Инна Кулишова

Инна Кулишова

(Опыт автобиографии)

 

Инна Кулишова«В разговоре с человеком трудно его в чем-либо убедить – нужно ему написать».

Сравнительно недавно прочла эти слова Бродского и в очередной раз нашла подтверждение неким своим мыслям, поступкам и не-поступкам. Иосиф Александрович для меня точнее всех точных и точечных по-прежнему.

К чему? Просто поняла, почему, например, мне легче писать письма, чем говорить по телефону. Нет, не переубеждать. Просто – чтобы сказать, надо написать. Наверное, потому и пишется (и не пишется, и тогда тошнота отнюдь не сартровская). Не знаю как, хорошо или плохо – и мне судить тоже, потому что «ты сам себе свой Страшный суд». Может, сие есть единственное оправдание рождения на свет Божий? Но надо оправдываться каждый день за те самые два таланта. Каждую секунду, и посему чувство вины перманентно.

...Видимо, было ещё холодно. Во всяком случае, об этом свидетельствует кинопленка (8 мм), запечатлевшая с помощью папы маму с бабушкой, забирающих меня из роддома в городе, именуемым «тёплым» в переводе.

Родилась 21 марта 1969 года в Тбилиси (чуть раньше – по сравнению с вечностью – этот день означил любимый Бах, некоторыми годами позже, эдак в 2000, ЮНЕСКО решило объявить сию дату Международным днем поэзии).

Что было дальше, сказать трудно. Детство, за некоторым исключением, состоялось райским: любовь близких – мамы, папы, бабушки, дедушки и прабабушки; ещё дом, двор и сад, яркие цвета и цветы. Касательно интеллектуальной жизни, с 1,8 месяцев читаю буквы, даже газетные, с 2 лет рифмую слова (что зафиксировано любящими родителями на бумаге и бобинах), с 3-х читаю книги. Стихов – Пушкина, Надсона etc. – лет в 5 знала наизусть больше, чем нынче. Самолёты различала по звуку, машины – по виду. С 6 лет пишутся стишки. Бывали гитарные и синтезаторные песенки. Закончились вместе с юностью.

В основном, происходили состояния и события, переросшие в состояния (из них одно из самых светлых, пожалуй, действительно, письмо ИБ, о котором упомянуто в разных местах не раз). В общем, «что выросло, то выросло». И заросло, отчасти, – будто «ушла в несознанку», так как прощать себе себя такую очень неохота (гм... много производных местоимения первого лица ед.числа). «И с отвращением читая жизнь мою», не оглядываюсь (увы, не Орфей) и, честно говоря, даже не читаю – отвращение перевешивает. Хотелось бы не столько хронологически – поневоле – следовать за днями, сколь – по воле – метафизически, опережая их.

Кажется, надо сказать пару слов об увлечениях – ориентирах в некотором смысле.

Причины постоянного неравнодушия – кино, театр, рисование. Музыка – слушать и догадываться. Когда-то интересовалась психологией, однако психотерапия etc. толчется в определенной степени в тех пределах души, которые ей, душе, известны очень хорошо. Она идет вовнутрь. Литература уводит душу и разум далеко, вовне, расширяя и увеличивая человеческий масштаб и «метафизический потенциал человека».

Основное качество – лень. Жизнь большей частью переходит в сослагательное наклонение. В «Метафизике поэтической кухни» Гандлевский написал: «Дело сделано. С приятным удивлением ты обнаруживаешь, что, несмотря на превратности сочинительства, стихотворение имеет смысл, и смысл этот на порядок глубже и великодушнее того, что ты обычно думаешь и говоришь». Есть у меня такое предположение, что человек, в Высшем смысле, приравнен к стихотворению, и одна надежда, что смысл человека окажется великодушнее его самого. Впрочем, надежда чем отчетливее, тем неопределеннее будущее. «Чем–тем» можно поменять местами. Да и, как говаривал небезызвестный Фрэнсис Бэкон, «надежда – хороший завтрак, но плохой ужин». Остается уповать на веру – они взаимоисключают друг друга: вера и надежда. Хочется жить и умереть без страха и упрёка. Хочется быть тем единственным, кто шагает не в ногу – ибо только они, одни они, а не «роты», правы. И – думать, идти дальше, независимо от величины физического и психологического расстояния до идиоматики родного языка, быта и бытия. Но главное – без страха и упрека. Пока учусь или не учусь. И повторяю вслед за Акутагавой, Бродским и другими единоязычниками: «У меня нет принципов, у меня есть только нервы».

Чувствую себя вне контекста, вне формата, вне любого «истэблишмента». Не потому что такая гордая – так вышло. А может, и хорошо. Хотя ещё не истребила в себе охоту общаться с теми, с кем любой разговор имеет смысл.

Что из официального можно вспомнить?

Кандидат-научный-филолог, занимаюсь и журналистикой, культурной. Из бумажных публикаций – стишки и статейки в журналах, газетах, книгах Грузии, Израиля, США, России, Англии, Дании (из того, что помню). Есть переводы на местный и английский (Антология «Modern Poetry in Translation», пер. Д. Уэйссборта, Лондон, и «An Anthology of Contemporary Russian Women Poets», University of Iowa, USA). Интернет-публикации в Интернете можно найти. Есть книжка, выпущенная в Израиле в 2000 году – «На окраине слова». Как раз там я написала, что, по сравнению с публикациями, читать и писать интереснее, в истинном случае – неизбежнее. Хочется истинного.

Подборки стихотворений