Игорь Ионочкин

Игорь Ионочкин

Четвёртое измерение № 27 (591) от 21 сентября 2022 года

Селфи на фоне горящего здания

Дно

 

По правой щеке бить...

Всё, что не внутри – вне.

Но быть или не быть

решать не тебе – мне.

Камней набери горсть

и брось их во сны рек.

Я не человек – гость,

не вечен я, но – век.

Калек уводи в зал,

оставь им балкон дня.

Всё, что не хотел, взял,

достиг головой дна.

Был наг (Не до слов мне.)

и спать не хотел, но

не всё, что внутри – вне,

не вся глубина – дно.

 

Коктебель

 

С утра нам кама-сутра не грозит,

пивко не пьётся и не естся сыр.

Пора уже, мой милый паразит,

вставай-ка живо, ножки – на весы!

Достать ножи, очистить кожуру –

у апельсина совесть нечиста,

не всё в ажуре – жарка на жиру,

и остановки требуют уста.

Устал карманный вор, ушёл в экстаз,

оттуда вышел – прямиком к тебе,

мы в Сочи сочинили ноту ТАСС,

у Крыма отобрали Коктебель.

Укромно. Скромно. Руки говорят

о чём-то важном – ёмко, ну и ну,

и я, не обнимая всех подряд,

тебя люблю – с тобой иду ко дну.

 

Весна

 

Весна – это круто, весна – это да!

Всё тает, так медленно-медленно-медленно...

Цепями хардкора звенят провода,

и я нахожу Вас по методу Меглина

по всем подворотням, на всех парусах

стремлюсь на покой, обозлился усталостью,

весна – это здорово, март на часах,

я Вами не болен, так – малою малостью…

Я милою милостью жив иногда,

спасибо за плен, за ночные признания.

Весна – это весело. Вы – это да!

Мы селфи на фоне горящего здания.

 

Далеко

 

Тавтология дней. Одиночество ксивою

тычет в сытую вечность: умеешь – скажи!

Улыбнёшься при встрече, красотка красивая,

мимо лифта летят типажи-этажи.

 

Обернёшься, родная, закатами алыми,

море мидий Овидий недопредсказал.

Прибываю к тебе поездами-вокзалами,

пребываю с тобой, мой капризный вокзал.

 

Уезжать – ни к чему! Погоди, расставание.

Берегу, что сложилось, разрушить – легко.

Ты прекрасна. Люблю. Суета – расстояние.

Мы близки, и тогда «далеко» – далеко.

 

Кинолюб

 

Из пятнадцати тысяч Даш,

из двенадцати тысяч Люб

выделяю твой татуаж,

мой сознательный кинолюб.

Выбираю твои уста

(мы не рядом – уснуть легко),

без тебя от себя устал

твой талантливый Хатико.

Девять тысяч житейских драм,

сериал нереально крут,

в пересчёте на килограмм

я не Цезарь уже, но Брут.

Я продюсер, издатель снов,

мой бюджет – тысяч шесть, и всё,

для любви не хватает сов,

и любовь не туда несёт.

На трёхтысячном этаже,

мимо масс, мимо касс и щёк,

я люблю тебя (не уже),

я люблю тебя (не ещё).

 

Недоброе утро

 

Зевнул. Потянулся. Потерям не верю.

Дрейфую в постели – судёнышке утлом.

Ведь жизнь – это море, а смерть – это берег.

Ну здравствуй, такое недоброе утро!

 

Ну здравствуй, недоброго дня перспектива.

Здорово, Канары! Привет, Тенерифе!

Сегодня – приказ, а вчера – директива.

Любовь – это мель, нелюбовь – это рифы.

 

Всё миф. Всё недоброго вечера сказки

про добрую ночь и про светлое завтра.

Не требую много – мне хочется ласки

на ужин, обед и, конечно, на завтрак...

 

Промзона

 

Прокуратура возбудилась,

дела телами завалила,

я уповал на Вашу милость,

моя прекрасная Далила.

Освобождение Самсона,

обогащение Сапсана,

великолепная промзона,

авторитетная Осанна.

Благословен грядый во имя...

Я легион, я виноватый.

Уловлен глазками твоими

твой одинокий бесноватый.

 

Фонари

 

От заката до зари –

фонари.

Темноокие дома –

сон ума.

Только ветер – господин

в мире льдин,

в курсе доллара к рублю.

Я люблю!

 

Подожду тебя чуток.

Постою

на краю

обрыва

грёз.

Звёзды. Путь...

Хочешь радости глоток?

Разолью

по губам

глинтвейн

из гроз.

Рядом будь!

 

Мы пройдёмся, не спеша.

Время. Век...

Что-то доброе споём.

Боли – нет.

Хороша твоя душа,

человек!

Одиночество вдвоём –

это свет!

 

Январь

 

Немного волхв.

Немного вол.

Христос – родился.

Это – так.

Как будто ночь

легла на стол.

Длиннее тень –

короче такт.

 

Плыла расплавленная ртуть.

Меркурий – в красном.

Обречён.

Люблю тебя!

А ты?

Ничуть.

Был поднят.

Брошен. Увлечён.

 

Разоблачён.

Включён в твой бит.

Тоска-доска.

Твой ход?

e2.

Не время убивает.

Быт.

Но убивает так, едва...

 

Январь.

Рождение Христа.

Младенец спит.

Младенец, будь!

Ещё нескоро

до креста.

А дальше

будет новый путь...

 

Беда

 

Ты снилась мне вчера. И в том – права.

А завтра ты – красотка навсегда.

Мне видится зелёная трава

у дома. И твой домофон – всё да.

 

Привет, беда. У нас – всё наяву.

Всё скрытно, всё открыто, как тогда,

что жил тобой – и я тобой живу.

Уходят под откосы поезда.

 

Всегда, где в цифре семь есть цифра ноль,

орёл парит, зовёт меня, но я

тобой болею – это наша боль,

колдунья сероглазая моя.

 

Уснуть. Устать. И выбраться со дна

на берег безупречных бригантин.

Ты милая. И ты моя – одна.

Люблю тебя. Я твой. Всегда. Один.

 

Новый год

 

Всё мишура. Всё бред. И всё – вода.

То – Новый год, такой природный сбой.

Гремят цепями грусти провода.

Идут бараны счастья на убой.

 

Настроен позитивно. Время спит.

Всё в норме. Это Формула-1.

Удобен и приятен мой кокпит.

Приветлив и болтлив мой Алладин.

 

Куплю бутылку джина. Обрету

в нём Джинна – это факт. Ну вот и всё!

Молчат снежинки. Тают на лету.

И мысль моя меня с горы несёт.

 

Болид мой безупречен, как всегда.

Желания загаданы – всё впрок.

То – Новый год, он ёмок, словно «да».

То – Новый год, он лёгок, словно рок.

 

Горацио

 

Ну здравствуй, милый друг Горацио!

Пишу тебе письмо из Дании.

Ты человек. Ты твёрд. Ты рацио.

С трудом мне верится в предание.

 

Свежо. Снежок на плечи падает.

Я принц. Мой принцип – многоразовый.

Пишу тебе письмо из Падуи.

Из камеры. Сегодня – газовой.

 

В Нью-Йорке Йорик жил, подшучивал

над злой судьбой, над всеми бедами.

Кино заморское озвучивал.

Вёл торг дешёвыми обедами.

 

Он был расстрелян. Пуля меткая

в него попала. Завтра – проводы.

Могила – это штука редкая!

Такие вот шальные доводы.

 

Ну здравствуй, друг! Пишу под ядами.

Но что же это в самом деле я.

Душа полна больными гадами.

И плавает в пруду Офелия.