Памяти Б. А. Слуцкого
Борис Абрамыч Слуцкий,
Мне Бальмонта даря,
Просил: – Дойди до сути
Осколка янтаря,
Чтобы в стихотворенье
Блистал снежинок шквал,
Заполнивший в мгновенье
Любой ночной квартал…
Борис Абрамыч Слуцкий
Наивен был и строг
И говорил, что Пушкин
Свободно в рифму мог
Класть волны или дали
Промчавшихся эпох.
Не все об этом знали,
Но пусть простит им Бог!
Борис Абрамыч Слуцкий
По комнате ходил.
– Стихи сильней, чем пушки, –
Два раза повторил. –
В поэзии играет
Вино, бурля рекой,
И лунный луч сгорает,
Чтоб важной стать строкой.
Я помню наши встречи
Всё резче в свете звёзд,
Ведь ими стих мой мечен,
Не прозаичен – прост.
* * *
В том маленьком Восточном городке
Вдруг Симонов внезапно появился,
И долго на него народ дивился,
Как будто ледоходу на реке.
А Константин Михалыч речь держал
О том и сём, и байки фронтовые
Легко и смачно он передавал,
Как будто раздавая чаевые.
Он стал стихи читать; его глаза
Зажглись, как молнии, на полчаса,
Потом они потухли и пропали,
Хоть очень долго им рукоплескали.
Потом полковник Н. от городка
Речь произнёс, и больно коротка
Та речь была – речушка обмелела,
А Симонов сказал: – Не в этом дело!
А то, что он меня благословил,
Себе в заслугу это я не ставил,
Хоть я тогда не знал гвардейских правил,
Но осознал, что он слегка лукавил
И просто мне прощенье подарил.
* * *
Был отец мой врачом
Самым обыкновенным
В том совсем небольшом
Гарнизоне военном.
Был он фронтовиком,
Знал печали и муки.
Был толковым врачом –
Самым лучшим в округе.
Он не прятал свой взгляд
От таёжной метели,
И всегда франтоват
Был в армейской шинели.
Не любитель чинов
И пиров вдохновенных,
Не носил орденов
И медалей военных.
Многих он излечил
От тяжёлых болезней,
А меня научил
Восхищаться поэзией.
* * *
Мой Елагин, сбежавший в войну из Елабуги,
Ставший буковой веткою, корочкой льда,
С моим юным отцом повисает на радуге
Семинотною паузой, рядом беда.
Семинотною строчкою стихотворения
Он прорвался в века, как свеча отпылав,
Удержавшись звездой и замедлив падение,
Вновь владение Музой в себе задержав.
Был он худ и печален, и Блока начитывал,
Представлял, как родных повели на расстрел.
Жизнь свою торопил, никому не завидовал,
Всё потом наверстал, обо всём он пропел.
А мой юный отец стал врачом гарнизонным;
Фронт пройдя, пересилив отчаянья мрак,
Он забыл о стихах, хоть они потаённо
Полыхали в его самых добрых глазах.
В них война полыхала свечой несгорающей,
В них тела прожигал безысходный свинец,
Но недаром же был у отца в сотоварищах
Тот Елагин – суровый мальчишка, певец.
* * *
Быть опальным поэтом
Я хотел бы всегда.
Весть несут пусть об этом
По земле поезда.
Строчка перед рассветом,
Как речная вода.
Быть опальным поэтом
Я хотел бы всегда.
Мне владеть кабинетом
Не дано никогда.
Быть опальным поэтом
Я хотел бы всегда.
И как в юности ранней,
Страх свой переборов,
Защищать мирозданье
Хрупких, ярких стихов.
Вновь идти бездорожьем,
Как отец, напролом,
Поднимаясь над ложью
Каждым новым стихом.
* * *
От мандельштамовского звона
Я просыпался во хмелю
В закрытой зоне гарнизона,
В неласковом тайги краю.
И у подножья океана
Я падал с рухнувшим крылом,
А скудоумная охрана
Бросала каменным ядром.
Мне то ядро вонзалось в тело,
И были страхи горячи,
А тьма, завьюжив, свирепела
В наичернейшей злой ночи.
И после сна я был как мёртвый,
Хоть медленно я оживал,
Разглядывая дивный свёрток
Звёзд-строк и мыслить начинал.
Я обретал строфы дыханье,
Не чуял собственной страны,
Воспринимая в наказанье
Свои же собственные сны.
* * *
Баянисту Ивану Ергиеву
Я жил при смене двух эпох,
Когда душа на слом,
Когда распавшийся так плох
Мир, будто в горле ком.
Ломало время чёткий строй
Стремительных недель.
И ветер злой, и за стеной
Быть горю и беде.
И пишет клоун мадригал,
И нами правит шут.
Я грешных женщин целовал,
Хоть знал, что предадут.
За мной бежала по пятам
Холодная вражда.
Меня будила по утрам
Полярная звезда.
Она сверкала в небесах –
Совсем невдалеке,
И просыпался я в слезах,
Обиде и тоске.
Я принимался сочинять
Весёлую строку,
Переставая доверять
Плуту и дураку.
* * *
Вновь чёрный дёнь убором светлым
Оделся в памяти отца.
Война, отброшенная ветром,
Не остывает до конца.
Горят, искрят её поленья,
Земля в пороховом дыму.
И погибает поколенье,
Не отступив за злую тьму.
* * *
В той Польше благонравной,
Хоть своенравной очень,
С тобой две ночи славных
То плачем, то хохочем.
И мне необходимо
С тобой по снегопаду
Бродить, читать Тувима
Последнюю балладу,
Написанную в Лодзи…
Мой дедушка из Лодзи
Имел капризных дочек.
И у одной из дочек
Родился я – сыночек.
Я в Польше был наездом,
Проездом из Парижа,
Стоял под звёздной бездной
И голос деда слышал.
Он окликал двух дочек,
Играя с ними в жмурки,
Не знал, что я – сыночек
Меньшой его дочурки.
Я слышал его голос
До самого вокзала.
И там, где тьма кололась,
Вновь солнце проступало.
* * *
Дни мои – комедианты,
Воины, бродяги, франты,
Дуэлянты и грачи –
Умерли в сырой ночи.
Но на смену дни иные –
Нежные и озорные,
Созданные вне потех
Без надежды на успех.
Дней моих разноголосье –
Лето и зима, и осень,
И коварная весна,
И высокая волна.
* * *
Боясь случайных драк,
О том совсем не ведал,
Что я однажды предал
Друзей – ушёл во мрак.
Тот мрак меня не скрыл,
А собственной виною
Меня накрыл, укрыл,
Укутал с головою.
Бодрился я, как мог,
В чужую жизнь врастая,
Роман в сто тысяч строк
За день один глотая.
Во мне всё та же боль
Грохочет, как эпоха, –
Я собственной судьбой
Распорядился плохо.
* * *
Уходят годы – так уходят гости,
И говорят спокойные слова.
На улице снег рассыпает горсти,
Вмиг у тебя седеет голова.
С друзьями было хорошо и просто.
В квартире пусто – ты не торопись.
Но неужели так – случайным гостем –
Приходит и уходит наша жизнь?
Шутливые стихи
1
Я напишу про звёзды
Моей соседке Кате,
Но скажет Катя просто:
– Читать про звёзды хватит!
Я к ней пришёл некстати,
Но говорит: – Читай! –
Жених соседки Кати
Усатый, как Чапай!
2
Семимильные сапожки
Подарила тебе мать,
Чтоб могла ты по оплошке
От меня в ночи сбежать.
Мимо домиков невзрачных,
Стадиона, казино,
Четырёх посёлков дачных,
Цирка, мельницы, кино.
Ты б летела, как метели, –
Впопыхах и наугад.
За тобой бы полетели
Мои охи невпопад.
Но все эти мои охи,
Злую ночь переборов,
Быстро превратились в строки
Недописанных стихов.
Эти каверзные рифмы,
Явленные сотней снов,
Стали бы острее бритвы,
Злую ночь переборов.
Ты б ко мне быстрее кошки
Мчалась ночью по дорожке,
Сбросив радостно сапожки
Семимильные свои.
…Ты смеёшься понарошку:
– Завирайся, но не ври, –
Вон стоят мои сапожки,
Отдыхают до зари.
3
Води меня в ошейнике,
Как будто пса ручного,
Любым твоим решением
Теперь я очарован.
У ног твоих божественных
Совсем не буду лаять
До нового пришествия
Архангела из рая.
Я стану псом доверчивым
И отколюсь от стаи,
Но ты не будь изменчивой –
Не о такой мечтаю.
Единственную милость
Яви неудержимо,
Чтоб в спальню дверь открылась,
Я снова стал мужчиной.
Вновь называй мошенником
И ранним утром снова
Води меня в ошейнике,
Как будто пса ручного.
* * *
Твой этюд на фортепьяно
Пересказывать не стану.
В нём такие звень и тишь,
Что теперь совсем не странно,
Что весь вечер ты молчишь.
Протекает звук меж клавиш,
И со мной ты не лукавишь,
Хоть давно сидишь молчком
И молчком нам ужин варишь,
Про себя поёшь сверчком.
Нота светлая двоится,
Ведь сверчок петь не боится
И свою возносит трель
Выше облаков летящих,
Выше гор и выше чащи,
Где недавно дождь шумел.
Памяти Р. И. Ойгензихт
Я приходил к ней весёлым и переполненным страхами,
Рассуждая, что жизнь моя смутно текла.
Нет больше таких людей, как Раиса Исааковна, –
Худенькая женщина, состоящая из тепла.
Она мне в эпоху хмурую давала Набокова,
Бёрдяева, Ходасевича: – Не показывай никому!
По лицу её растекались седые локоны,
Но глаза её вечно сияли, пронзая зловещую тьму.
Какие чаи она делала, что из теста творила,
При этом на фортепьяно легко колдовала она,
Что у птиц есть свобода, а у нас подрезаны крылья,
Но мы всё равно вернём их, едва наступит весна.
Она восхищалась не гвоздиками, а маками,
Растущими на полянах и так, и сяк.
Нет таких людей больше, как Раиса Исааковна,
Отгоняющая улыбкой тоску и мрак.
Память
Тане Волошиной
Ночами караулил склады.
Кругом тоскливо и темно,
А тут же рядом – за оградой –
Горит в ночи Её окно.
Я наблюдал за ним с надеждой,
Что я увижу, как она
Войдёт и опадёт одежда…
О, как красива и стройна!
Она у зеркала садится,
В постель ложиться не спешит,
А на плечо садится птица,
И на коленях кот лежит.
От нежности я тихой млею
И озираю пост с трудом.
Мне хочется быть рядом с нею
И с этой птицей, и с котом.
Снежинки падают всё чаще
И не жалеет вьюга нот.
Я лишь боюсь, что разводящий
Быстрее смену приведёт.
* * *
Николаю Макаренко
Господи, дай мне смеяться и плакать,
Не отлучай мою душу от тела,
Чтобы я слышал, как лает собака,
Чтобы луна до конца не дотлела.
Дай испытать восхищение другом,
Дай любоваться мне спящей женою,
Дай мне избавиться вновь от испуга,
Не захлебнуться сплошной тишиною.
Дай насладиться дождём или снегом,
Дай наиграться с моими врагами,
Чтобы за мною идущие следом
Плакать могли над моими стихами.
© Игорь Потоцкий, 2005 – 2015.
© 45-я параллель, 2015.