Отмечал свою нежность у края листа.
И никак не понять: то ли снятся листы,
То ли снег занимает на кровле места.
Защититься рукою от времени – чтоб,
Поднимаясь от труб и от воротника,
Дым тебя не заметил, и твой полуштоф
Словно место в минувшем тебе уступя,
И газета, не взятая из-под двери,
Превратилась наутро в привет от тебя.
И не к выходу, но – как в смятенье, во сне –
Громоздились в тени, оставляя одну
31.12.96
В цилиндр, опустошенный изнутри,
Настолько близкий глазу, что чуть-чуть -
И зренье возгласит: Vive la patrie,
Забыв меня (как дети – пришлеца),
Вечерний свет, что с паузой горит,
Забывши на галерке у лица
Язык, с которым ложа говорит?
Что вправду мы увидим сквозь дыру?
И что увидят в нас издалека -
Вложивших возраст и перо в игру
С трубой у близорукого зрачка?
Какую чушь они вообразят
При мысли, что такая голытьба
Как я, глядит в трубу - в чём им сквозят
Болезнь или несчастная судьба?
На взгляд с другого кончика, кажись,
Ему ещё не дашь и двадцати.
И это значит - впереди вся жизнь,
А жизнь прожить - не поле перейти.
Переходя же, если посмотреть
Сквозь трубку в оба глаза (как всегда) -
Так можно верно налететь на смерть.
Она с краёв - где пыль и провода,
А дальше - рожь и поворот судьбы.
Но прелесть перехода в том, что как
Не повернись - все виды из трубы
Невольно за пределом большака.
Там только лес, репейники в степях,
Да церкви: к двадцати ты уж пророк,
Что очень скоро сделает тебя
Слепым. Или приводит на порог
Пустого дома, чуждых голосов,
К соседству с голубятней и рекой,
Где иней оседает на засов
К утру, и перья дремлют под рукой.
Где пьяным ты садишься у стены
И смотришь на садовую тропу,
Пока дрова трещат из-за спины,
4.01.97
На юге, где свеча
Не гаснет до тех пор,
Пока не закричать.
Гортанную струю -
Ей счастие увлечь
Свет за черту свою.
Она горда лепить
Мадонну не с себя,
Не для себя убить.
Я осквернитель жён,
Полей и сел, всего.
Как только звук рождён -
Я умертвил его.
И надписать над ним
Плиту - скорей никак,
6.01.97
Со мною чай и положенье в кресле,
Пустые мысли, присказки. И если
Протяжный день окончился дождём -
Я думаю, что это обо мне.
И близкий шорох (тополь поднимает
Листву) меня печально занимает -
И больше получаса я вовне.
Мне будто незнаком обычный строй
Книг за стеклом и пятен на обоях.
Я вижу зеркало, но в нас обоих
Не чувствую себя. Зрачок пустой
В смятении, но словно даже рад,
Как сплетне, - неожиданной работе;
Снуёт и скоро гибнет в повороте
На зеркало, где поджидает брат.
И эта смерть подхлестывает ум:
Давно готов размер - лишь дайте тему.
И тишина выдерживает стены,
Как подвиг на себе, и всякий шум
В такой тиши - как голос божества
Незваного, неправильного. Плотно
Пигмей меня объял - и неохотно,
Как кошелёк, я достаю слова.
И вскакиваю. Кресло, шевелясь
Ещё секунду без меня, однако,
Живёт - и переносит на бумагу
8.01.97
Не смешается с чёрным, не выдаст.
Что за счастье, когда у окна
Бесприютный, готовый на вынос -
Всё же есть, и топорщится стол.
И хотя не скудеют чернила -
Стол, моё вдохновение, стой:
Ты настолько меня изменило,
Что в чертах удалого лица
Не сумеешь оставить примету.
Как беседка рукой пришлеца -
Я тобою испорчён за эту
Невеликую ночь. И вдвоём
(Ты поймёшь это!) мы неподсудны,
Потому что на суд отдаём
Не команду, а мёртвое судно
Да приветы от тех, кто в нём был,
Помаячил в дверях, и вернулся.
Знай, что если я что-то забыл -
9.01.97
От света ламп к оконному проёму,
Я вижу сразу несколько частей
Пространства, обозримого из дому.
Другие (трети, четверти ночных
Предместий) - заслоняются от глаза
Ладонью Бога, и толпой печных
Московских труб, неисчислимых сразу.
А кто-то хоронится за спиной
Больницы, одноглазого барака,
И не до страха, кажется, одной
Лишь ночи - просто выросшей из страха,
Из возраста, когда боятся рук
Чужого, заглянувшего за полог
Кроватки. Я описываю круг
По комнате, касаюсь книжных полок,
И чувствую похожую на всё -
На вдохновенье, на печаль и воды -
Истому от мелькнувшей карасём
10.01.97
И летучие строфы, при помощи музы-дуры,
Переделываешь в свои посредине седых Микен:
2
И текут между пальцев, не ведая полумеры:
Вдохновенье и есть неудавшийся плагиат,
3
Ты - и некто вверху, как Харибда напротив Сциллы.
И, в потёмках склоняясь от дрёмы на грудь листа, -
4
Словно некая стража - со стороны снежной ночи.
Для тебя он - заранее Болдино, край страны,
5
Атмосферные игры не столько мистичны. Сколько
Неуместны. И в тёмных Сокольниках голове
14.01.97
Двора ночного,
Я скоро, может быть, сойду
С пути земного.
Когда один (нельзя двоим)
Спущусь глубоко -
Кто станет ангелом моим,
Кто будет Богом?
И почему - на высоте,
Внизу и между,
Мы вынуждены в простоте
Питать надежду
На некий разума предел -
На область духа?
Набат как будто не гудел,
Да слышит ухо.
Как нацию не выбирай -
Она режимна.
Известно, хаос (как и рай)
Недостижим, но
Не в этом дело. Потому
И в мыслях пусто:
Не доверяющий уму -
15.01.97
Удивлённых речей, или бывшую вместо них!
Как могла сочетать этот слух с глухотой, с нуждой
Дирижёра прервать моё соло, сказав: Ну, что
Так и будем молчать? Я смолкал, и осколки слов
Возвращались на кухню. И у четырех углов
Появлялась возможность им вторить - но и они
Скоро тихли, заметив, что вновь говорят одни.
У молчания не было тем, и я думаю: как узка
Тропка для толмача - за отсутствием языка,
И какой же проспект мы оставим для семьи
Приблизительных смыслов безмолвия, для семи
Дней недели, прошедших той осенью - чей парад
Завещал мне лишь боль, как оставленный транспарант.
Как ты трогательно ничего не хотела знать
О молчании. И я был счастлив, когда ты (знать,
Неспроста) отплывала на тесный балкон - курить,
Ибо видел, что больше не в силах тебя смирить.
Как я всё же ценил твою смелость! Никто до тебя не смог
Оценить эту форму любви, не приняв комок
Безотчётного в горле - за комплексы или стыд.
Я признателен тем, что я верен тебе. Простит
Или нет мне мой разум, но и до сих пор, храня
Эту верность, я твёрд - и никто не узнал меня
Так, как ты: за столом, где слова ещё ни к чему,
17.01.97
Не настал и, боюсь, не настанет,
Ибо если ума не достанет
У богов - то займут у людей
И отсрочат прибытие. Дом
Слишком стар, чтобы вынести гостя.
Дело вовсе не в старческой злости
И не в злости наследника: в том,
Что излишний, как только войдёт,
Будет смешан с другими в прихожей.
Стариковское зренье похоже
На обойный рисунок, и ждёт
Лишь момента, чтоб дернуть за шнур,
Включающий люстру. Кто б ни был
Ты, сулящий убыток и прибыль -
Ты, отчаявшись, выйдешь понур:
Не замечен, не узнан, не принят,
Не обласкан и им не отринут -
Ты уйдёшь. Этот путь на сей раз
17.01.97
Памяти Иосифа Бродского
В мечтах освободиться от халата.
Больницы плыли в сумерках, и в латах
Шли поезда, уже не чуя шпал.
Легчали ёлки. Цифра на щеке
Календаря впустила единицу
И замерла от страха разрешиться
Уродливым ребенком; и в руке
Хозяйки замаячили счета.
Домой брели, как будто уступая
Дорогу - ибо где-то шла слепая,
Но знавшая о будущем Тщета.
Спаситель вырос: девятнадцать лет
И сорок дней, помноженные на сто.
И детский шаг по утреннему насту
Вовсю хрустел - и оставался след,
Ведущий по известному пути:
Из будущего - в прошлое. И рядом
Плыла Нева с одним сплошным фасадом -
Медлительна, но вечно впереди.
И как бы с виду ни были просты
Глухие окна, брошенные гнёзда,
И на ладонь ловившиеся звёзды,
И на ночь разведенные мосты -
Всё это не для нас принесено:
Динарии машинных фар и блюда
Вечерних площадей, кристалл кино,
И в небе очертания верблюда.
Не в нашу кухню привела звезда
Через пустыни Финского залива
Горсть путников, идущих торопливо,
Идущих прямо, знающих куда:
Туда, откуда слышно «спи, сынок»,
На голос неоконченной кудели.
Пустая даль, пустые колыбели,
Арабский шёлк, от лихорадки ног
Дающий рябь, а временами - шторм,
Созвучный волнам ленинградских штор.
И в каждой бороде плеснула ругань,
И каждый думал. Что ещё сказать.
Родился шаг - и все пошли назад.
Шли по следам, уничтожая вехи.
Снег бушевал и налипал на веки,
Тюки брюхатил, гибнул в бороде.
И каждый думал о своей беде.
Боль множилась, и вывела из ночи;
Снег перестал, они открыли очи -
Как будто сняли календарный лист.
И каждый понял: мир, как ясли, чист.
Потеря есть материя. Она
Сама предмет, поскольку вызывает
Из памяти предметы, высыпая
Шкатулку существительных до дна.
Потеря сохраняет вещество
Потерянного, выдавая вместо
Лишь некий ключ - а не пустое место.
Я верую, что будет существо,
Способное понять невозвратимость
Как вещь; вернее - как необходимость
Не возвращаться, зная исподволь,
20.01.97
Молился укороченной строке,
И жил, как шум в опустошённом доме,
Волной на позабытом молоке.
Бемоль, неразличимая вдвоём,
И ловкость пальцев, странную на лире,
Я слышать стал в сознании моём.
В бегах от глаз - образовали звук.
И злым дуэтом скорость и беспечность
Листы марали без участья рук.
И разве что, оплошно находя
Среди бумаг былые многоточья, -
Их суеверно прятал, уходя,
Для тех времён, когда я, сквозь слезу
Увидев увеличенные блики,
23.01.97
Я возвышаюсь и гляжу с высот -
Я вижу новый мир, и он мне впору,
Как время - ходу комнатных часов.
И вон спешу, от наблюденья скрыт, -
Я чувствую, что знаю жизнь иную,
Чей торс трудом старательным изрыт.
И льется мат пришедших до меня
И после: я бывал и здесь когда-то,
Здесь пьют, мои куплеты помяня.
И мой от них настолько вдалеке,
Что стих уже свою не чует скорость,
31.01.97
© Илья Тюрин, Стихи, 1996-1997.
© Ирина Медведева, Составление, 2007.
© 45-я параллель, 2007.