Георгий Яропольский

Георгий Яропольский

Четвёртое измерение № 33 (597) от 21 ноября 2022 года

Реторта

Венок сонетов

 

      

Итак я нахожу закон, что, когда

хочу делать доброе, прилежит мне злое.

К Римлянам, 7:21

 

Иль небо не одно над ними?..

Ф. И. Тютчев

 

Розу белую с чёрной жабой

Я хотел на земле повенчать.

С. А. Есенин

 

1

 

Перекалилась, лопнула реторта!

Осколки, брызги – вот и весь итог.

А я варил состав такого сорта,

что чувствовал себя, как полубог.

 

От гордости дыханье было спёрто,

как у вороны, – вот и занемог.

Да, оплошал... О Боже, вот позор-то!

Какой теперь влачиться из дорог?

 

Обуглен пол. Витают хлопья сажи.

А на уме догадки нету даже:

в чём я ошибся, в чём я был не прав?

 

Соединяя небо с грудой хлама,

я истину хотел извлечь упрямо –

не удался чудесный новый сплав.

 

2

 

Не удался чудесный новый сплав –

а что ушло трудов, сомнений, муки!

Ведь я вложить пытался в тот состав

цвета и формы, запахи и звуки.

 

Среди ингредиентов – прель дубрав,

мерцанье волн на медленной излуке,

концлагерная печь и шелест трав,

влюблённый смех и выхлопы базуки...

 

Мой взор блуждал меж храмов и клоак:

«Не презирай предмета, автор!» – так

я б мог перефразировать Вордсворта.

 

Но жар был слишком крут, и ничего

из опыта не вышло моего.

Ещё одна надежда напрочь стёрта.

 

3

 

Ещё одна надежда напрочь стёрта,

но никому нет дела, как ни плачь, –

ни президенту с теннисного корта,

ни спикеру, гоняющему мяч.

 

У, завсегдатай модного курорта,

Свободы ты и Гения палач!

(Наверно, после первого аборта

вот так же матерится юный врач).

 

Но, Бог ты мой, ведь в этой неудаче

не обвинишь того, кто пьёт на даче,

твои карманы нежно обобрав.

 

Упрёки зряшно в воздухе повисли,

однако же мутит меня при мысли:

ещё одна мечта лишилась прав.

 

4

 

Ещё одна мечта лишилась прав,

не воплотившись в слове или деле.

Колонки цифр в клетушках тесных граф

беспомощно поблёкли, омертвели.

 

У замысла – непостижимый нрав,

он так и рвётся сгинуть в тёмной щели.

Кирка и лом, лопата и бурав

не помогли моей достигнуть цели.

 

Ну что ж – прощай? Ни пёрышка в руке...

Так бродит провожающий в тоске

средь гулкой толчеи аэропорта.

 

Увы, вполне знакомая беда!

Всю жизнь, заслышав слово «навсегда»,

я поминал то Господа, то чёрта.

 

5

 

Я поминал то Господа, то чёрта,

к вселенской тьме подмешивая свет,

но вся потусторонняя когорта

мне не дала избавиться от бед.

 

Я ангелам, трясясь от дискомфорта

душевного, страшился дать обет;

а бесы – те конвой взамен эскорта

наладить норовили мне вослед.

 

Бессонница, свои расставив сети,

морочила меня, а на рассвете

всегда являлся некий костоправ.

 

И я, во власти душного кошмара,

дрожа то от озноба, то от жара,

вопил, едва ли голос не сорвав.

 

6

 

Вопил, едва ли голос не сорвав,

я, словно бы в горячке абордажа:

вёз золото, ацтеков обобрав,

ан псам морей достанется поклажа!

 

Безмозглая, нарушивши устав,

всё проспала – и вырезана стража;

вот боцман мой, на палубу упав,

остатки растерял хмельного ража.

 

И мой удел таков же, как ни ной:

«Весёлый Роджер» вьётся надо мной,

и труп мой шевелят носком ботфорта...

 

Зачем порой такие снятся сны?

Зачем тонуть под пенный вздох волны?

Сколь много может выдержать аорта?

 

7

 

Сколь много может выдержать аорта?

Нет-нет да и подумаешь: кранты.

А как иначе в этом виде спорта,

в котором одинок до тошноты?

 

Взгляд в сторону знакомого офорта

скользнул и замер: сфинксы да мосты –

всё спутано, и даль веков простёрта,

рождая чувство полной пустоты.

 

Зачем всегда слепить нам надо монстра,

в котором бы куски мешались пёстро?

Зачем кадавр засунут в автоклав?

 

Алхимия дурацкая повсюду!

Нет, больше я склоняться к ней не буду:

за сорок мне – уже не до забав.

 

8

 

За сорок мне – уже не до забав.

Пора, мой друг, хоть как остепениться.

Не поздно ли кричать свое «пиф-паф»?

Пойми же: не появится Жар-птица.

 

Благоразумней, выдержанней став,

мотай на ус: всему своя граница.

Ведь возраст обвивает, как удав,

и всё быстрее мчится колесница!

 

Да, наступило время перемен,

куда ни глянь – жирует бизнесмен,

а я опять над виршами потею!

 

Передо мной воздвигнута стена,

и снова не добьюсь я ни рожна –

так, может быть, забыть сию затею?

 

9

 

Так, может быть, забыть сию затею?

В какое пекло сдуру я суюсь?

Такое не под силу и Антею,

пусть хоть Геракл составит с ним союз.

 

Не пожелаю чёрному злодею

принять на грудь такого рода груз!

В который раз от злости сатанею:

всё, полноте! С меня довольно муз!

 

Их обещанья – фикция и миф!

Но снова зарождается мотив,

и я опять собою не владею...

 

Меж тем как с оттопыренной губой

советуют мне все наперебой

оставить сумасбродную идею.

 

10

 

Оставить сумасбродную идею

и жить, как все, – от сих и вот до сих.

Пусть миражи являются халдею:

известно, что любой провидец – псих.

 

Сам от себя я искренне балдею:

кого достал мой выморочный стих?

Зачем уподобляться прохиндею?

Полно на свете промыслов простых!

 

Бывало, поклонялись Гесиоду,

а ныне он до лампочки народу:

разорвана давно столетий нить.

 

Труды мои – лишь дрязги да мытарства...

Но всё-таки: хоть кто-нибудь пытался

с землёю небо воссоединить?

 

11

 

С землёю небо воссоединить

стремятся те, кто метою особой

отмечен: невозможно объяснить,

как заболеть подобною хворобой.

 

Лети, Пегас, не жмись, что волчья сыть!

Была ли роза жабьею зазнобой?

Не устрашась безумцами прослыть,

мы тщимся красоту свести со злобой.

 

Удачи не видать, но всё равно

мы то, что знаем, мыслим как одно,

да вот прочна ли упряжь из мочала?

 

Увы, не может с правдой слиться ложь!

Ты с горечью когда-нибудь поймёшь:

душа с годами разве что мельчала.

 

12

 

Душа с годами разве что мельчала.

Приманивая горсткою монет,

дорога под уклон меня прельщала:

мол, будешь сыт, а прочее – во вред.

 

По счастию, пока что не дожала.

Где камень философский? Нет как нет.

А посему порой себя я шало

веду для сорока с лихвою лет.

 

Яичница – не то, что Божий дар!

Я снова разожгу в крови пожар,

хоть жизнь по голове ключом стучала.

 

Пускай меня не чтит ареопаг,

пускай никто, ничто и звать никак,

но я опять готов начать сначала!

 

13

 

Но я опять готов начать сначала –

с азов и бук, с безделицы, с нуля,

лишь только б снова музыка звучала

и палуба качалась корабля.

 

Тех, чья душа не пела, но молчала,

не разбудить, из гаубиц паля.

Грозитесь: не покинешь и причала,

но я вам не букашка и не тля.

 

Как ни штормило, шёл я всё же прямо,

а разбирая дело Холмов Хлама,

вдруг выказал неслыханную прыть!

 

А главное – себе сегодня новый

я из сонетов сплёл венок терновый...

Мне этого уже не изменить.

 

14

 

Мне этого уже не изменить:

по гроб гоняться буду за химерой.

Меня навек смогли-таки пленить

мензурками, огнём, бурой и серой.

 

Такую смесь хочу я учинить,

чтоб золото черпалось полной мерой,

ну а пока что некого винить –

ведь тот, кто нищ, своей утешен верой.

 

Банкир зазря хохочет надо мной:

довольствуюсь и коркою ржаной –

не надобно мне кремового торта!

 

Не ради распрекрасных чьих-то глаз

я этим занялся, но вот те раз –

перекалилась, лопнула реторта.

 

15

 

Перекалилась, лопнула реторта –

не удался чудесный новый сплав.

Ещё одна надежда напрочь стёрта,

ещё одна мечта лишилась прав.

 

Я поминал то Господа, то чёрта,

вопил, едва ли голос не сорвав.

Сколь много может выдержать аорта?

За сорок мне – уже не до забав.

 

Так, может быть, забыть сию затею,

оставить сумасбродную идею –

с землёю небо воссоединить?

 

Душа с годами разве что мельчала,

но я опять готов начать сначала –

мне этого уже не изменить.