Последний птенец
Начнёшь с утра переставлять книги на полках своих книжных шкапов, и день уже не будет потерян для тебя. Он будет освещён светом знания, гуманизма и добра. И сам ты почувствуешь себя птенцом века Просвещения. Может быть, последним птенцом из этого гнезда.
Райские яблоки
В страстной четверг посмотрел на небо – а оно уже по-настоящему весеннее, ярко-голубое с белыми кучевыми облаками, напоминающими яблоки из райского сада. Будто кто-то там, на небесах, обтряс древо познания, чтобы его плоды не смущали человека в пасхальную неделю.
Полнота жизни
Когда современный человек утром включает свой компьютер и собирается войти в интернет, он испытывает такое же чувство полноты жизни, какое испытывал средневековый рыцарь, когда слуги подводили к нему осёдланного коня.
Задача литературы
Праведник покидает наш мир при чтении Священного Писания, грешник – маркиза де Сада, а большинство людей отходит в мир иной за пролистыванием современных им произведений.
И потому основной задачей настоящей литературы в любое время и в любом обществе является не отражение социально-политических процессов своей эпохи, не постановка «вечных вопросов» и не изображение психических аномалий, а предоставление человеку возможности спокойно покинуть этот мир и не особо переживать за всё оставленное здесь.
Молчание
Сад за окном, и тот сегодня с утра молчит. Ни единый птичий голосок не долетает до нашего слуха. Что же вы от меня требуете солнечных песен?
Прощание с уличной Кармен
Жизнь – это не только частая утрата друзей, родственников и любимых, но и постоянное исчезновение цветов, деревьев, привычных ландшафтов и любимых заоконных видов.
Вот уже нет и куста китайской розы возле пятиэтажки на улице Мечникова, который, когда расцветал в июне, всегда поражал количеством соцветий, волшебной гармонией красного и зелёного и какой-то театральной пышностью.
У тебя он всегда почему-то ассоциировался с Кармен, хотя она в новелле Мериме появлялась то с веткой жасмина, то с букетом белой акации. Наверно, в памяти закрепился образ Кармен с алой розой в волосах из какого-нибудь фильма или сценической постановки.
На память от этого куста осталось всего несколько строчек одного из твоих прошлогодних стихотворений. Пусть это стихотворение не совершенно и не попадёт в антологию «Строки века», но, прочитав его, всегда можно будет мысленным взором увидеть пышный куст китайской розы, всегда расцветавший в июне на улице Мечникова.
Слово, как, впрочем, и краски, и ноты, – те немногие инструменты, которые дал нам Господь для сохранения памяти, красоты и правды жизни.
Сбор учеников
Мужчина шёл по залитой солнцем улице, стараясь держаться в тени деревьев, и разговаривал сам с собой. Разговор был столь напряжённый, что, видимо, чем-то поразил проезжавшего мимо него по тротуару мальчика на велосипеде.
Мальчик остановил велосипед и, не слезая с седла, очень почтительно поздоровался с мужчиной. Мужчина внимательно посмотрел на него, и также серьёзно раскланялся с мальчиком.
– Я хотел бы быть вашим учеником, – сказал мальчик.
– Но у меня сейчас нет учеников, – сказал мужчина.
– Тогда я буду первым учеником.
– А чему бы ты хотел у меня научиться?
– Как стать человеком!
– А ты разве не человек?
– Я – школьник. Но я очень хочу стать человеком. Как вы!
– Тогда приходи завтра в библиотеку. Я подберу тебе несколько книг. Только читая книги, можно стать человеком.
Пропущенный дождь
За окном шёл роскошный дождь. Его разнообразные звуки доносились в комнату, несмотря на работающий телевизор. Тихая музыка дождя вызывала в памяти имена Кейджа, Губайдулиной, Алексея Айги, Пекарского и других именитых перкуссионистов.
Правильнее было бы выключить телевизор и свет в комнате и послушать, как звенят дождевые капли, ударяясь об окна, подоконник, шиферную крышу и асфальтовую дорожку под окнами, как шуршат водяные струи по листьям деревьев, как они сбегают на землю и ручейками собираются в лужи, как чавкает сытая от влаги земля и хлюпают лужи, когда в них угодит нога случайного прохожего.
По каналу «Культура» шёл фильм с интригующим названием «После Пушкина», и ты не решался выключить телевизор и распахнуть окно навстречу дождю. Решил подождать окончания фильма, благо он был короткометражный.
Но когда завершился фильм, стихли и звуки дождя, было слышно только, как падают на асфальт под окном редкие капли да стекают на крышу соседнего детского сада водяные скопления с деревьев.
А сам фильм оказался никакой. Его героями были именитые фотографы, они ездили по украинской глубинке и с умным видом снимали сцены народного быта и окрестные ландшафты. Среди фотографов был поэт Иван Жданов, что, наверно, и вызвало твой интерес к фильму. Однако он не читал стихов, а только курил, ел яблоко да щёлкал фотоаппаратом. А почему фильм его создатели назвали «После Пушкина», для тебя так и осталось непонятным.
Впрочем, можно предположить, что название было выбрано специально для подобных тебе простофиль, чтобы смотрели за полночь телевизор. Нет, лучше бы ты всё-таки вовремя выключил телевизор и насладился музыкой дождя. Но тебя утешало то, что летние дожди только начались, впереди ещё целый сезон дождей, и у тебя будет возможность послушать замечательный косохлёст или проливень, и может быть, если позволит Господин Б., написать о нём стихотворение.
А в стихотворении надо будет провести мысль о том, что исторической памятью любого дождя является всемирный потоп, и потому он так притягателен для всех нас, очарованных странников. Главное, подальше держаться от телевизора.
Современный Пигмалион
Она была обыкновенной Элизой Дулитлл, которая с бодуна решила, что проф. Хиггинсу не хватает очарования лондонского кокни. И прилагала неимоверные усилия, чтобы исправить этот недостаток своего наставника.
На чужой мотив
Ведь как в давние-то годы бывало…
Шмыгнёшь после обеда в прихожую, чтобы незаметно выскользнуть из дома, и тут тебя окрик Наденьки пригвоздит к паркету: «Куда, замарашка?». И ты, ничего лучшего с ходу не придумав, сдуру брякнешь потаённое: «К Инесске, сумерничать…».
«А, ладно – иди!», – смилостивится Наденька.
А другой раз захочешь незаметно покинуть покои Инессы, а она, как чёртик из табакерки, выскочит перед твоим носом: «Куда, лысый хрен, лыжи навострил?». И ты опять оправдываешься: «К Наденьке, мол, справлять супружеский долг!».
И Инесса великодушно: «Это правильно! Это дело хорошее! Ступай, милый!». И ещё в лысину чмокнет на прощание.
А ты же – как в первом случае, так и во втором, и в тысяча первом, – известно куда торопишься: в библиотеку Британского музея, делать выписки. Сидишь там днями и вечерами, строчишь из чужих книг в свою заветную тетрадочку да попутно кое-чего и своего добавляешь туда же.
И вот через определённое время рождается книга. Твоя дорогая книга, твоё детище, твоё сокровище, сокровищница заветных мыслей и чаяний. Вот она лежит перед тобой на письменном столе, стоит на полках книжных магазинов и библиотек, её даже включат в перечень книг для обязательного чтения студентам разных направлений.
А название её тебя самого завораживает – «Материализм и эмпириокритицизм». И ты радуешься и названию книги, и её внешнему виду, и, само собой, содержанию, его глубине и полемическому задору. И уж, конечно, никогда не узнаешь, что написал, может быть, одну из самых гнусных книг в истории русской философии.
Нет уж, что по мне, так лучше девок мять да пустые бутылки в ларёк сдавать, чем сочинять такую ахинею.
Свет за порогом
Смерть вовсе не страшна, как представляют все обыватели. Она волнующая, притягательная загадка, которую можно разгадать, только переступив порог земного существования.
Для мужчины смерть в бою – это знак расположения к нему Бога. Но даже смерть в пожилом или зрелом возрасте дарует человеку последнее яркое приключение.
Старый роман
Порой кажется, что разворачивающаяся перед тобой жизнь напоминает страницы давно прочитанного и уже хорошо подзабытого романа.
Пока пытаешься вспомнить, кто эти люди, разговаривающие сейчас с тобой или друг с другом, какую идейную либо функциональную задачу они выполняют в романе, переворачивается очередная страница, и появляются новые персонажи, вытесняя старых со сцены. За объяснениями приходится пробираться на задворки книги, в царство сносок, разъяснений, комментариев.
Перед глазами постоянное мелькание персонажей, стаффажей, типажей, экипажей, плюмажей, метранпажей и тиражей. И только неустанный поиск автора этого произведения, желание встретить главного героя и его даму удерживают тебя от желания побыстрее захлопнуть эту книгу.
Перед занавесом
Не надо забывать, что эта жизнь дана нам для чувственных радостей, для наполнения памяти красочными и сочными картинами ежедневного бытия, для сладостных содроганий в ритме окружающего мира.
Это уже потом, за занавесом, в реальности № 3 (полагая, что второй реальностью является отражение первой в сознании) главным приоритетом станут интеллектуальные развлечения, размышления, сопоставления, игра в бисер.
Ответ из редакции
Пятидесятилетние никому не известные авторы…
Они посылают свои произведения во всевозможные литературные альманахи, журналы и газеты, трепетно ожидают дня выхода дорогого им издания, нервно перелистывают его страницы и, не найдя своего опуса, успокаивают себя тем, что уж в следующем-то номере оно обязательно увидит свет.
А когда их произведение всё-таки появится на страницах какого-нибудь малотиражного издания, они пишут благодарственные письма в редакцию и просят выслать наложенным платежом пять, нет, лучше десять экземпляров журнальной книжки.
Вместо того, чтобы честно признать, что жизнь проиграна в большинстве номинаций, они продолжают по вечерам корпеть над страницами своих рукописей. Эти пятидесятилетние никому не известные авторы, может быть, последние люди на земле, которые свято верят, что литература – это нечто очень важное в жизни, что она способствует облагораживанию общественных нравов и смягчению правящих режимов.
Никакому зоилу не удастся разубедить их в том, что книга способна перевернуть мир. Даже если он сообщит, что в городе закрылся последний книжный магазин.
В обход Божедомки
Самоубийца – это человек, не желающий стоять в общей очереди для встречи с Богом.
Будущего самоубийцу легко распознать, особенно в общественном транспорте. Если какой-то человек в трамвае начинает расталкивать локтями пассажиров и при этом кричит, чтобы немедленно открыли дверь, хотя до остановки ещё целый квартал, можете не сомневаться, что это потенциальный самоубийца.
Выскочите на улицу вслед за ним, привлеките его внимание, задержите его. Расскажите незнакомцу про позднюю любовь Менделеева, почитайте стихи Рильке или Аполлона Николаевича Майкова, вспомните свои поездки в Абхазию или на Байкал, отдайте ему, наконец, билет на концерт Гидона Кремера. Только сделайте что-нибудь, совершите поступок, не оставайтесь равнодушным. Потому что негоже человеку завершать свой путь на Божедомке.
Знакомые лица
Если ты ещё способен узнавать на улицах одноклассников своих детей, значит, ты не так стар и безумен, как хотят представить твои оппоненты.
Но если ты заметишь в окружающей тебя толпе своего одноклассника, то, прежде чем с ним заговорить, всё-таки оглядись, попробуй установить, где ты находишься. Скорее всего, это кладбище, а не концертная зала. Поэтому воздержись от аплодисментов, лучше сними шляпу.
Рождение нового искусства
Больше похмелья наутро всегда угнетает вид неприбранного после пира стола. Все эти недоеденные салаты, грязные тарелки с разноцветными пятнами от соусов, засохшие куски хлеба, скукожившиеся дольки сыра и почерневшей ветчины вкупе с наполовину опорожненными бутылками и рюмками со следами жирной губной помады вызывают такое отвращение, будто к тебе в постель прокралась женщина в несвежем белье.
От одного лишь вида оставленного на столе раскардаша пропадает всякий интерес к жизни, скромное желание продолжения рода, скандалов в издательстве по поводу задержки гонорара и речей в пустоту о философской бедности французского постструктурализма. Хочется встать на четвереньки и завыть «собакой Кулика» или закричать кикиморой a la Дмитрий А. Пригов. Так и рождается актуальное искусство.
Иллюстрации:
репродукции работ народного художника КБР Андрея Колкутина.
© Игорь Терехов, 2021.
© 45-я параллель, 2021.