафоса, нет всхлипов и рыданий. Они – тихи, словно Минута Молчания. Даже в великой песне Тухманова «День Победы», к сожалению, затёртой до штампа, присутствует пафосный настрой.

Много я лозунгов слыхал, сам не кричал, но «энтузиастов» глотку драть видел. Помнится, на митинге протеста против происков империализма (а кроме того, что у империализма «звериный оскал», больше о нём никто ничего и не знал), кричали: «Миру – мир!» «Нет войне!» В такой «пафос» не верю! Вот как Станиславский – «Не верю!» А в стихи Лаубе верю. И хоть нет в них набатного колокола Бухенвальда, отчего же хочется прошептать словами Окуджавы: «Ах, война! Что ты, подлая, сделала?»...

«Бойтесь равнодушных!» – так завещал потомкам замечательный чешский журналист Юлиус Фучик. И сдаётся мне, что поэт Феликс Лаубе равнодушным никогда не был. И в стихах его – давайте говорить – в стихах, а не в «песнях», всегда звучит нерв человека искреннего, восторженного, как и надлежит поэту, имеющему обнажённый нерв.

Были ли его стихи-песни востребованы? Слово-то какое, чем-то казёным, сухим и «статистичным» веет от него... Вот, к примеру, востребована ли была песня «Наш паровоз, вперёд лети, в коммуне остановка!»? Ещё как! Да на комсомольско-партейных собраниях, да на вокзалах у эшелонов, отправляющихся по «розе ветров», в смысле: «Дан приказ ему на запад, ей – в другую сторону», правда, через пять минут песня эта забывалась, но это уже другой разговор. Или вот песня: «Мама! Я жулика люблю, мама, я за жулика пойду!» Кто скажет, что эта песня не востребована? А в глаза мне, в глаза! То-то и оно, честнее надо быть перед собой.

В нынешней России почти миллион заключённых, точнее, 924 тысячи. Из них – по самым скромным подсчётам – около 10 процентов – женщины. И песня о любви к жулику может быть для них вроде гимна. Такая у них душевная конституция вырисовывается. Только сдаётся мне, что ткачиха фабрики имени Третьего Интернационала Клавдия Иванова не будет объясняться в любви жулику. «А выйдите-ка, Клава Иванова, встаньте-ка перед глазами своих товарищей-комсомольцев а также беспартейных ваших наставников, отчитайтесь-ка в своей интимной близости с классово чуждым нашему пролетарскому обществу Петькой, по кличке «Косорылый»! Не будет петь эту песню и учительница начальных классов, «отличница просвещения» Татьяна Дмитриевна Ларина, а также медсестра больницы районного назначения Антонина Козлова. Вот то-то и оно... Востребованность востребованности – рознь.

А стихи Феликса Лаубе были востребованы и ткачихами, и медсёстрами, и учителями, комсомолками и беспартийными, соплюхами в «прыщеватом» возрасте и женщинами, как говорят, в возрасте «баба – ягодка опять!» И, что самое интересное, уверен, что и востребовавшие «жулика», в своих заветных «дембельских» тетрадках, записывали втихаря строки:

 

Не сложилось у песни начало,

Я не знаю, кто прав, кто неправ,

Нас людская молва повенчала,

Не поняв, не поняв, ничего не поняв.

 

Просто встретились два одиночества,

Развели у дороги костёр,

А костру разгораться не хочется,

Вот и весь, вот и весь разговор.

 

Вспомним, вспомним эту пронзительную песню. Слава богу, есть такая возможность: итак, слушае Вахтанга Кикабидзе.

На лесной поляне, на привале у костра, в застолье и со сцены, хором и соло звучат бардовские песни. Их по праву называют стихами под музыку. Попробуйте спеть хором, в застолье, в окружении друзей и подруг песни на стихи Лаубе. Не получается... почти каждая его песня – это откровение, то, что, наверное, можно назвать «интимной лирикой», когда человек остаётся один на один со своею душой. И потому голос у этой песни – приглушённый, тихий. Не будешь ведь о своём личном, интимном кричать во весь голос. Есть так называемые «постные дни», когда человек постится, чтобы очистить свой организм от шлаков. И есть «потаённые дни», когда разговор ведётся только со своей душой, день «очищения души от шлаков». Напевные стихи Лаубе как раз для таких дней.

В стихах поэта вы не найдёте «официоза». Даже в тех, что написаны на заказ (кто ж будет отрицать такое явление в творчестве каждого художника, «кушать-то хочется», и Лаубе –  не исключение), нет идеологизированной составляющей, а есть человек со своим миром-вселенной, будь то артист, будь то солдат, будь это женщина, будь это «два одиночества». И в песне «Солдатские сны» вопреки пожеланиям тех, для кого человек всего лишь «элемент государственного организма», для Лаубе – в первую очередь это Человек со своими земными желаниями и снами. Вот как сам поэт (опять же – спасибо Инету!) рассказывал об истории создания песни:

 

– В ту пору я учился в Щукинском театральном училище. Занимало оно здание, на первом этаже которого располагалась Мосэстрада. Мы, студенты, поэтому часто встречались и даже общались творчески с артистами. Я, к примеру, был дружен с певцом Михаилом Гальпериным. Зная о том, что пишу стихи, тот сказал мне однажды, что к юбилею Советской Армии ему нужна солдатская песня и попросил текст для неё, заявив, что знакомый композитор готов написать к этим стихам музыку. Подходящих стихов к этому случаю у меня не было, но свежи были в памяти впечатления от встречи с армией во время сборов спортсменов, которые проходили в расположении гвардейской Таманской дивизии. Жили мы тогда в солдатских казармах, спали на двухъярусных койках. Вспомнились почему-то именно эта деталь, а также сигналы тревоги, нередко нарушавшие наш сон. И сами собой пришли строчки:

 

После отбоя,

Когда засыпают солдаты,

В сумраке ночи,

Минуя бесшумно посты,

Входят в казармы

И бродят в подушках измятых

Ночью незримой

Солдатские сны…

 

Одним словом, вскоре я отдал своё стихотворение певцу, тот – композитору. И через некоторое время песню уже прослушивал художественный совет Мосэстрады, который возглавляла в ту пору Надежда Апполинарьевна Казанцева. Стихи одобрили, а музыку… забраковали.

Решено было передать эти мои стихи присутствовавшему на прослушивании композитору Вано Мурадели. Вот тогда-то я впервые с ним встретился. Познакомились. Он первый и преподал мне наглядный урок того, как надо работать над песней по-настоящему.

«Надо писать, как пишут все, но чуточку подвинутей, то есть талантливо», – говорил Вано Ильич. Когда он садился за инструмент и принимался за работу над произведением – это был концерт. Мне посчастливилось быть свидетелем рождения не только собственной песни, но и «Бухенвальдского набата». Лучше и сильнее этой его песни я не знаю…

 

А песню Феликса и Вано «Солдатские сны» поначалу отказывались публиковать, записывать на радио и грампластинки. Но она всё равно и вопреки всему нашла дорогу к слушателю!

У каждого творца, поэта или писателя, музыканта или художника, столяра-краснодеревщика или кузнеца, есть обязательно «лебединая песня». Возьму на себя смелость утверждать, что для поэта Феликса Лаубе «лебединой песнью» являются стихи «Жалею тебя».

Автор музыки – композитор Алексей Экимян, а первая исполнительница этого замечательного произведения Людмила Зыкина.

 

В каждой бочке мёда обязательно отыщется «ложка дёгтя». Искать её не надо, мир «не без добрых людей» – сами протянут. Вот и нынче, из «живого журнала» тянется рука с этой самой «ложкой». В поисках сведений о Феликсе Лаубе посетил множество сайтов – обе стороны Атлантики. Спасибо «живому журналу», кое-какие интересные сведения отыскались... И в то же время жаль, что не было «живого журнала» во времена Швейка – ведь в нём – свобода такая, что бравому солдату и не снилась. Только особенность одна: сия «свобода» всегда под «никами» прячется. Вот и в этот раз, «ложка дёгтя» протянута ником solitaire17:

«Женшины из великих превратились опять в жалельщиц. Это одна из причин того, что мужчины стали пить – не для кого стало стараться быть Богами. НЕ стало Богинь. Произошла подмена Женщины на христозную жалельщицу. Ну что на это скажешь –  криптослова некоего Феликса Лаубе – то ли протестанта, то ли иудея Лаубе – переделанная транскрипция от слова имени Лейба – Левит».

А может это существо, спрятавшееся за «ником», право?! Не должно монументу с острова Пасхи растекаться слезами под людмилозыкиновскими стенаниями на стихи Лаубе под музыку Экимяна, недостойно это высокого звания Истукана! Кстати, слова – то ли Лаубе, то ли лейбы, музыка Экимяна... Где русский дух? Где Русью пахнет?

Грустно всё это, грустно и мерзко... И вспоминается: «Каждый рассуждает в меру своей воспитанности... или распущенности». И утешает одно: коль не дано этому самому «нику» чувство сострадания, сочувствия, так не дано, наверное, ей и родительское чувство... Остаётся лишь «истуканство»!

Редкий автор откроет вам свою творческую мастерскую. Порой он сам себе не может объяснить «из какого сора растут стихи, не ведая стыда». Всплывёт откуда-то из «задворок» подсознания слово, или в суетной картине нашего бытия выхватит глаз маленький квадратик кадра, и всего лишь и надо к этому – капельку вдохновения. И поди знай, откуда же истоки «лебединой песни» Феликса Лаубе?

 

Но:

 

Там, бесконечно и верно любя,

Женщина скажет: «Жалею тебя».

 

И:

 

Ярославна кличет молодая,

На стене рыдая городской:

«Возлелей же князя, господине,

Сохрани на дальней стороне,

Чтоб забыла слёзы я отныне,

Чтобы жив вернулся он ко мне!»

 

(«Плач Ярославны» в изложении Николая Заболоцкого)

 

«Холодно, холодно!» Вовсе не истина, что стихотворение «Жалею тебя» родилось из «Плача Ярославны»...

«В сёлах рязанщины, в сёлах смоленщины...» – «Есть женщины в русских селениях...» (из поэмы «Мороз – красный нос» Николая Некрасова). «Теплее?» Наверное. Ещё «теплее» становится, если мы обратимся к другой поэме Николая Алексеевича Некрасова, к поэме «Русские женщины». Стоит только вспомнить, что же подвигло русских женщин, княгинь Зинаиду Трубецкую и Марию Волконскую, отправиться в далёкую Сибирь… Скорее всего, вот этот вечный зов в сердце женщины: «Жалею тебя!» Русская природа, русский быт делают замечательную «прививку» русского кода. И уже француженка Полина Гебль, влекомая тем же зовом, отправляется (для русского человека – ужасную, а для неё – француженки?) в Сибирь к «нечаянному» своему суженому декабристу Ивану   Анненкову. Но, но... «Жалею тебя...» «Теплее, теплее…»

«Жалею тебя...» – и:

«– Что вы, что вы это над собой сделали! – отчаянно проговорила она и, вскочив с колен, бросилась ему на шею, обняла его и крепко-крепко сжала его руками.

– Нет, нет тебя несчастнее никого теперь в целом свете!

– Так не оставишь меня, Соня? – говорил он, чуть не с надеждой смотря на неё.

– Нет, нет; никогда и нигде! – вскрикнула Соня, – за тобой пойду, всюду пойду!»

(«Преступление и наказание», Фёдор Михайлович Достоевский, сцена встречи Сони Мармеладовой и Родиона Раскольникова)

Вовсе не факт, что Лаубе в минуты создания стихотворения напевал Есенина, но:

«Жалею тебя...» – и:

«Пишут мне, что ты, тая тревогу,

Загрустила шибко обо мне…»

(«Письмо к матери», Сергей Александрович Есенин)

Словно эстафета из седой старины в век двадцатый, от автора к автору передавался образ Русской Женщины, сердобольной и душевной…

Латиняне – ну очень дряхлая нация. А ведь известно, что с дряхлостью, то есть с годами, является человеку мудрость. Вот и латиняне с годами пришли к мудрости и одарили человечество множеством философских фраз и изречений. Вот, к примеру: ARS LONGA, VITA BREVIS, то бишь: искусство долговечно, жизнь коротка. Ко всяким этим мудростям они добавили бонус в виде имён собственных. И... вот, однако, какая неожиданность, ФЕЛИКС – это от них, от латинян до нас дошло. И означает это имя в переводе на наш, детсадовский, по сравнению с латинским языкoм – «счастливый, преуспевающий». Может, так оно и есть. Насчёт «счастливый» можно ещё и порассуждать, а вот – «преуспевающий»...

В апреле 2004 года состоялся вечер памяти поэта Феликса Лаубе, на котором выступили многие его друзья, композиторы, исполнители песен. Афиши концерта видел, но записи концерта сколько не искал – не нашёл. На этот случай ещё одна мудрость от «дряхлых» латинян: BENE QUI LATUIT, BENE VIXIT – хорошо прожил тот, кто прожил незаметно. Ко всему прочему, Феликс – не только счастливый, но вдобавок ещё и – «любимец матери». Вот она и разгадка, почему так тонко и лирично воспевает он женщину, почему в его стихах женщина – это и ХАРАКТЕР, это и ДУША, это – и образ Родины. А как же иначе? Долг, однако, платежом красен.

Мы тоже «не лыком подшиты», и на ихнюю мудрость можем и свою предъявить: «Скажи, кто твой друг, я скажу кто ты». Я слушаю голос Георгия Мовесяна, композитора, друга Феликса, исполняющего песню на стихи Лаубе «Моим друзьям...» И странное ощущение, будто соприкоснулся с легендой о моцартовском «Реквиеме»... будто в этом стихотворении не просто посвящение, но прощание с друзьями... 

А списку друзей Феликса Яновича можно позавидовать. Дай Бог нам таких друзей по жизни талантливых, а самое главное – преданных...

У замечательного, слегка подзабытого (написал и подумал: можно ли быть слегка беременной?) поэта Леонида Мартынова есть стихотворение:

 

А ты?

Входя в дома любые –

И в серые,

И в голубые,

Всходя на лестницы крутые,

В квартиры, светом залитые,

Прислушиваясь к звону клавиш

И на вопрос даря ответ,

Скажи:

Какой ты след оставишь?

След,

Чтобы вытерли паркет

И посмотрели косо вслед,

Или

Незримый прочный след

В чужой душе на много лет?

 

Хочется верить, хочется надеяться, что тихий поэт Феликс Лаубе оставил след в ваших душах. А нам...

На пыльных тропинках истории отыщется ещё немало тех, кто оставил следы в наших душах. Тем и богаты.

 

Яков Каунатор

 

Иллюстрации:

портрет поэта (стоп-кадр из редкой видеозаписи -

его сделал веб-мастер-45 Александр Шапошников);

стихи и ноты некоторых песен,

соавтором которых был Феликс Лаубе;

сцены из спектакля московского театра «Сфера» –

автор комедии-водевиля «Князь Таврический» – Феликс Лаубе,

композитор Евгений Птичкин (1993, фото Марины Шикман);

обложки изданий, в которых были размещены –

наряду с другими! – тексты поэта

Подборки стихотворений