Илья Семененко-Басин

Илья Семененко-Басин

Четвёртое измерение № 12 (324) от 21 апреля 2015 года

Парикмахерская М. Ларионова

 

* * *

 

                                                                       …что прочно на земли?

Где постоянно жизни щастье?

Батюшков

 

Люблю табачный дым из каменного рта

громадной великанши.

Пускай остудит ей гортань

быть может пруд: поганый? патриарший?

 

И дыма нет. Над башнями твоей тоски

перо витает.

Глядя на птицы бренные куски,

смиреньем душу назидаю.

 

Минутны странники, мы ходим по гробам

укромных подземелий.

Я короб города отдам

за верность нескольких злащёных лилий.

 

Захлёбываясь светом красных глаз и толстою Луной,

расслышал трепетное губ дрожанье.

Стократ ты виновата предо мной,

пустая штука проживанья!

 

Над башнями тоски

прозрачный дым витает.

Пакгауз штурмом взял взъярённый скин?

Да нет, курильщица опять на стогнах зажигает.

 

в старом городе

 

i

сколько ни гляди: жадность переселенцев [пробел] 

стоят у металлических ворот, наглухо запертых

невозможно

не перейти в соседнюю комнату, стаканообразное пространство 

невозможно изгнать из мiра цитирующее сознание 

после дерева 

после церкви [пробел] известная аптека

колышет [улицами] двигаются жители

невысоконьких домов  

страшусь нарушения, ведь собрание деталей 

а повезло старым этажам, в них жил Толстой 

нельзя сломать

и птица в берёзовых волосах

мазано мастехином

белилами [пробел] девяносто процентов

 

ii

тупо регистрирую

чайно-кофейный с китайскими картинками

причина развить отношения с внешним мiром

бррр фарфоровая женщина – фарфоровой собаке 

чай

и венский стол, горячее ставили: бельмо на шпоне

осталось в сталь шампанское на охлаждение

осталось перечесть чё-нить, развесить

отрезы тканей на стульях

аль гоум [тело складок] шшь

роскошь

доступна даже нищим

так говорил Матисс, остались

шесть кофейных пар с кофейником

а мне нравится готовальня эпохи Николая Второго

пррр деревянный селезень со шкафа [пробел]

сидишь и смотришь

продам всё, продам ваще

 

* * *

 

А мог и не терять.

Теперь цветение лиц, жесты рук, реки,

отравленные зеленью.

Если затерял, больно становится больше и больше.

Просто мало места. Дёрнешься, сразу стена.

Вот бы выкрутить,

спрятать,

как пробки из чёрного счётчика,

не в колодце под корнями.

Полутёмные квартиры: деревенская улица в Кремле,

лошадь ступает за мальчиком.

 

* * *

 

солнце

змейкой свернулось на твоём кольце

смотрит луна

раздающая дни и месяцы и сроки

как же хорошо ты говоришь: эръ

 

искушение

 

серым голосом, круглым ртом

скажет

вытянет на свет

выведет на чистую воду поповских детей, зазнаек

всех перетрясёт в сите, прокричит

каждому – правду!

старая юродивая безбожная

работайте-работайте-работайте-работайте

а-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха

а на краю работы вашей

она сидит, в белый платок укутана

безбожная юродивая

там сидит

кричит

попрекнёт за всё, чего не сделали со своими женщинами

 

* * *

 

быстрым соком голова налита

не сворует моих слов Калита

не отыщет Димитрий Донской

под нагретой разогретой доской

потому что японский бандит

выдал чёрточки кружочки в кредит

я по списку поискал их, да зря

здесь не Чичиков тебе и не Ноздря

 

* * *

 

холодно и ничего такого

на продувном мосту изгнаннику заглядывают в глаза 

плюнут под ноги

едва ли вразумится старой песенкой, рябью

расширившейся реки городской

не посмотрит вниз

просто холод огромного родительского сердца

поди, догони, их бы выкрутить как лампочки, поджечь

…биение, шум машин… 

мысли шальные поджечь

поседеешь здесь на ветру: а слепые перила, немой

мостовой гранит надёжней огня

Неаполь брат Неаполь мой

чтó мучаешь меня?

 

* * *

 

две девочки на велосипедах

радиусы колёс равняются длине их ног

а мы с дедом идём в зоопарк

переживаю, на мне рубашка мятая

возле кассы выясняется: уже час дня

не успеем осмотреть

так что решили не входить

там, внутри зоопарка, – большое кладбище

 

* * *

 

Не человек, не зверь, а великаны

жилище обновят под мантией Земли,

на время отложив свои булавы и чеканы.

 

Маши обоем, штучный пол пили,

штроби бетон, планета скоро треснет

трудами ярых, бьющих зыбь на каменной мели,

 

трудами рук, толкнувших камень к бездне.

Во всех вещах теперь поёт пила,

пугая взвизгами пастушеские песни.

 

Страшнее пахарю, его земля бела.

Страшнее слушать жалобу соломы,

как голову она цветущую сняла,

 

следить измученной коры замёрзлые разломы.

Пусть отдохнут от дел вулканы,

чьей яростью прокопаны неистовые домы.

 

слушаю и смотрю

 

филологи говорят:

Бог есть звук и слово божье играет в прятки 

Dikt ярится фонарём круглым 

догорает за яблоневым садом

садится в снег на пятки

 

механика

 

полулежащая женщина

приподнятые торс и голова

лицом обращена ко мне

маска ужасной улыбки

гримаса смеха

собрана по частям, двигаются детали

смеётся

возвышается в ярком ореоле

 

* * *

 

фонарик, лампочку вынули

достали изнутри батарейки

пустота

комната закрыта дверью

квартира закрыта рядом дверей

у дома величественный фасад

рустованный камень

 

парикмахерская М. Ларионова

 

сокращает Площадь Революции до невразумительного плоцы

Воробьёвы Горы до чёрного слова воры 

отцы!

какие могут быть ещё у нас разговоры!

зеркало – вот

переходим к действию

рук не ободрав, не сварив

Вия недоразумеваемого причешу и завью

великовыйной Яге уста затворю, кровь отворив